— Так. В этом вся суть дела, — сказал Палмер. — Почему всетаки Бэркхардт решил вступить в бой?

Она снова пожала плечами:— Тогда произошло то же, что и в начале этого года. Джо Лумис попросил его от имени сберегательного банка «Меррей Хилл» воздержаться от борьбы. Поэтому Бэркхардт решил, что должен сделать как раз обратное.

— Он и Лумис старые друзья, давние компаньоны, а не давние противники. Почему же Бэркхардт должен был так реагировать?

— Именно поэтому, — сказала Вирджиния. — Он понял, что делается ставка на его дружбу. Бэркхардт решил, что враг считает его ключевым фактором в борьбе и, желая связать ему руки, нечестно использует его дружбу с Лумисом.

— Ясно, — продолжал Палмер. — Откуда вы все это знаете?

— На что-то Бэркхардт намекал, о другом он открыто говорил мне или в моем присутствии. Остальное я выудила у газетчиков. Палмер хотел было взять сигарету, но, передумав, еще раз протянул пачку Вирджинии. Когда она отказалась, он закурил. — Теперь скажите, насколько общеизвестно упрямство Бэркхардта? Знает ли об этой его черте кто-нибудь из промышленников?

— Меня бы очень удивило, если бы они не знали.

Палмер кивнул.

— Следующий вопрос: как был провален билль об отделениях на прошлой сессии? В какой степени можно считать эту победу личной победой Бэркхардта?

— Вот здорово! Вы задаете щекотливые вопросы.

— Я пытаюсь распутать чрезвычайно запутанный клубок.

— Я сказала бы… м-м… что я сказала бы? — спросила она себя. — В прошлом году законодательное собрание в своем отношении к биллю разделилось почти поровну. Голосование могло склониться в любую сторону. Разногласия проявлялись не по партийному признаку, но оппозиция была в основном с периферии штата и поэтому республиканская; сторонники сберегательных банков были главным образом из центра штата и, следовательно, демократические. А потом…— Она замолчала и задумалась.

— А потом?

— А потом один из присутствующих встал и призвал к партийному единству. Он подчеркнул, что поскольку сберегательные банки — банки маленьких людей, а демократическая партия — их партия, то, ей-богу, давайте объединимся против дьявольского союза республиканцев и коммерческих банкиров и протолкнем билль.

— Какой эффект имело это выступление?

— Оно неожиданно превратило спорный вопрос из внепартийного в партийный. Немногие республиканцы, выступавшие за билль, поджали хвост и в сплоченной республиканской фаланге проголосовали против него; после этой речи у них не осталось выбора.

— Вы считаете, — настаивал Палмер, — что речь была неблагоразумной?

— Чрезвычайно.

— Не охарактеризуете ли вы ее как-нибудь еще?

— Весьма своеобразная.

— И вы удивлялись, почему это сторонник билля так глупо подрывает его шансы?

— Очень точное определение, шеф.

Палмер поморщился:

— Кончайте, пожалуйста, с этим «шефом».

— Хорошо, босс.

— Прошу вас.

— Простите. — Она хмыкнула, но тут же сдержалась. — Извините. Меня просто разбирает любопытство, будьте так добры, скажите, пожалуйста, куда вы клоните… мистер Палмер?

— Не торопитесь, — произнес он наставительно. — Еще несколько каверзных вопросов. Откуда вы знаете, что в этом году Джо Лумис снова привел все в движение своим очередным обращением к Бэркхардту?

— Бэркхардт не делал из этого секрета. Он просто кипел от возмущения как раз в то время, когда вы присоединились к нашей счастливой братии.

— Кипел и клялся довести борьбу до конца?

— Вот именно.

— А в прошлом году, когда был провозглашен этот странный призыв к партийному единству, не высказывал ли кто-нибудь в ЮБТК догадки, почему один из законодателей вдруг решил провалить всю кампанию?

— По-моему, все сошлись на том, что он был в стельку пьян.

— Правда?

— Известно, что он закладывает. Но он преспокойно делал это много лет, не выкидывая подобных глупостей.

— Еще какие-нибудь предположения?

— Что кто-то из наших показал ему пачечку банкнот.

— А такое могло быть? — добивался Палмер.

— Видите ли. Я всего лишь жалкий сотрудник отдела рекламы, а не гадалка.

— Я думал, вы настоящая кельтская колдунья.

— Только после наступления темноты.

— Да. Теперь вспомнил.

— М-м…

Они помолчали. — Ну, что ж, — сказал затем Палмер. — Он вздохнул и улыбнулся ей:— Думаю, кончик нитки у меня в руках.

Если как следует встряхнуть, клубок может раскрутиться как по мановению волшебной палочки.

— Прошу вас, маэстро.

Он потянулся к телефону внутренней связи и нажал кнопку «Элдер». Через секунду по интеркому раздался хриплый голос Гарри. — Что такое, Вуди?

— Я вынужден избегать подробностей, Гарри. Намекни мне, когда блестящая сделка, о которой говорили вчера, была впервые предложена?

— Двадцатилетн…

— Без подробностей, — прервал Палмер.

— А. Хорошо. Я должен подумать. И это прямо с раннего утра.

— Думай без стеснения.

— Думаю, думаю, — проскрежетал Элдер. — Есть.

— Да?..

— Это случилось около восемнадцати месяцев назад в связи с возобновлением переговоров о финансировании какого-то предприятия. Тогда, по-моему, никто не отнесся к этому предложению серьезно.

— И меньше всего Лэйн Бэркхардт?

— Особенно Лэйн. Он думал, что это самая глупая затея, о какой он когда-либо слышал.

— Все относились к этому, как к шутке? — спросил Палмер.

— Только не наш вчерашний длинноволосый друг.

— Конечно. А когда он представил соглашение в его теперешней форме?

— Около года назад. Может быть, меньше.

— А Лэйн все еще думал, что это шутка.

— К тому времени уже нет, — сказал Элдер. — Он увидел, что это серьезно. Настолько серьезно, что решительно отверг его. Получив согласие правления банка, между прочим.

— А теперь оно опять всплыло?

— Свежее, как маргаритка. Только на этот раз сумма больше.

— Ну? — Палмер помолчал. — Можно подумать, что они хотели обеспечить новый провал своего предложения.

— Нет, это не так, — сказал Элдер. — Просто прошел год. Их планы расширились, им нужно больше денег. Я могу это понять. А тебе разве не понятно?