— Если ты меня попросишь.

— Только не я, — возразил Палмер.

— Я просто обрисовываю ситуацию, дорогой. Газетчики печатают всякое любопытное известие в пределах разумного, конечно, если ты сообщаешь его достаточно авторитетно. Какой-то сторонник сберегательных банков снабдил его своей несбыточной мечтой, заставив в нее поверить. Я в свою очередь могу снабдить его другой сказкой и тоже заставлю поверить. Ну и что?

— Кто бы ни дал ему эту утреннюю статью, — медленно и отчетливо произнес Палмер, — он должен быть так же авторитетен, как, гм, скажем, и ты.

На другом конце провода наступило молчание. Потом:

— Ты хочешь мне что-то сказать, Вуди? — спросил Бернс невыразительным голосом.

— Тебе кажется, что тут кроется какой-то намек?

— Тот же, что я получил от тебя в последний вечер. Если у тебя есть что сказать мне, почему ты просто не приедешь и не скажешь?

Палмер рассмеялся:

— Лучше я преподнесу тебе это как политик. Мак, ты становишься чрезмерно чувствительным. Никакого намека нет.

— Что ты делаешь в обеденный перерыв, Вуди?

— У меня свидание.

— Нарушь его.

— Не могу.

— Выпьем после обеда?

— Другое свидание, которое нельзя нарушить.

— Господи. Кем должен я быть, чтобы добиться с тобой свидания? Девочкой?

— Теперь я получаю какие-то намеки, Мак.

— Намеки? — наивно переспросил Бернс. — Какие намеки? Нет никаких намеков.

— Touche.

— Как насчет обеда?

— Тебе совершенно необходимо меня увидеть, да?

— Точно.

— Что-то, чего нельзя сказать по телефону?

— Зачем? — лениво спросил Бернс. — Что, твоя линия прослушивается? — Он тихо рассмеялся. — Когда твое послеобеденное свидание, старик?

Палмер подумал.

Бернс был всегда довольно настойчив, когда хотел встретиться, но так, как сегодня, впервые.

— Куда позвонить тебе в районе восьми часов? — спросил Палмер.

— Домой. Но в девять я уезжаю в Олбани.

— Хорошо, — ответил Палмер, — я позвоню тебе и дам знать, где мы сможем увидеться.

— С ума сойти, — сказал Бернс с притворно насмешливым восхищением. — Ну пока, лапа, — добавил он, заканчивая беседу.

— До свидания. — Палмер повесил трубку и сделал гримасу Бэркхардту. — Он весьма пренебрежительно отнесся к статье.

Предложил поместить другую, прямо противоположную этой.

— Пусть так и сделает. — Бэркхардт пошел назад к креслу и шлепнулся в него с глухим стуком, отчего последнее слово он произнес на резком выдохе.

— Это не годится. Я плохо выношу Бернса как политического наставника. Но одному он меня научил; никогда не выглядеть победителем. Уметь кланяться.

— Гм… О чем вы спорили? — поинтересовался Бэркхардт. — Почему ты не можешь встретиться с человеком, если он этого просит?

— Я встречаюсь, — ответил Палмер, заимствуя у Бернса его наивный тон.

— Но ты заставил его умолять тебя.

— Мне кажется, я раньше не говорил это прямыми словами, но я не верю Маку Бернсу.

— Почему?

— По-моему, он работает на Джет-Тех.

Молочно-голубые глаза Бэркхардта расширились.

— Чушь.

— Это только подозрение. Но пока он не заставит меня переменить мое мнение, я буду с ним предельно осторожным.

— Кончай быть этим чертовым…— босс пытался выбраться из фразы, — этим чертовым шпионом.

— Я ведь согласился на встречу, не так ли?

С обиженным видом Бэркхардт медленно встал. Движения его вдруг стали какими-то скрипучими. Человек, который всегда держался в форме, начал вести себя соответственно своему возрасту, как будто вся энергия враз испарилась. Правда, Палмер не мог сказать, было ли это результатом накопившегося за мною недель напряжения или волнения, вызванного статьей в «Бюллетене».

— На следующей неделе, когда банковский комитет сообщит, что билль вынесен на обсуждение, я собираюсь в Олбани, — сказал Палмер и сообразил, что хочет успокоить старого сыча. — Сначала я буду в Утике, потом в Рочестере, а в Олбани, вероятно, вернусь к четвергу.

Бэркхардт кивнул.

— Мне ужасно не хотелось бы отстать от них, — сказал он вполголоса, как будто боялся, что его услышат. — В прошлом году у меня хорошо получилось. Отняло много сил, но не напрасно. В этом году…— Он повернулся к двери, а затем снова к Палмеру и пристально посмотрел ему в глаза. — Поэтому я и взял тебя в этом году, сынок. — Он сказал это резко, снова становясь настоящим Бэркхардтом. — Не стоит наплевательски относиться к этому. Если уж я, старик, смог остановить их в прошлом году, я жду, что ты вышибешь дух из этих ублюдков, и если ты это не сделаешь, мой друг, то можешь распрощаться с ЮБТК.

Бэркхардт медленно поднялся, Палмер проделал то же самое, но плавно, показывая силу мышц ног, специально растягивая движение, чтобы босс увидел разницу между ними.

— Я могу попрощаться сейчас же, — предложил он.

— Ради бога, не будь высокомерным.

— Я серьезно.

— О, я знаю, черт бы тебя побрал.

Бэркхардт повернулся к двери.

— Господи, — пробормотал он больше для себя, чем для Палмера, — никогда не нанимай людей независимых и богатых. — Он остановился у двери, открыл ее. — С другой стороны, — продолжал он тихо, но со значением, — если бы ты вышиб из них дух, Вуди, то с тобой случилось бы нечто весьма интересное.

— Что?

Бэркхардт закрыл дверь.

— В конце года я добровольно ухожу в отставку.

— Ну, уж конечно, — фыркнул Палмер ухмыляясь.

— Совершенно точно. Приказ врача.

— Интересно, что врач может заставить вас делать?

— Для начала снизить темп. — Рука Бэркхардта как бы без его ведома поползла к левой стороне груди. — Снять напряжение, вовторых.

— И почему так вдруг вы решили последовать его совету?

Бэркхардт скривил рот:

— Сам угадай.

Палмер недоверчиво махнул рукой:

— Лэйн, перед вами Палмер. Морковка действует на ослов, а не на меня.

— Я ухожу в отставку, Вуди, и это факт.

— И правление заменит вас мной? — Палмер покачал головой. — Послушайте, я знаю все способы, как заинтересовать служащих так, чтобы они усерднее поворачивались на работе. Не теряйте на меня времени, я и так верчусь.

Усмешка у Бэркхардта вышла кривой.