— Миранда, — сказал Палмер, — дочь Просперо. Вы, значит, чародей.

Рот Адлера слегка искривился, как бы проглатывая эту реплику. — Старый волшебник предлагает вам шампанское, — сказал он, делая знак буфетчику.

— Моей дочери одиннадцать, — сказал Палмер, беря два стакана. — А сыновья — один старше, а другой — моложе ее.

— К моменту ее свадьбы, мой друг, — произнес Адлер, — вы благословите тот день, когда стали банкиром. — Он пробежал глазами по комнате. В дверях стояли только что прибывшие гости. — Я не понимаю, почему она просто не убежала со своим возлюбленным, чтобы у меня осталось хоть несколько долларов в сберегательном банке.

Палмер засмеялся:

— Вы, как вкладчик, очень интересуетесь биллем об отделениях сберегательных банков.

— С тем, что стоит весь этот прием, у меня не осталось денег, чтобы интересоваться. — Адлер грустно усмехнулся: — Я должен пойти поздороваться. Будьте как дома. — Он направился к двери, а Палмер подошел к Эдис и протянул ей шампанское. Они подняли бокалы в честь молодоженов.

— Желаю много счастья, — сказала Эдис.

У девушки были совершенно белые щеки и голубые тени под глазами. Она кивнула:

— Спасибо, миссис Палмер. — Когда были представлены вновь прибывшие, Палмер с женой отошли.

— Только подумай, — сказала Эдис, — она в таком напряжении, что кажется, в ней не осталось ни кровинки, и все же она запомнила нашу фамилию.

— Дочь политического деятеля не забывает таких вещей.

— Расскажи мне немножко об этих людях, дорогой.

— Адлер? Он уникален. У него репутация честного человека.

Возможно, так оно и есть. Сейчас он, кажется, основательно потрясен стоимостью этого сборища.

— Мак Бернс уже здесь? Я не вижу его.

— Мак приедет поздно, — предсказал Палмер, — в компании великолепной женщины. Это фирменная марка. А вон, как там его зовут, сенатор Соединенных Штатов.

— Откуда он?

— То ли с периферии, то ли из центра, забыл. Женщина, с которой он разговаривает, — жена губернатора. Это означает, что его превосходительство тоже здесь, но уединился с кем-нибудь, делая политику.

— А та пара, которая только что вошла?

— Боже мой, Эдис, ты должна бы знать, как выглядит наш мэр.

— А этот огромный мужчина рядом с ними? До чего странное лицо. Можно даже назвать его умным.

— Виктор Калхэйн. Я рассказывал тебе о нем, дорогая.

— Большой Вик. Потрясающе.

— Хочешь познакомиться с ним?

— Нет, пожалуй.

— Ты уже проголодалась?

— Нет.

— Еще вина?

— Я еще это не допила.

— Тогда давай танцевать.

— Никто не танцует, дорогой.

— Хочешь, чтобы я развлекал тебя карточными фокусами? — спросил Палмер.

— А ты умеешь?

Он кисло улыбнулся:

— Зрители всегда увидят фокус, если захотят.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Хочу сказать, что нельзя развлечь того, кто не хочет развлекаться.

— Ох, посмотри.

Палмер проследил за ее взглядом и увидел мужчину и женщину, каждому лет под семьдесят, начавших танцевать ча-ча.

Вначале Палмер даже не мог определить, что у них там не так. Все казалось совершенно правильным, но вместе с тем было в их танце что-то ужасно нелепое. Глаза женщины решительно уставились в какую-то точку сантиметрах в тридцати от ее лица, а губы едва заметно шевелились. Потом Палмер сообразил, что она считает и, кроме того, как бы смотрит крутящийся перед ее глазами учебный фильм и пытается мысленно представить, как бы сделал то или другое па учитель танцев. Ее партнер, отбросив всякую гордость, уставился на свои ноги с таким ошеломленным видом, будто не он сам, а какой-то волшебник вытаскивал их поочередно из груды мусора. То и дело кто-нибудь из них так сильно отставал от такта, что они, видимо, начинали чувствовать что-то неладное.

Решительным усилием они перескакивали тогда к следующему па, чтобы наверстать потерянный ритм. Но гораздо чаще оба они то отставали, то спешили примерно на полтакта и вовсе не замечали этого.

— Не думаю, что мы сможем превзойти их, — негромко сказал он Эдис.

— А кто-нибудь вообще смог бы? — спросила она. Потом тихо: — Вот и Бэркхардты.

Палмер следил, как те довольно быстро поздоровались с хозяевами, взяли шампанское, чокнулись с помощником губернатора и оглянулись, ища знакомых. Бэркхардт почти сразу же заметил Палмеров и повел к ним свою жену.

— Добрый вечер, Эдис, Вуди.

И прежде чем обе супружеские пары закончили приветствия, Бэркхардт взял Палмера за локоть и повернул на девяносто градусов в сторону, образовав таким образом еще одну беседующую группу.

— Где ты сегодня пропадал, черт возьми! — проворчал он.

— С Бернсом.

— В Олбани?

— Здесь. Он приехал около часа дня, весь набитый извинениями.

— Никогда не верь греку. — Бэркхардт сделал глубокий прерывистый вдох, однако не успокоивший его. — А что ты сам можешь сказать в свое оправдание?

— Только то, что, по-моему, мы на шаг дальше, чем нужно, зашли в своем доверии к Бернсу.

— Именно такой полуидиотской чепухи я от тебя и ждал, — сказал Бэркхардт, придвинувшись, насколько смог, ближе к уху Палмера и превратив свой голос в какое-то злобное урчание. — Что же ты собираешься предпринять? Или так и будешь стоять здесь, лакая дешевое шампанское.

— А вы что, получили «Болингер?» — спросил Палмер, глядя на босса широко открытыми глазами.

— Послушай, мальчик. — Голос Бэркхардта прозвучал так близко от уха Палмера, что ему показалось, будто он прислонился к какой-то тяжелой детали машины, вызвавшей неистовую вибрацию всей его черепной коробки. — Этот ублюдок надул нас, — сообщил Бэркхардт. — Я доверил тебе руководить им. До сих пор не могу понять, дурак ты или обманщик. Который из двух?

— Что бы вы предпочли?

Бэркхардт сделал шаг назад и уставился на Палмера своими жесткими голубыми глазами:

— Ради тебя, глупость.

— Вы знаете, что это не так. — Палмер изо всех сил старался ответить как можно шутливее. — Более месяца назад я уже предупреждал вас. Вы не обратили внимания.

— Меня не предупреждали, что будет выпущена эта его идея о поправке. Или это была и твоя идея?

— Его. Но я ее пропагандировал. Не имея от вас иных распоряжений, я продолжал поддерживать вашего человека, Бернса.