— Ланц? — Причесанная модно женщина-регистратор в Доме творчества раскрыла книгу-алфавит. — Как вы еще сказали?

— Возможно, Ланцберг… Любая похожая фамилия.

— Здесь все на «л». — Она провела пальцем. — Лааксо, Лебедевы муж с женой, Львовский, Львова, Льдова, Лызлов,

Лагины… Он член творческого союза?

— Не знаю. — Денисов покачал головой. — Вообще-то пишет. У меня с собой его рукопись.

— Сейчас пишут многие. Когда он мог быть у нас?

— Предположительно в конце апреля.

— Москвич?

— Не могу сказать. По выговору — южанин.

Впервые с начала разговора она подняла глаза, внимательнее, привыкшие к выражению вежливого участия.

— Где он приобрел путевку? В Литфонде?

— Не знаю. Может иметь отношение к Туве.

— Весной часть путевок реализуется на Украине.

— Какой у вас порядок? Предъявление документа обязательно?

— Непременно.

— А если забыл паспорт? Или на выписке?

— Решаем в каждом конкретном случае.

— Сами?

— Только руководство. Вы из милиции, не мне объяснять.

Она слегка коснулась прически. Пока разговаривали, не позволила себе расслабиться или уменьшить избранный ею вначале уровень напряженного внимания.

— Не помните таких случаев?

— В этом году? Нет!

— Отдыхают только работники творческого союза? — Денисов не мог подступиться.

— Не только. Особенно в межсезонье. И шахтеры, и рыбаки.

— А писатели?

— В апреле не так много. Приезжают потом, с началом школьных каникул. — Она пояснила. — В других Домах творчества не берут с детьми. У нас же дети, внуки. Потому наплыв.

— Мог человек купить путевку на стороне? Не писатель, не рыбак? Не шахтер?

— В межсезонье — пожалуй.

— Примерно в то же время у вас находилась женщина -критик по детективу. Он упоминает о ней в рукописи.

— Отдыхали несколько критиков-женщин. Так правильнее. Только по детективу ли?

— Много отдыхающих?

— Одновременно двести восемьдесят пять. Заезд в течение двух дней. Это летом. Весной — двести тридцать пять. — Она вздохнула. — Какой он из себя?

— У меня фотографии.

Денисов выложил на стол репродукции. «Ланц», как он именовал себя в рукописи, был сфотографирован с относительно небольшого расстояния, однако черты лица казались, смазанными, глаза ни на одном из снимков не были направлены в объектив.

— Не знаю. — Снимки произвели явно неблагоприятное впечатление. Ее настороженность удвоилась, если не утроилась. — Как он был одет?

— В Коктебеле? Затрудняюсь сказать. Вообще же одевался хорошо. Он шатен, среднего роста. Выговор южный.

— Может, действительно с шахт? Здесь много. Кривой Рог, Макеевка… Он был один?

— Полагаю, вместе с женщиной.

Она оживилась.

— Фамилию знаете?

— Нет.

— Тогда как же?

— У входа в корпус, где она жила, два кипариса… — Kpoме все той же рукописи Ланца, Денисов не располагал другими материалами. — Играет в теннис. Была за границей. В Париже, в Греции. Возможны какие-то туалеты…

— Здесь это ни о чем не говорит. — Подъем ее сразу угас. — Потом убедитесь. А кипарисы у нас по всей территории. Кипарисы, лох узколистный, орех.

— Еще: мужчина, видимо, уехал раньше срока. Надо посмотреть, кто из апрельских не остался до конца.

Она покачала головой.

— Обычно не интересуемся. Некоторые даже не ставят в известность, что уезжают.

— А как же в столовой?

— Все равно накрывают. Еще несколько дней.

В дверь заглянул кто-то из отдыхающих.

— Сейчас, — сказала регистратор, — только поговорю с товарищем.

Дверь закрылась.

— Есть еще зацепка. Женщину, возможно, зовут Анастасией. Ей около сорока. Носит очки.

— Попробую узнать. А пока… Вы были в пансионате «Голубой залив»? Это сразу на набережной. У моря.

— Нет.

— Еще есть турбаза. Узнайте там. Вы остановитесь у нас?

