— Я спросил, как она из Москвы аж в Синельниково попала. Но Лизе очень тяжело было разговаривать, — говорил дальше Константин, — и она только прибавила, что другие детали может ему рассказать ее подруга Неля.

— А фамилию ее ты знаешь? — спросил кто-то у Константина.

—

Девичья фамилия Нели — Потомака, а по мужу она теперь Серебро.

— Да не Нели, а своей бывшей невесты, — раздражился из-за непонятливости родственника Денис Митрофанович. — Так же? — спросил он у слушателей. — Я правильно понял ваш вопрос?

— Правильно.

— Лизину? — удивился Константин. — Как же не знать? Паперовская.

— И когда вы с ней это самое… ну, сблизились и когда она родила?

— Дату я, конечно, забыл. Это произошло где-то в середине августа. Я еще сказал тогда, что в сентябре она поедет на учебу уже замужней женщиной. А когда родила…

— Вы сказали, что в лицее она училась расписывать ткани. А где она собиралась работать? — с одной ей понятной заинтересованностью спросила Татьяна.

— Это же был лицей, — ответил Константин. — У них там направлений на работу не выдавали.

— А как и куда обычно трудоустраивались выпускники лицея?

— Не знаю. Ну, например, к ним приезжали представители разных предприятий, проводили конкурсы, а потом победителей приглашали к себе на работу. Лиза, например, на первую практику попала на ткацкую фабрику в Иваново. Может, и в дальнейшем работала там. Не знаю.

— И что, ты считаешь, что это может быть твой ребенок? — спросил Игорь Свиридович. — Та подруга, Неля Потомака, тоже с Лизой училась? Где ее искать?

— Где искать не знаю, а учились они в одной группе. Ребенок, вы говорите… Может, и не мой. Поэтому-то я и приехал сюда сам, без жены. Хочу заехать в Синельниково, узнать обо всем. Год ее рождения мне известен. Сейчас той девушке уже двадцать пять лет стукнуло. Не дай бог, чтобы она оказалась моей — жена меня загрызет. У нас своих двое.

— Так зачем вам хлопотать, тратить время и деньги? — почти радостно вскинулась Татьяна, будто устраивать чужие проблемы было ее призванием. — Давайте все сведения мне и езжайте на море, а я все разведаю и сообщу вам.

— А это удобно? — спросил Константин и его глаза заблестели надеждой.

— Во-первых, я живу в Синельниковском районе, во-вторых, работаю в государственном учреждении, кстати, с детьми. Мне совсем не сложно будет найти здесь следы вашей Лизы, а потом и брошенную ею девочку. Так она уже умерла?

— Умерла, — подтвердил Константин. — А мне такие хлопоты в наследство оставила.

— Для чего? — поинтересовался Глеб Евгеньевич. — Что она от тебя хотела?

— Теперь мне кажется, только для того, чтобы я мучился совестью. Я почти уверен, что ребенок не мой, но это дело такое, что я могу и ошибаться. Надо все проверить.

— А вдруг ты найдешь того ребенка — теперь уже молодую женщину, а она окажется неустроенной, несчастной, будет нуждаться в помощи. Что ты будешь делать с таким переплетом, когда у тебя нет полного согласия со злой женой? — спросил Игорь Свиридович.

— Это будет ужасно, вы правы. Моя жизнь превратится на ад. Но как я могу спокойно жить, зная, что где-то есть мое дитя, которое, может, страдает?

— Не о чем говорить, — сказала Татьяна и резко встала. — По всем соображениям за это дело лучше всего взяться мне. Давайте все сведения о вашей девушке Лизе, ее подруге Неле, о других возможных действующих лицах этого приключения и свои реквизиты, я запишу. И ни о чем плохом не думайте. Хорошо?

После этой беседы истекло не больше месяца. В квартире Кости, который только что вернулся с отдыха, вечером прозвучал телефонный звонок. К счастью, он сам подошел к аппарату.

— Слушаю, — отозвался тихо, шестым чувством ощутив совсем неопределенно, что сейчас узнает что-то решающее для себя. И, как ни удивительно, не ошибся.

— Это Татьяна, — сказал радушный женский голос. — Из Синельниково, помните?

— Да, — у Константина от напряжения задрожали губы. — И что? Что вы мне скажете?

— Успокойтесь, — ответили ему на том конце провода. — Вам Неля, подруга вашей девушки, не говорила, на какую фамилию Лиза могла записать девочку?

