— Егор, Егор… — пожурил Семён Борисович своего опекуна по обыкновению про себя. — Эх, паря! Сорняк ты ещё! На мусор не тянешь! Рано взялся за такое большое дело! А сам подвёл — и не только тебя, но и себя — старый дурак! Одно слово — чудак! И на ту заглавную букву, что написана на мне!.. И где ты теперь? Опять ускользнул? А почему? Как с тобой связаться? Ума не приложу…
От Усольцева-младшего пока также было мало толку, а и раньше с завидным постоянством никакого. Даже посыльный из него тот ещё — пошлёшь куда по делу этого бездельника, когда проще сразу и подальше, чтоб не видеть.
Вот что-то было и в этот раз — он затих. Павел также не знал, как ему быть, не особо расстраивался или крутился. Привлёк отца.
— Выручай, папашка!
— Чтоб ты делал без меня? — выдал тот, связываясь с тёмными личностями, орудующими под его протекцией в городе.
Заждался ответа.
— Кого надо найти и как быстро по времени? — снова обратился он к отпрыску.
— Егора…
— Фомина, что ли?
— Ага, его…
— Ты что! Он же сотрудник ФСБ…
— Так, а я о чём — он нужен ни мне, а Фетисову — и живым…
— Приказал те этот полкан?
— Ну да…
— Мудак! Совсем обнаглел, скотина! Отбились от рук! А ещё ФСБ…
Усольцеву-старшему пришлось отвлечься от полемики с сыном и переключиться на того, кто наконец-то вышел с ним на связь. Чуть прояснил ситуацию для него, но не до конца.
— Это всё, что тебе надо от меня или…
— Или, папашка!
— Говори, не бойся, для тебя стараюсь, оболтуса… — видел уже Усольцев-старший сына в звании как минимум капитана, а не прочь был сразу произвести его в майоры, да не генерал, хотя почему бы и нет? Кто откажет? А уж тот ему, если будет за что наградить — не проблема! И у кого — тот, кто достаёт его сына, а соответственно самого Усольцева-старшего.
— Бабу — био…
— Чего? Кого-кого?! — не расслышал Усольцев-старший младшего.
— Био-бабу!
— Тебе плохо?
— А кому ща хорошо, папашка!
— Хорошо, как скажешь! Био-бабу, знать её и найдут вместе с Фоминым? Я правильно думаю — понял тебя: они неразлучная пара? Разлучить задумал? Сам на неё глаз положил, а на "друга" то, что в неё засунуть решил?
— Видел бы ты её, папашка, давно бы мамашку побоку пустил, а и всех своих "горемычных" девиц из гарема при "неотложке".
— Ну ты, не очень-то, оболтус! Цыц…
— Мать дома?!
— А где ж ей быть, как не здесь с нами!
Накаркали — оба.
— Ой, мальчишки! — обрадовалась она им. Те нечасто наведывались сюда. — Надо же, вот так удача!
— Извини, ма, у меня работа! Я побежал! — поспешил Павел скрыться от наставлений матери грозящих ему от после отца.
— И мне пора, любимая! Тоже работа! Да ещё и не своя! За оболтусом нашим придётся кое-чего подчищать!
— Опять какую-то девицу обрюхатил! Хотя бы познакомил с одной из них? А то может у нас давно есть внуки, и не подозреваем об том оба?
— Не беспокойся — нет. Я всё предусмотрел…
— Чё? Это как?
— Все проходят через меня…
— !?..
— Я это в том смысле: у гинеколога до визита к сыну и после. Даже абортов ни одной делать не пришлось.
— Господи, и с кем я живу! Хотя какое там — не живу, а мучаюсь! Разве это мужики, когда одно слово — мудаки! Повыродились!
— Да не начинай ты, любимая! Всё будет пучком — и внучков от нашего оболтуса дождёмся. Я это устрою — только скажи!
— То-то и оно: они нужны мне, а не ему! Не хочу испортить ему жизнь — одного тебя хватит…
— А что я и такое делаю, и не так? Когда стараюсь, как умею! И вроде бы, получается — помогать ему!
— Кто знает, когда давно всем известно: ненужная помощь — хуже вредительства!
— Ну, скажешь тоже, любимая…
— Мне хоть не ври!
— Ты чего? И это… чего ща было, любимая? А? Как мне тебя понимать?
— Твою… — не сдержалась супруга. — Я ведь всё слышала, а и знаю про твои неотложные дела и кортежи "медсестёр" в неотложке! Для этого и завёл себе реанимобиль?
