Теперь и Архелия, после безвременной кончины матери, стала подниматься вместе с отцом. Перво-наперво управлялась возле скотины, делала самые неотложные дела по хозяйству, а уже потом приводила себя в порядок – мылась, расчесывала свои черные слегка вьющиеся локоны и завтракала. Затем могла часик-другой заниматься, чем хотела – хоть читать, хоть смотреть телевизор, хоть сходить куда-нибудь, например, к подруге Зойке, жившей на другом конце их села Талашковки. А часиков в одиннадцать девушке нужно было опять закатывать рукава и приниматься за работу: доить Березку, кормить телку, бычка, свиней и птицу, убирать навоз из хлева, потом готовить ужин…

В это утро Архелия решила навестить старую Евдокию – родную тетку покойной матери, сестру бабушки Настасьи. Евдокия эта появилась в Талашковке совсем недавно – и месяца еще не прошло с момента ее приезда. Поселилась в опустевшей хате Настасьи. А та как раз уехала со своим мужем дедом Анатолием в областной центр, в Полтаву, точнее – не в саму Полтаву, а в пригород. Сын деда Анатолия – Григорий Одинчук – выстроил большую домину на берегу Ворсклы, но его холеная супруга не захотела бросать квартиру в центре. И получилось, что новостройка осталась пустой, незаселенной. Чтобы ее не растянули по кирпичику прыткие соседи, Григорий и попросил отца поселиться в новом доме вместе со своей Настасьей, на которой женился после смерти матери, Софьи Тарасовны. Старому Одинчуку, давным-давно пенсионеру, ничего не оставалось, кроме как согласиться. Он продал свою хату в Талашковке, погрузил вещи в фуру и вместе с женой отправился на новое место жительства. Настасья же свое жилище передала сестре – бабе Евдошке, которая никак не могла ужиться с невесткой и искала себе пристанище. Правда, ходил слушок, что невестка тут ни причем. Вроде как в том селе, в Юрасовке, где раньше обитала старая Евдошка, ее сильно невзлюбили люди. Невзлюбили настолько, что кое-кто даже обещал спалить ей хату. Попала же бабка в такую немилость из-за того, что, дескать, делала сельчанам разные пакости – за хорошую мзду могла навести порчу, наслать болезнь, приворожить какой-нибудь девахе парня, а то и приглянувшегося мужика, отвратив его от жены да малых деток.

Архелия не особо верила всем этим россказням. Баба Евдошка ей нравилась – веселая, говорливая, приветливая и хлебосольная. Девушка уже трижды была у нее в гостях и каждый раз угощалась чем-нибудь эдаким – драниками, гречаниками и отменным домашним пивом, которое получалось у старушки и хмельным, и пахучим, и вкусным-превкусным.

Идти Архелии было недалеко, на соседнюю улицу. По дороге зашла в магазинчик, купила бабке кулек шоколадных конфет – та их просто обожала – да пачку простых, мужицких, сигарет, так как Евдошка покуривала и покуривала именно такие – без фильтра.

Приблизившись к знакомому двору, девушка увидела, как из калитки торопливо вышла какая-то молодая женщина, не из местных. Хотя только заканчивался октябрь, и погода стояла еще довольно теплая, на этой даме была короткая меховая шубка и длинные до колен сапоги на шпильках. Она пересекла улицу, подбежала к белому легковому автомобилю с нанесенными на дверь шашечками такси и села в него. Машина тут же стала отъезжать. Архелия удивленно проводила ее взглядом: странно, кто это приезжал к Евдошке? Уж не невестка ли мириться?

Бабка сидела в светелке на топчане и что-то пила из маленькой зеленой кружечки. Увидев девушку, радостно воскликнула:

– Внученька! Вот молодец, что пришла.

– Только что я встретила женщину у калитки, – заговорила гостья, обнимая старушку. – Это твоя невестка?

– Что ты! – засмеялась Евдошка, вставая с топчана и потирая рукой поясницу, обвязанную толстым шерстяным платком. – Моя невестка совсем другая – маленькая, толстенькая, конопатая. А эта, ты же видела, какая – прямо фифа!

– А кто она? – Архелия положила на столик, приставленный к окну, свои гостинцы и вопросительно взглянула на хозяйку.

