«Кто-то устроил погибшего на ночлег, — подумал Денисов. — А когда случай свел его самого с попавшей в беду девчонкой, он, в свою очередь, не раздумывая, рекомендовал ей простых радушных людей, которые не оставят человека на улице…»

Розыск исчезнувшего спутника Захаровой начать следовало с Каланчевки — прилегающему к площади трех вокзалов району. Поэтому первым делом Денисов позвонил Грибову -старшему оперуполномоченному на Курском, — Денисов называл его «ночным» за пристрастие к вечерним сменам.

— Если он действительно в т о й гостинице, найдем. Никуда он не денется! — Грибов с ходу включился в розыск. Был он немолод, на все случаи жизни имелись у него свои, часто совсем неожиданные приговорки. — Не надо только круглое тащить, Денис, а плоское катать… Значит, невысокий, в куртке с белыми полосами? Я узнаю. Ночью, после часа, будь у себя. Позвоню. Договорились?

— Да.

Он положил трубку, сосед-оперуполномоченный открыл дверь:

— Спички есть, Денис?

— Возьми. — В столе лежали спички, сигареты, коллеги из группы по борьбе с кражами это знали. — С портфелем пока глухо?

— Сам знаешь! Что ищешь — оно всегда в противоположном отсеке, в последней секции, в самой крайней ячейке.

Уходя, оперуполномоченный подошел к окну:

— И погода к тому же! Убийственная… — Фраза неожиданно обнаружила второй — зловещий смысл.

Денисов спустился вниз. В дежурке Сабодаш объяснял по телефону:

— Отвезешь постановление о назначении комплексной судебно-медицинской и судебно-баллистической экспертиз. Да, в Лефортовский морг. — Увидев Денисова, он выложил на пульт несколько исписанных листов. Шепнул: — По твоей просьбе. Из Ртищева.

«Миронова А. С. Тамбов, Советская, 3-8», «Чермашенцев К. С.» — Денисов просмотрел список по диагонали. -«Шинкевичи — дер. Холмово, Можайский район…» — Это были пассажиры вагона 4 поезда Москва — Тамбов.

— На всякий случай в пятом тоже переписали… — предупредил Антон.

Итоги резюмировала подколотая к спискам телеграмма:

«Опросом бригады поезда 441 Москва — Тамбов отставших поезда пассажиров не установлено вещи без владельцев вагонах не следуют мужчина схожий по приметам погибшим при посадке проводникам не обращался установить очевидцев преступления не удалось. Зайцев».

Рядом, на столе, Денисов увидел расчерченный на квадраты бланк с образцами ткани — печально известная «Карта неопознанного трупа». Лоскуты одежды — сорочки, костюма, носков.

На пульте зажегся сигнал — Сабодаш в двух словах закончил разговор, его ждал новый абонент.

Денисов пошел к дверям.

— Далеко? — спросил Антон.

— В ресторан. На Курский.

— Я думаю, они нарочно это подстроили. Парень ушел, девица не успела. — Официантка была грузной, с тяжелой головой, светлым, когда-то красивым, лицом. — У меня глаз наметан. Заказ солидный, я их сразу взяла на заметку.

— Давно работаете?

— Официанткой? Давно! Только на Курском десять лет. Научена!

Они разговаривали у чайного столика, при входе. Сновавшие вокруг официанты, по крайней мере внешне, не проявляли к Денисову интереса. Притом каждый знал, что он из милиции, здесь невозможно было никого провести.

Посетителей в ресторане было немного, мужчины пили пиво.

— Что можно сказать о парне?

— Смазливый. — Взгляд официантки побежал вдоль столов, отыскивая похожего. — Небольшого роста, невидненький… -Никто из сидевших не привлек ее внимания; взгляд добежал до ниш в стене, вернулся назад.

— Как одет?

— Костюм или курточка. Сейчас не помню.

— Он не южанин? Может, акцент?

— Наш! Русак!

— Раньше не видали?

— Честно говоря, лицо девушки показалось мне более знакомым.

Подошла женщина-администратор спортивного вида, в черном официальном блейзере — поддержала официантку:

— Я тоже где-то видела. Не бывала ли она раньше на Белорусском…

Денисов не стал переубеждать — успех его миссии в ресторан не требовал их приязни к потерпевшей.

