— У тебя нет контракта с ЮБТК?

— Никакого. Думаю, меня никогда не считали достойной этого.

— Сберегательные банки не могут выиграть, ты же знаешь.

— Уж вы с Маком постараетесь, чтобы этого не случилось. Он опять твой союзник, не так ли? Его всегда притягивает сила. Но мне безразлично, выиграем мы или проиграем. Заметь, «мы». Я меняю место работы — или, если хочешь, перелицовываю одежду — не по каким-нибудь из этих соображений. Просто я хочу уйти от тебя. Потому что, если я останусь в ЮБТК, мы так и будем дрейфовать с тобой из постели в постель. В какие-то вечера ты будешь спешить домой. Другие — проводить со мной. Ты будешь рано уходить, еще до одиннадцати, как делал это в последние недели. Ха! Поймала тебя. — Она снова села.

— Я и не надеялся, что ты не заметишь.

— Довольно-таки оскорбительно, если бы не заметила, а?

Он попытался улыбнуться ей:

— Ты еще ничего не подписала со сберегательными банками. Давай поговорим об этом хоть минуту.

Она покачала головой.

— Давай вместо этого поговорим о браке. — Она внимательно посмотрела ему в лицо: — Видишь, как много во мне джентльменского, Вудс? Как я увела разговор от твоих попыток отговорить меня от моего решения? Предположим, тебе это удалось. Предположим, ты оказал на меня весьма значительное давление — и я открыто признаю, что в мире нет ничего слишком унизительного, или самоуничижительного, или даже непристойного, чего бы я не сделала по твоей просьбе. Представляю, как бы ты рассердился, если бы тебе удалось уговорить меня остаться в ЮБТК.

— У меня на это, кажется, очень мало надежды, — ответил Палмер. — Давай сменим тему.

— Нет. У Джинни Клэри есть мысли, которые она хочет высказать. И ради бога, не дуйся. У тебя так мало оснований дуться, неблагодарный ты тип. — Она опять взяла его руку, поднесла ее ко рту и медленно провела по ней губами.

— Не надо. — Палмер отдернул руку и посмотрел на едва видную двойную полоску помады. — Будь или невозможной, пли любящей. Не надо быть и тем и другим одновременно.

— Я могу быть только сама собой, — ответила она. Некоторое время они настороженно разглядывали друг друга. Потом уголок ее рта насмешливо приподнялся. — Для человека, так давно женатого, — произнесла она, — ты на редкость не сведущ в супружеской жизни.

— А ты?

— К сожалению, да. Эта штука изменчива. Двух одинаковых пар не найти. И у каждой пары она меняется из года в год. Но кончается все всегда одинаково. Как бы супружеская жизнь ни начиналась — как узаконенная страсть, или взаимное согласие, или обоюдное желание размножаться и растить детей, — она всегда кончается одинаково: соглашением между двумя умирающими стариками, у которых нет сил встретить смерть в одиночестве.

Палмер скорчил гримасу:

— До чего же увлекательные мысли высказывает Джинни Клэри.

— Ты бы перенес этот разговор гораздо легче, если бы время от времени сталкивался с некоторыми из этих полуночных мыслей с зазубренными краями.

— С зазубренными краями! Эта последняя была усыпана битым стеклом.

Она негромко рассмеялась:

— Может быть. Но ты сам знаешь, насколько это правда. Все мы, кому уже за сорок, понимаем это. Страна Увядание, город Закат. Но одинокие люди, вроде меня, сталкиваются с этим еще более резко, лицом к лицу.

— Чтобы столкнуться с чем-нибудь подобным лицом к лицу, — проворчал он, — тебе нужно очень сильно вытянуть шею.

— Да, но таким путем обычно узнаешь очень много полезных вещей. Ну, например, кто ты есть на самом деле. Испытываешь ли ты действительное влечение к тому, чем ты занят.

— О, — тихо произнес он. — Влечение?

Она посмотрела на него, лицо ее было абсолютно безжизненным.

— Я имею в виду к работе, Вудс. Я имею в виду к ЮБТК. Я не имею в виду…— Она сделала легкий взмах рукой. — Я бедное дитя трущобы. Нас множество, локтями пробивающих себе дорогу наверх. Сначала мы выясняем правила и кто их устанавливает. Потом придерживаемся этих правил. Вик Калхэйн сделал это в значительной степени по-своему. Он чувствует себя очень свободно в своем настоящем виде. Мак Бернс сделал это, по его мнению, на условиях, предоставленных ему теми, кто создает эти правила. Он бесится от того, что вынужден им подчиняться, и вот почему ему вообще это не удалось. Несмотря на его крашеные волосы. Я… я думала, что мне неплохо удался рывок из-за спин гонщиков, удалось пройти, так сказать, дуриком, как случается с негритянскими чемпионами-боксерами, и еврейскими учеными, и итальянскими певцами. Ты знаешь, существуют определенные дозволенные категории. У евреев более широкий выбор. Им не обязательно быть учеными. Они могут быть музыкантами, или комиками, или судьями. И вот какой я стала — вся для ЮБТК. Если не считать того, что, как оказалось, я не понимаю, не люблю этого занятия и не дорожу им. Может кончиться тем, что я брошу и сберегательные банки также. Но в настоящее время благодаря тебе я, кажется, стала банковским экспертом, и это дает большие деньги.

— Что это за правила, — спросил Палмер. — Кто их устанавливает?

— Детка-лапочка, — ответила Вирджиния, подражая голосу Бернса. — Неужели ты не знаешь? Ты устанавливаешь правила.

— Я?

— Ты и тебе подобные.

Он медленно кивнул:

— В общем, БАПы.

— Я не знала, что ты слышал этот термин.

Он криво усмехнулся:

— Подпольная организация утратила бдительность. Шифры попали в руки врага.

— Ладно. — Мгновение она казалась смущенной. Потом несильно тряхнула головой. — Тем не менее все совершенно ясно. Ничто не держит меня в ЮБТК. И поэтому я ухожу.

— Чепуха.

— Нет. Это правда.

— Просто вежливая, уклончивая чепуха.

— Нет. Это еще не вся правда. Но это правильно.

— Тогда давай зафиксируем оставшееся, — предложил Палмер.

— В этом нет нужды.

— Думаю, что есть.

— Тебе будет противно слушать, а мне противно говорить.

Палмер на секунду поднял руки.

— Ладно. Давай как можно быстрее пройдем через трудную часть. Ты хочешь выйти замуж. Я не могу жениться на тебе. Следующая ступень.

— Последняя остановка. — Она похлопала по его руке. — До свидания.

— Это же невозможно! — взорвался он. — Просто бессмысленно.