Та усмехнулась, подошла к старенькому серванту, взяла с полки точно такую же кружечку, как у себя, и протянула девушке:

– Вон на столе банка, налей себя, внученька пивка! Доброе пиво у меня получилось, – и только усевшись на место, пояснила: – Это ко мне приезжала дочка сельского головы из Юрасовки. Дело у нее одно было…

Архелия наполнила свою кружку напитком, с удовольствием пригубила и спросила:

– Серьезное дело?

Евдошка немного помялась, взглянула на внучку как-то уж очень пытливо и тихо произнесла:

– Муж от нее ушел. Вот она и приехала ко мне за помощью.

– А чем ты ей можешь помочь? – удивилась девушка.

– Да могу! – небрежно обронила старушка, поднося кружку к губам.

– Ты меня заинтриговала! – воскликнула Архелия, вспомнив странные разговоры сельчан о Евдошке. – Расскажи!

– Да что ж рассказывать, милая! – криво усмехнулась бабка. – Заговор я знаю один, который любого мужика к своей супруге воротит. Только к этому заговору еще нужно обряд провести, простенький, незатейливый обряд.

Девушка озадаченно посмотрела на Евдошку. Затем присела рядом с ней на топчан и поинтересовалась:

– И многим ты помогла?

– Многим, внученька, многим!

– То есть ты чары знаешь? Магию?

Старушка кивнула.

– Но откуда?

– Да как тебе сказать, – задумчиво произнесла Евдошка. – Когда я была еще совсем молоденькой, вот такой, как ты сейчас, одинокая старая женщина – Катерина – из нашего села как-то позвала меня к себе. Я пришла. Она поговорила со мной о том, о сем, попросила что-то там, уж не помню, сделать ей по хозяйству. Потом я снова к ней приходила. В общем, вскоре мы подружились. Катерина впоследствии и научила меня многим интересным штучкам, передала свои знания, свой опыт. Когда она умерла, ее дом по завещанию достался мне. Но жить в нем было невозможно, пришлось продавать, притом за бесценок…

– Почему жить было невозможно? – еле слышно спросила Архелия. Слова старухи повергли ее в изумление и даже панику: это что же получается, баба Евдошка – ведьма?! А как иначе назвать женщину, которая умеет колдовать?

– В той хате такое ночами творилось, что и описать нельзя! – со вздохом проговорила бабка.

Девушка не стала уточнять, что именно творилось в доме покойной Катерины. Сидела, притихнув, и боялась поднять глаза.

– Да ты, внученька, не думай ничего плохого! – успокоила Евдошка. – Я мало чего умею, мало знаю. Только и могу, что загулявших мужей к женам возвращать да девкам парней привораживать. А зла понапрасну никому не делаю.

Архелия поднялась, подошла к столу, плеснула в свою кружку еще пива и промолвила, тряхнув кудрями:

– Удивила ты меня, бабушка…

– Да чего ж тут удивляться! – засмеялась та. – Разве тебе не приходилось слышать, что некоторые люди обладают необычным даром? Ну, хоть и экстрасенсы эти, они ведь многое могут. Вот и я экстрасенс! Разве я в том виновата?

– Нет! – замотала головой девушка, подумав. – Не виновата.

– И я ж говорю, что не виновата! – подытожила Евдошка и, кряхтя, опять начала подниматься со своего места. – Садись за стол, внученька, я тебя покормлю. Я такой вкусный суп с галушками приготовила! Вот попробуй!

– Попробую, – согласилась Архелия. Слова бабки об экстрасенсах немного успокоили ее. Ведь действительно, есть же люди с необычными способностями, их вон и по телевизору показывают. Так что, они все ведьмы и колдуны? Нет, конечно.

Поев супчика и еще немного поговорив со старушкой, Архелия отправилась домой.

Возле сельского клуба встретился ей Микола Грицай, сын дядьки Михайла. Он шел, видать, со школьной котельной, где работал посуточно с двумя сменщиками – Петькой Гнездиловым и дедом Зиновием Воропаем. Подтянутый, красивый, слегка заносчивый, Микола очень нравился девушке, как, впрочем, и многим другим барышням Талашковки. Впервые Архелия обратила на него внимание два года назад, когда он вернулся из армии. Но ей тогда не было и шестнадцати, и всерьез претендовать на благосклонность парня она не могла. Около года назад он женился на дочери завуча школы двадцатилетней Дианке – студентке-заочнице Полтавского педуниверситета.