Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Это же совсем рядом, я живу на углу Зверинской…

1.33. Таперича — не то, что давеча

Петр мысленно переодел Пайкина в суконную тужурку, добавив для полноты образа полотенце через руку. Глава администрации стал неотличим от сытого, угодливого приказчика в питерском трактире начала века. Да, именно так выглядели на старинных фотографиях: расторопные, услужливые

— Вы же видите, в каком состоянии район, — громко говорил Пайкин. Когда я принял дела, то обнаружил, что территория практически не убирается. На улицах горы снега, грязь, а в некоторые дворы просто страшно заходить!

— А ведь там дети гуляют, — поддакнул Петр.

— Мы постараемся сделать все, чтобы у детей, когда они вырастут, не было повода для упреков в адрес власти…

— Да, вы уж постарайтесь, — не сдержавшись, буркнул Петр.

— Что вы сказали?

— Я говорю, что не надо ждать, пока они подрастут.

— Да, да, конечно. Мы не ждем, мы работаем! Недавно добавили к нашему социальному комплексу замечательную столовую на 60 мест. Обеды в ней бесплатные — по талонам либо очень дешевые. От силы- 5 тысяч рублей! Зайдете — удивитесь: современное оборудование, жарочные плиты, участок холодных закусок, мини-пекарня — в общем, все, даже туалеты, отделано по евростандарту! В ближайшее время откроем фирменный магазин, начнем торговать дешевыми продуктами с минимальной торговой наценкой. — Пайкин говорил с искренним увлечением, как о вещах, которые хорошо знает.

— Борис Романович, — прервал его Петр, — но проблемы района и его жителей одними социальными мероприятиями не решишь. Вот, например, состояние квартир…

— Понял. — Пайкин порылся в бумагах и, достав нужную, стал читать: «В Петроградском районе 1072 жилых дома. Из них 83 процента дореволюционной постройки. Все они нуждаются в капитальном ремонте. А за годы работы прежней администрации реконструировано всего 8 домов».

Он оторвался от бумаги и, посмотрев на Петра, добавил:

— Это практически ничего! К тому же при Кошелеве поощрялась порочная практика так называемого выборочного капремонта. В некоторых домах инвесторы ремонтируют то пять, то восемь квартир. Половину забирают себе. Ясно, что качество ремонта в «своих» и «районных» квартирах очень различается.

— Мы, кстати, получили письмо. Жильцы, кажется, со Зверинской улицы, жаловались, что недавно в их доме одну квартиру отремонтировали, а в других все осталось, как было, — Петр сделал вид, что не знает подробностей, и неза метно включил диктофон, лежащий в кармане. — Борис Романович, говорите, пожалуйста, погромче — после болезни плохо слышу…

— Говорите, на Зверинской? А какой номер дома? — Пайкин перелистал одну из лежавших перед ним справок. — Нет, на этой улице никаких ремонтов не проводилось. Разве что сами владельцы за свой счет…

— Жильцы утверждают, что работы вела мэрия для председателя Законодательного собрания Кравцова. — Петру показалось, что в глазах Пайкина мелькнул испуг.

— Мне рекомендовали вас как очень хорошего журналиста. Скажу только вам и по секрету: это была провокация, это был сговор между Кошелевым и Кравцовым, чтобы опорочить мэра. Целый заговор коммунистов и КГБ. — Он подозрительно оглянулся и почти слово в слово пересказал последнюю статью Петра.

— Я тоже слышал об этом, — сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, сказал Петр. — Говорят, там не только обком, там Москва! Всем заправляют из Москвы.

— Вы правы. Но ничего у них не выйдет. Ими уже занялись, очень серьезно занялись.

Петр услышал тихий щелчок — диктофон отключился, видимо, кончилась пленка. Но Пайкин ничего не заметил и продолжал рассказывать. Он говорил так долго, что Петр перестал понимать о чем. Полученной кипы справок и документов за глаза хватало, чтобы, не задумываясь, выстроить связное интервью.

«Все равно никто читать не будет», — ухмыльнулся он про себя.

— Я слышал, что суд восстановил Кошелева в должности, — уже вставая, произнес он.

— Меня назначил мэр! — ответил Пайкин и, доверительно взяв Петра за локоть, шепнул: — Все меры приняты, меня сам Анатолий Александрович заверил, что проблем с Кошелевым не возникнет.