— Нет, я ведь с Нелей не виделся. Вы… вы что-то нашли? Говорите, я ко всему готов.

— Да не волнуйтесь вы! — прикрикнула на Костю Татьяна. — Я ничего не искала. Просто не хотела сразу вам открываться. Мне тоже надо было прийти в себя.

— О чем вы говорите? Вы же обещали…

— Дело в том, что речь идет о мне.

— Как? — замер Константин. — Вы — Лизина дочка.

— Думаю, да. Я еще буду уточнять. Но одно знаю наверняка: меня родила молодая девушка, которая, будучи беременной, ехала московским поездом или в Симферополь, или из Симферополя. В поезде у нее начались схватки и ее сняли в Синельниково, чтобы отправить в больницу. Здесь она родила девочку, которую позже записали Татьяной Ивановной. При роженице нашли удостоверение работницы Ивановской ткацкой фабрики, выданное на имя Проталиной Вероники Федоровны. Скорее всего, это было выдуманное имя, так как еще в юности я туда ездила и узнала, что такой работницы там никогда не было. Тем не менее это было позже. А при рождении меня в соответствии с этим документом записали на фамилию Проталина. Очень много совпадений, чтобы не быть правдой, так же?

— Чистейшая правда! Я вам вот что скажу: Вероника Федоровна — это Лизина мать, а Проталина — ее девичья фамилия. Это какое-то чудо! А относительно поддельного удостоверения… Извините, но Лиза же была художницей, — оживленно говорил Константин. — Видите, она все сделала для того, чтобы девочка не потерялась среди людей, чтобы со временем ее можно было найти. Таня… — его голос потеплел.

— Нет, — перебила его Татьяна. — Я родилась в конце августа, так что моим отцом вы быть не можете. Но вы мне помогли узнать, кто моя мать. И я вам очень признательна за это, очень! А своими сведениями о Лизиной матери только что окончательно развеяли мои сомнения. Я теперь точно знаю, кто меня родил. Моя мать была права — людьми правит жребий. В данном случае это был счастливый жребий, так как организовал нашу с вами встречу. Всего хорошего!

Настала поздняя осень. Было довольно прохладно, но дни стояли погожие, солнечные. От таких перепадов температуры ночью выпадали густые росы и туманы и увлажняли землю, делая ее празднично чистой. Тем более что листва не спешила опадать с деревьев и, осветленная возрастом до прозрачно-лимонного цвета, придавала природе светлости и хрупкой беззащитности. И такой непорочной была та беззащитность, что навевала людям благоговение перед ней, желание если не помочь окружающему миру в такой беде, то хотя бы не мешать ему погружаться в зиму.

Татьяна, собираясь ехать в Москву, весь день провела в хлопотах, суматохе, несколько раз бегала к Любови Петровне помочь ей, так как по предварительной согласованности с Эдмондом Германовичем брала с собой и Игоря Свиридовича. И только перед закатом остановилась, чтобы полюбоваться, может, последними погожими днями. Почему-то подумалось о том, что такая всеобъемлющая беззащитность умиляет людей, облагораживает, делает их милосерднее и вообще пристойнее — вот даже не слышно стало ненавистного грохотания проигрывателей, которым кое-кто последовательно и настойчиво доводит себя до тихого помешательства, а затем лишается нормального восприятия жизни.

Так и грудные дети — исключительно беспомощностью приковывают любовь взрослых людей к себе, вызывают желание самозабвенно служить им, терпеливо нянчить их, исполнять нелегкий долг воспитания личности. Какими же немилосердными могли быть те обстоятельства, что принудили молодую девушку Лизу Паперовскую бросить своего ребенка и не забрать его, когда жизнь немного наладилась? Или юной еще была? Но ведь много девочек сызмала так привязываются к своим младшим братикам и сестричкам, даже к подопечным домашним животным, котикам и собачкам, что не хотят разлучаться с ними. Значит, молодостью объяснить такую черствость нельзя. Нет, это ничем объяснить нельзя, а потому не следует искать и анализировать ни мотивы, ни обстоятельства, ни недостатки характера. Это можно просто принять как явление, которое из-за множества неблагоприятных совпадений иногда случается в обществе, и не стараться подходить к нему со своими мерками. Никого не надо осуждать. Конечно, если говорить все-таки о моральном человеке, не зараженном эпидемией аутизма и безответственности, разгуливающей сейчас среди тех, кто «выбирает кока-колу» или прихлебывает слабоалкогольные напитки.