— Я не о тех хлопотах. Эта пластическая операция и изменение лица так повлияли на меня, что я ощущаю себя другим человеком, будто сама себе чужой стала, не только на тебя другими глазами смотрю. А авария вообще высвободила во мне какую-то неизвестную раньше силу. Ой, задам я тебе перца, мальчик, не рад будешь!

— Так я тебе больше не нравлюсь? — у Григория аж глаза рогом полезли. Что его уже могло напугать после бешеной Карины? Поэтому он и осмелел. — Таня, то, что ты и я пережили в связи с твоей операцией, не может быть напрасным. Говорю же тебе, это нам судьба испытание послала. Прислушайся в конце концов к ней, ведь мы выдержали это испытание.

— Может, и судьба. Разберемся, — пообещала Татьяна. — Ты, главное, не волнуйся. Я выпишусь отсюда, ты меня отвезешь домой, побудешь возле меня, пока я освоюсь в доме, а потом поедешь к себе. Мне надо прийти в себя, вспомнить себя, посмотреть на тебя со стороны, познакомиться с твоим образом жизни. Оглянуться в селе, понимаешь?

— Хорошо.

Вот так они поговорили о своем будущем. Короче, зря он страшил себя — вместо того чтобы стать для Татьяны опорой, он, похоже, поймал жар-птицу, обещающую принести ему нормальную супружескую жизнь. Татьяна же в конце концов не отказала!

В гости к Григорию Татьяна попала не скоро.

Сразу после больницы она еще восстанавливала здоровье амбулаторно, а потом вышла на работу и в связи с экстраординарным случаем попросила отпустить ее в отпуск без содержания до конца лета. В районо ей пошли навстречу и в виде исключения разрешили заниматься своим полным выздоровлением.

Шрамы и рубцы, толстые и покрасневшие, что остались у нее на лбу и на подбородке, конечно, портили ее вид, хотя по сравнению с прошлой внешностью она была просто волшебной красавицей. Татьяна не помнила своей пластической операции, только знала, что она имела место и что сопровождалась осложнениями и аллергией от лечения воспалений. Поэтому ехать в Киев на улучшение внешности больше не желала. Начались длинные поиски более хороших специалистов в деле косметической хирургии. Татьяна ездила в Днепропетровск в частную клинику, говорила там с хирургами, изучала оборудование и новые методики, взвешивала тамошние условия, расспрашивала об их коллегах, консультировалась, как ей лучше сделать. Дело было не в деньгах. Но провинция оставалась провинцией.

Общеизвестно, что лучшие пластические хирурги работают в Бразилии. Наторели на изменении внешности бывших нацистских преступников! Но сейчас они специализируются на играх с силиконом, на основательном изменении черт лица. Татьяне первое не надо было еще, а второе не надо было уже. Вот она и выбирала между хорошим опытом, который мог обеспечить наименьший риск, и новейшей технологией. В конце концов выбор пал на частную Московскую клинику «Богиня» доктора Эдмонда Ситника. Там ей назначили прием на конец мая.

Татьяна не торопилась, так как просто не знала, как жить дальше, во всяком случае так можно было подумать, глядя на нее со стороны. Память исподволь восстанавливалась или, может, рождалась сызнова в новых контактах с людьми. Все меньше случалось недоразумений, хотя мелочи и незначащие события прочь провалились в небытие, как будто их не было, и иногда от этого все-таки возникали неудобные моменты. Например, в разговоре с Петром Змиевским она упомянула о том, как Григорий ставил ему горчичники.

— Да это же не я клиент Григория, а Сашка, сосед его, — расхохотался Петр. — Мне Ирина такие горчичники каждый вечер ставит, что куда там Григорию!

— Ой, я что-то напутала, — смутилась Татьяна. — Извините. Мужчины все-таки остаются для меня чем-то непостижимым.

— Бывает, привыкнешь, — безобидно похлопал ее по плечу Петр.

В другой раз она поблагодарила свою коллегу учительницу Зуеву за замечательный хворост, которым та когда-то ее угощала, а бедная Мокрина Ивановна чуть не потеряла дар речи.