«Вот дубина, да ты в подметки Кошелеву не годишься», — злорадно подумал Петр. Но, прощаясь, бодро подтвердил:

— Конечно, конечно, не возникнут!

Стоявший у дверей администрации милиционер вытянулся и отдал честь. В ответ Петр кивнул. Садясь в поджидавшую черную «Волгу», заметил двух глазевших на него девушек. Ему было приятно, очень приятно, но если бы спросили, он ни за что бы не признался. Даже самому себе. Автомобиль тронулся, и Петр не стал оборачиваться.

* * *

На свежеокрашенной двери его кабинета черная табличка с золочеными буквами выглядела очень респектабельно: «Заместитель главного редактора Петр Андреевич Рубашкин. Прием граждан: вторник, четверг и пятница с 10 до 12 часов». Граждане, правда, не досаждали. За всю последнюю неделю забрела только одна старушка с жалобой на вернувшегося из армии внука. Петр напоил ее чаем и спровадил к соседям, в отдел семьи.

Он едва успел разложить привезенные от Пайкина бумаги, как зазвонил телефон — срочно вызвал главный редактор.

— Вы давно были в мэрии? — спросил Ефремов. Он выглядел озадаченным и не скрывал растерянности.

— Вчера.

— Вам новых инструкций не давали?

— Мне вообще никто не смеет давать инструкций- ни новых, ни старых, заносчиво ответил Петр. В последнее время он почти открыто насмехался над Главным; а тот делал вид, что не замечает. — А что случилось?

— Вчера создана комиссия для проверки опубликованных в печати обвинений против Кравцова.

— Это же хорошо! Мою статью в мэрии одобрили, значит, комиссия ее подтвердит…

— Комиссию возглавил Чаус. Мне звонили из его секретариата: складывается мнение, что Кравцова оклеветали!

— Не может быть! — удивился Петр, лихорадочно вспоминая, как хвалили его статью в Смольном. Если слова Ефремова подтвердятся, то их обоих ждут крупные неприятности.

— А сегодня по факсу пришло заявление самого Кравцова, — добавил Ефремов, протягивая свернутый в трубочку листок.

«Заявление для прессы председателя Законодательного собрания Санкт-Петербурга Ю.А. Кравцова.

В конце марта в одной из независимых петербургских газет появилась статья, поведавшая читателям некую „загадочную, полудетективную историю, случившуюся на Петроградской стороне“. В статье делаются намеки на возможные злоупотребления, допущенные при ремонте квартиры, принадлежащей моей жене…»

«Да уж, такой независимой, просто сапоги всмятку!» — подумал Петр и вслух возмутился:

— Какие намеки? Мы без всяких намеков пишем — была взятка!

— Не мы пишем. Вы пишете! — злорадно заметил Ефремов.

— Можно подумать, вы ни при чем, — огрызнулся Петр.

— Вы не рядовой журналист, вы заместитель главного редактора. И не притворяйтесь! Вы хорошо знаете, что я был против вашего назначения…

Петр понял, как будет вести себя Ефремов — свалит всю вину на него, а сам выкрутится: мол, виновник уволен!

Промолчав, он стал читать дальше:

«Большинство приведенных в статье сведений, в том числе и сумма израсходованных средств, стали для меня откровением. Немедленно после выхода публикации я обратился к мэру Санкт-Петербурга с просьбой о проведении проверки. Надеюсь, что ее результаты покажут всем, как обстояло дело в действительности. Хотя мне уже сейчас ясно, что мы имеем дело со спланированной и целенаправленной политической акцией, об истинных организаторах и целях которой я могу только догадываться.

Очень непросто идут сегодня процессы согласования решений законодательной и исполнительной власти. И кого-то, видимо, не устраивает уход от взаимной конфронтации властей. И вот корреспондент Рубашкин предлагает отправлять наших граждан на лесоповал, призывает к репрессиям. „Может быть, взорвем бомбу?“ — вопрошает этот зарвавшийся интриган.

Эффект от таких террористических „взрывов“ может быть только один дестабилизация политической обстановки накануне выборов губернатора Санкт-Петербурга и Президента России!

32
{"b":"285522","o":1}