— Меня интересует парень…

— Его не замечала. — Тон официантки изменился. — Вы меня отпустите? Клиенты ждут… — Администраторша отошла еще раньше.

Денисову осталось откланяться. Тем не менее у входа он нашел швейцара — плотного, с покатым лбом, с жирными складками на шее.

— Случай этот при мне был. — Он тоже говорил в основном о потерпевшей. — Хороша птичка!

«Принципиально другое мнение… — подумал Денисов. — А уж представления о тех, кого следует опасаться в действительности, никакого…»

Из зала ожидания кто-то постучал в дверь, швейцар сделал вид, что не слышит.

— Девицу я сразу заприметил. Плащ, должно, сто лет не был в чистке… Извините!

Он подал очередному клиенту сетку, зонт, привычно опустил в карман чаевые, открыл и тут же снова закрыл дверь. Походка у него была быстрая, шаркающая.

— Верите? — Он вернулся к Денисову. — Я сам никогда себе этого не позволял и от других не переношу. Нет денег на ресторан — не ходи. Вообще-то сюда редко такие ходят. Меня уже знают! Боятся! Глаз-ватерпас…

Приметы парня, приходившего вместе с Инессой, одежду он, впрочем, не запомнил.

Дождь не был виден, только в черных, на черной платформе, лужах, там, где падал свет, поверхность воды рябила и подергивалась. Вдалеке виднелась площадь Трех вокзалов -за пеленой она казалась вымершей, плохо освещенной. Движение пригородных поездов прекратилось, кроме Денисова, на платформе никого не было.

«Пока я все только удаляюсь от цели: девчонка, сбежавшая из дома, теперь еще сумасброд — жених… Задержим ли мы его в гостинице? Если да, высветится ли происшествие с новой, неизвестной пока стороны?»

Грибов появился около двух:

— Задержался по твоему делу. — У него была характерная рязанская скороговорка, некоторые жаловались, что не все понимают. Но Денисову она нравилась.

— Порядок?

— Да. «Нет конца у дел». Едем, нас уже ждут.

Приближавшийся к платформе состав замедлил ход, потом и вовсе остановился перед светофором, он направлялся в парк отстоя.

— Давай сюда. — Грибов еще на ходу открыл дверь одного из тамбуров. — Аккуратнее.

Состав шел с юга, он показался Денисову ободранным, темным; к концу летних перевозок поезда уставали, болели. Как люди. На полу тамбура хрустнула под ногами стеклянная мелкая крошка, окно с нерабочей стороны было выбито.

— Свои. — Грибов успокоил выглянувшую из коридора проводницу.

В соседнем вагоне дверь тоже была открыта — слышался стук бутылок, нерусская речь, проводники начинали уборку вагонов.

— Не задержат надолго, сейчас потянут… — Грибов был ниже Денисова, но устойчив и кряжист — им уже приходилось участвовать вдвоем в задержаниях.

Вагоны действительно напряглись, сходя с мертвой точки, скрипнули тормоза.

Ехать было недалеко.

Поезд еще шел. По обеим сторонам тянулись поставленные на прикол составы. Сквозь освещенные окна их ночная жизнь в парке отстоя была хорошо видна: поднятые полки, чей-то одинокий ужин или завтрак, дружеская неторопливая беседа проводников.

— Сюда, — сказал Грибов. Они спрыгнули на нерабочую сторону, здесь было темнее. — Значит, так… — предупредил он. — Иди прямо. До резерва проводников. Тут недалеко. Я догоню.

Сотни вагонов, пропахших странствиями, людьми, нехитрой снедью — иначе, Железной Дорогой, — стояли неподвижно-тяжело. Совсем близко, по ленинградскому ходу, прогрохотал дальний.

У резерва проводников догнал Грибов:

— Все в порядке. — Он был не один. Поодаль шли двое постовых, рядом на коротком поводке бежала овчарка.

Метрах в двухстах остановились.

— Пришли, — Грибов показал постовым на вагон; тот, кто был с собакой, пригнувшись, перебрался на другую сторону, умный пес неслышно пролез впереди него. — Если будет спокойно, по сигналу присоединишься к нам, — передал Грибов дополнительно по рации.

Второй милиционер встал поодаль.

— Подождем, — ночной оперуполномоченный настроен был благодушно. — «Когда бы ни умирать, все равно день терять…»