— Какой хворост? Я и сама печенного не употребляю из-за его вредности для печени, и других не угощаю, и печь не умею. А вот то, что ты забыла мои картофельные зразы с потрохами и грибочками, мне обидно.

— Ой, вижу, как долго я дома не была! — засмеялась Татьяна. — А зразы ваши забыть невозможно, более того — невозможно прекратить мечтать о них. Жаль, что после аллергии, которая со мной случилась после операции, мне надо придерживаться диеты.

Так вот, за Татьяной закрепилась слава чудаковатой девушки, причем теперь всем казалось, что она такой и была, ведь недаром же поехала лицо переделывать. Просто раньше в ней этому не придавали значения. А теперь — после многих стрессов и травм, которые она, пережив сама, доставила и своим знакомым, — ее странноватость начала ими осознаваться. Вот и все, значит, это надо принять как должное и не переживать.

Она стала более нервной, но и более инициативной и уверенной в себе, держалась независимо от людей и обстоятельств. Короче, то, что выпало на ее долю, наложило свою печать не только на характер, но и на тип личности. Из форменной флегматички, она стала подвижной сангвиничкой, едва не более того.

С Григорием после своего возвращения из больницы Татьяна старалась не встречаться. А тот от этого страдал, да еще и люди прибавляли ему неприятностей, реагируя в каждом случае на свой лад: кто радовался, кто сочувствовал, а кое-кто и откровенно злорадствовал.

Как-то в воскресенье пошел он на местный базар, чтобы купить домашнего сливочного масла — любил грешным делом намазать его на хорошую краюху хлеба, сверху смазать медом и съесть, запивая горячим чаем, — а здесь и все активные свидетели драмы собрались.

— Здравствуйте, именинник! — первой раззявила вершу Дарка Гнедая, картинно раскланиваясь с ним издали перед всеми людьми, что повылезли в центр себя показать.

Вот гадючья порода, не приведи Бог! И как он раньше он не замечал, что она такая зараза? На месте Юрия он бы ее каждый день лупцевал для профилактики. Уже как будто объяснились были, когда Татьянину спасительницу хоронили. Нет, снова цирк устраивает!

А Дарка тем временем продолжала смеяться над ним:

— Ну что, тютя, дождался, что Татьяна тебя и видеть не желает? Вот чучело гороховое!

Вообще-то, в Даркином тоне исчезла враждебность и ощущалось то ли сочувствие, то ли пожелание на вешать нос, короче, было в нем что-то по-человечески чуткое, если это поймут вежливые наблюдатели.

— Вижу, Татьяна вошла в полную боевую форму, — припряглась к этой дурынде дочка тетки Флоры, Ирина Змиевская. — Теперь я могу успокоиться, больше мне не придется его от разных авантюристок спасать, — и засмеялась, вытаращившись прямо Григорию в глаза. — Да, сосед?

— Да идите вы к черту, зубоскалки! — махнул на них Григорий рукой. — Вмешиваетесь к другим, а на себя не смотрите. Сказать что-то в ваш адрес или оставаться умнее вас?

Бойкие женщины прикусили языки, но было уже поздно, к ним присоединились другие, кому Григорий был небезразличным.

— Зачем самостоятельной девушке нужен такой дундук[27] — аж зашлась мелкой местью Клавка Солькина, и видно было, что она только искала возможности выговориться. Кажется, только что мясо у Дмитрия Рубцовая покупала, а уже здесь как здесь жало высунула: — Татьяна в столице насмотрелась на лучших, а может, познакомилась с кем-нибудь из них и вот ждет в гости. Там же в больницах и мужчины, случается, образ лица себе ремонтировают, пусть не красавцы, зато состоятельные. А этот что? Мало, что мешок мешком, так еще и добытчик такой себе, неважный. Подумаешь, на машине он ездит! Подарили за идиотизьму, вот и ездит, а как заберут ее у него, так будет ездить задом по печи или верхом на палочке.

— А ты бы лучше помалкивала, — вдруг развернулась Дарка Гнедая и заступилась за своего «крестника». — Скупилась у него на тыквы-овощи, так хоть не напоминай людям об этом. Почему это он не добытчик? Он после работы под буфетом не валяется, в домино не играет и на скамейке за воротами пузо не чешет. Закрывай лавочку, твой товар не имеет спроса!