В общежитие я вернулся в четыре утра. Все мои предатели-друзья мирно почивали в своих постелях. В комнате витал винный дух: похоже, квасили напоследок еще и здесь. Я бесцеремонно растолкал их, всех до единого, и начал швырять им в лицо обвинения:

– Предатели! Почему сбежали, бросили одного, мушкетеры хреновы?

Друзья мои кряхтели, почесывались со сна и лишь слабо отбрехивались, признавая свою вину, но лишь – частично:

– Да, бросили… Но не сердись, старик: ей-богу, хотели как лучше! Она ж на тебя глаз положила…

– Врете внаглую, оправданий ищете!

– Да нет же, кого хочешь из нас спроси, все заметили! Странно, что ты сам не понял!.. Но признайся: все ведь нормально получилось?

– А идите вы все знаете куда?.. – послал я их подальше, разделся, завалился в постель и, не проронив больше ни звука, тут же уснул.

Я им, конечно же, ни на йоту не поверил; да и чего ради я должен верить им, когда ни в себе, ни в ней не заметил ничего, кроме чисто товарищеской приязни? Но – странно! – с того дня, встречаясь с Гулей на консультациях перед экзаменами, мы садились вместе; как так получалось, я и сам не пойму; во всяком случае, я не старался – и вместе же уходили теперь после каждого экзамена, чтобы пошататься по Москве: она знакомила меня с ней. Потом забредали на какую-нибудь выставку или в театр. А когда заходили поужинать в кафе, она сама предупреждала: «Только – без алкоголя!»

Что же все-таки между нами было? Уверяю вас, ровно ничего: никаких сердечных объяснений, объятий и страстных поцелуев. Единственное, что я себе позволял – это, сажая ее в электричку на вокзале, легонько, чисто по-товарищески чмокнуть в щечку – после того памятного всенощного мытарства во время ее проводов она сама запретила мне провожать ее до дома, и мы теперь старались вечерами долго в центре города не задерживаться.

Правда, днем, когда шли через какой-нибудь сквер, она, как я подозревал, проделывала надо мной небольшой эксперимент: увидев пустую скамью, предлагала отдохнуть. А подозревал я ее потому, что уже знал, как она неутомима и легка на ногу. Тем более что, когда садились, она нарочно подсаживалась в опасной близости от меня, обнажив, к тому же, свои коленки, которые уже не казались мне такими острыми, как вначале, так что во мне, словно в партнере по игре, начинал закипать легкий азарт: ах ты так – а я тогда этак! – появлялся соблазн крепко-крепко обнять ее и до боли впиться в губы при всем честном народе – скорее, из озорства: что она, интересно, тогда предпримет? Но это было чревато, потому как следующим, непредсказуемым ходом могло стать непреодолимое желание и – неизбежная затем постель, а за постелью – новая проблема: что делать дальше?..

Но если в ее положении чьей-то молодой жены это было всего лишь, мягко говоря, легкомыслием, то я, с моей инженерской ментальностью, всякой иррациональной путанице отношений предпочитал ясность и предсказуемость. Кроме того, я был старше и, следовательно, ответствен за нас обоих – потому без больших усилий над собою и выдерживал ее наивные эксперименты.

Но это накатывало на нас в редкие минуты, а все остальное время с ней было легко и просто – даже забывалось, что мы разнополы.

Я заметил, как хорошо она ориентируется среди московских театров и знакома с закулисной театральной жизнью столицы. Оказалось, что муж ее – молодой актер в какой-то учебной студии.

Однажды она даже предложила мне зайти вместе с ней к нему в студию – передать какой-то пакет. Я, было, отказался заходить с нею в помещение, предложив подождать на улице, отговариваясь тем, что, может быть, ее мужу будет неприятно видеть меня рядом с ней – однако она как-то даже слишком настойчиво настояла на своем. И вот идем с ней по гулким залам и коридорам совершенно безлюдного днем театра, входим в большую душную комнату, густо пахнущую старой одеждой и человеческим потом, полную молодых людей в костюмах восемнадцатого века: мужчины – в камзолах, женщины – в пышных платьях с кринолинами: идет «прогон». Гуля позвала от порога своего мужа: «Паша!» – и к нам расхлябанной походкой подошел молодой человек в живописном – красном с золочеными позументами – камзоле, в белых атласных штанах до колен, в белых же чулках на крепких икрах и в черных башмаках. Белый парик с буклями он небрежно держал в руке, помахивая им, как шляпой.

Это был блондин с коротко стриженым ежиком, крепкий и коренастый, примерно одного роста с Гулей. Как-то очень уж бесцветно, без всяких интонаций, поздоровался он со своей женой:

– Привет.

– Привет, – ответила она так же бесцветно, ему в тон, и протянула пакет. – Вот, я принесла.

Он даже не поблагодарил ее, лишь кивнул удовлетворенно, и тут только обратил вопросительный взгляд на меня.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.