— Пока не знаю.

— Я постараюсь поспрашивать. Сможете оставить фотографии?

— Да. У меня их несколько.

— Из-за этого вы приехали из Москвы?

— Да.

— Зайдите вечером. Или завтра с утра. Походите… — Регистратор неожиданно смягчилась. — Многие в течение лета приезжают к нам дважды. Дробят отпуска. Может, вы встретите его на набережной. На пляже.

Денисов поблагодарил, пошел к дверям.

Пока они разговаривали, в темноватом, отделанном плиткой холле собралось несколько отдыхающих, один — высокий, с цепочкой на шее, раздраженно взглянув на Денисова, энергично шагнул к регистратуре.

— Разрешите… — Входя, он как-то вдруг согнулся, решительность его сразу исчезла.

«Если человек боится войти к регистратору, — подумал Денисов, — как он пишет?»

На асфальтовой площадке перед входом было настоящее пекло. Солнце стояло высоко. С теннисного корта доносились тугие щелчки.

Высохшие листья ириса вдоль аллей были желтыми. Мимо огромного транспаранта «ТИХО! РАБОТАЮТ ПИСАТЕЛИ!» в шортах, затейливых майках, с амулетами на шнурках шли молодые, и кто-то тревожно-нетерпеливо совсем рядом стучал по неисправному телефонному аппарату.

— В сущности, все эти опусы от имени Ланца, — заметил литконсультант Союза писателей, знакомившийся с рукописью в Москве, — суть эссе, произведения особого жанра, сочетающего подчеркнуто индивидуальную позицию автора с непринужденным, зачастую парадоксальным изложением. Стоят ли за каждым описанным эпизодом реальные события, трудно сказать. Скорее, да. Хоть не исключено обратное…|

Денисов, приехавший вместе со следователем в особняк у Крымского моста, словно попал на урок литературы — снова «образы главных и второстепенных героев», «изобразительные средства», «язык персонажей»…

— …Палитра автора весьма тускла. В манере отсутствует определенная авторская отстраненность, отбор материала. Записи стилизованы под дневниковые. Не исключено, что они таковыми и являются…

Это было весьма важным.

— Использованный прием требует, однако, известного мастерства — так называемый «поток сознания». Думаю, что сейчас сделано это все же непрофессионально, даже, извините, графомански. Если же говорить о тематике… Эссе легко разделить на три группы: любовь, недовольство героя собой и ревность. По-моему, это главное.

— У нас такое же впечатление, — Королевский, следователь, легко соглашался. — Но чем объяснить? В почти документальных описаниях два географических пласта. Смотрите… — Он показал несоответствия.

Ланц писал:

«На шестах — тряпки, пустые консервные банки, конский волос — традиционная дань, собираемая непритязательным тувинским небожителем. Окружающие горы отсюда, сверху, кажутся мягкими, мирными, одутловатыми, словно из резины. Между ними хорошо видно место, где Бий-Хем и Ка-Хем, сливаясь, дают жизнь Верхнему Енисею».

И рядом:

«Монолитый хребет заповедника впереди казался еще совсем черным с едва заметными пробивающимися прожилками зелени. Четкий профиль поэта на скале был виден издалека. За первым монолитом поднимался второй, поросший лесом, и третий — скально-голый, с торчащей вершиной ромба…»

— В Туве нет ничего похожего, мы проверяли. — Королевский следил за тем, как литконсультант выпутается из затруднительного положения. — Никаких изображений поэтов на скалах. И дальше там, потом, — «кипарисы»…

Литконсультант — молодой человек в джинсовой куртке -дочитал до конца:

«…апрельский пейзаж оживал: ущелья становились глубже, вершины острее, кое-где начал появляться лес. Он рос на северных и северо-западных склонах, оставляя южные, наименее влажные, голыми. Гряда за грядой, как стадо наполовину остриженных овец, горы бежали к Тодже…»

— Скорее всего, это прием. Перенесение места действия. Географические названия напечатаны везде с разрядкой. Видите? — Он показал. — Мне кажется, я знаю, о каком месте идет речь. — Молодой человек поднялся, присел на край стола. — Оно в Крыму.