— Ой, — схватился Усольцев-старший рукой за грудь.
— Что с тобой, милый?
— Не поверишь — се-се-сердце…
— Оно с левой стороны, а не с правой!
— Так вроде бы в груди — и даже по центру…
— Мне не ври, а и сыну не гони! Вот вы где у меня, кастраты! — сжала жена руку в кулак.
— Не понял! Это чё ща было, любимая?
— Ты никто — голодранец! Всё на мне — твоё состояние! Забыл? Так напомню!
— Любимая-А-А… — захрипел Усольцев-старший, и на этот раз, не собираясь ломать комедию. У него и впрямь защемило сердце.
— Врача! Скорее — скорую-у-у… — завыла жена.
На призыв влетела "медсестра".
— Ты куда прёшься, дура? Пошла отсюда, шалава!
— Да вы что! Я в "Медицинский" поступила — сама! — возмутилась та.
— А закончила?
— Какая разница, и как!
Знала, что делала. Искусственное дыхание рот в рот с массажем груди при ёрзанье верхом по Усольцеву-старшему в её исполнении больше напоминали сексуальную прелюдию ласками перед совокуплением на глазах у его супруги.
— Чертовка! Ишь что делает, а вытворяет, бесстыжая!
— А… — опомнился супруг. — Это не то, что ты могла подумать, любимая!
— Шоб ты сдох, кобель! И всё твоё имущество досталось мне!
— Ах ты, сука-А-А…
"Медсестра" пыталась успокоить их и разнять, сама пострадала. Ей достался плевок в лицо от жены Усольцева-старшего, а от того самого хороший подзатыльник. И всё закончилось неотложкой с принятием спирта в качестве альтернативы лекарственного препарата внутрь из горла.
— Горлопаны! Чтоб я ещё помогала им, а оказывала медицинскую помощь! Да нехай поиздыхают, скоты!
Водитель "кортежа" мило ухмылялся про себя.
— Чего стоим? Поехали!
— Здесь те не такси, милочка! Деньги надо отрабатывать!
— Так и я медработник, а не путана! Ты что-то явно напутал — сам!
Работать Милана отказывалась. Спорить с ней — себе дороже. Всё-таки была "горемычной" любимицей Усольцева-старшего. Да нашла коса на камень. Но сопроводитель не стал подливать масла в огонь, выехал за территорию усадьбы. И чуть было не подрезал какого-то самоуверенного пешехода.
— Это же Павл-Ик… — опешила Милана, но быстро взяла себя в руки и занялась им, оказывая всё ту же свою коронную медицинскую помощь — развлекалась с ним, пока тот не очнулся и не пришёл в сознание.
Кто-то ёрзал по нему, настойчиво налегая на нижнюю часть тела, отдавливая ноги и пах.
— Ах…
— Ох… — подхватила Милана.
— Ха-ха… — не сдержался водитель.
— Ты куда забралась, дура? Да с ногами! — подхватился Павел. — А делаешь-то чё?
— Ох… ох… — не унималась Милана. — Я — Милочка! И называй меня так! Да… да…
— Свалила, кобыла!
Милана поскользнулась и… соскользнула с привередливого пациента, не собиравшегося становиться её клиентом. Снова прильнула к нему и…
— Ты чё, совсем дура! Нашла чё брать в ро-о-о… От… так… хорошо-О-О…
Водитель резко дал по тормозам в самый неподходящий момент. Проскочить на светофоре не получилось. Загорелся красный свет. Милана неестественно захрипела, напоровшись на то, что заглотила изначально, и теперь не могла сорваться с крючка. Задыхаясь, она непроизвольно укусила Павла.
— А-а-а… — влетел он головой в крышу, открывая люк. И люди на пешеходном переходе услышали, как он кого-то клянёт, обзывая именем самки собаки.
— Ой, больной какой-то… — выдала некая старушка, валясь под передние колёса неотложки.
— Скорее в "скорую"… — засуетился вокруг старухи с неотложкой народ.
— Нет! Куда? Назад… — выскочил из кабины водитель.
Люди не послушали его, и сами открыли створки задней двери, уставились на шокирующее их зрелище.
— Ох, етить их… — ожила старушка. — Ить чё делают, паразиты!.. Милка?!..
Ответить та не могла, рот внучки был занят чем-то непотребным. Бабка снова легла, и внучка рядом, отвалившись, наконец, от Павла в виду того, что и у него кое-что отвисло.
