Борис разделся, прошёл в свою палату, лёг на спину. Соседи как замороженные ходили взад-вперёд. Его редко кто беспокоил. До обеда оставалось с полчаса. Нилыч прикрыл глаза, и приятная истома разлилась по телу. В субботу будет целоваться с Мариной. И ничего, что она почти на сорок лет моложе. Он ещё хоть куда! Правда, волос на голове почти не осталось. Четыре зуба – на весь рот, и не в лучшем виде. Но разве в этом дело? Душа, душа ликует и поёт. В свои шестьдесят девять Борис чувствовал себя на тридцать пять, а то и моложе. Шустрый, юркий, лёгкий на подъём, он всегда всё успевал. Правда, в жизни не повезло! Нилыч повернулся лицом к стене, задумался.

Жизнь-то ведь уже прошла. А что видел? В войну в Питере попал в шайку карманников. Ремеслу обучили за полгода. А потом пошла карусель! Зона, воля, пьянки, гулянки. Опять посадка, отсидка. Там, на зоне, и подсел на иглу. Выкарабкивался долго. На зоне и женился. Родилась дочь. Жену выпустили раньше. Ему продлили срок за поножовщину. Своего отца Борис видел два раза до войны. Большой начальник был. Но когда Бориса посадили – испугался. Отказался и от жены, и от сына.

Мать умерла, когда в шестой отсидке парился. Тогда же и комнату коммунисты отняли. А без комнаты – кому он нужен? Жена нашла другого, а дочь, похоже, и не вспоминает. Это его не угнетало. Давно свыкся и забыл про них. Родных больше нет. Хотя как это? А двоюродный брат, что приезжает? Ну да, приезжает. Это здорово! К другим – никто, никогда. Все ведь в основном после тюряги здесь кантуются, свой век доживают. Кому они нужны? Никому! С ними одни заботы и неприятности.

– Нилыч! Обед! – Зычный и противный голос Славика заставил вздрогнуть.

– Иду, – нехотя процедил Борис и сунул кряжистые ступни в изрядно потёртые кроссовки. Новые стояли на складе, для особых случаев.

Борис занял своё место в середине большого стола. Справа от него сидел Васёк с лесоповала. Там по его вине бревном придавило бригадира. Вот он и помутился рассудком. Слева – Витёк из местных. Запил парень. Молодой, неопытный. Вот его горячка и прихватила. Да так, что второй месяц выбраться не может. По ночам по палатам бегает, от жены и бандитов прячется.

Тётя Нюра бухнула целый половник похлёбки.

– Ешь, Нилыч! А то, говорят, женишься скоро! Укрепляй здоровье! – Теётя Нюра звонко рассмеялась и пошла хлюпать половником дальше.

Борис приуныл. Значит, опять сука какая-то слухи про него распускает. "Да хер с ними. Возьму и женюсь на Маринке!" Борис хлебал щи, закусывал чёрным хлебом и исподлобья зло наблюдал за столом. Похоже, никто на замечание поварихи не обратил внимания. Здесь у каждого столько заморочек! Компот нынче был сладким. Большое дело! Сразу настроение у людей поднимается. Ну, это как бы если на воле премию к празднику дали. Вот как здесь такие случаи расценивают. Немудрено! Все имеет свою цену и стоимость.

Борис выудил из стакана остатки мятых яблок. Допил последние три капли и весело поднялся. "Беломорина" уже в руке. В курилке присел у стенки на корточки, запалил цигарку, затянулся. Бла-го-дать! Ну что, что нужно ещё человеку для счастья? Разве только бабу! Будет, всё будет, накручивал себя Борис. Надо только дождаться субботы!

Неделя в суете и мельтешении пролетела незаметно. Для других. Но не для Бориса. Нилыч считал каждый день, и приятное возбуждение не покидало всю неделю. Врачи и сестры даже отметили хорошее самочувствие больного.

В субботу, сразу после завтрака и курилки, Борис отправился в кладовку. Здесь из своего кожаного жёлтого чемодана достал двубортный костюм сорокалетней давности, сорочку, носки, майку. Всё как положено! Как принято у людей состоятельных, интеллигентных. Карманник – он ведь вам не сантехник какой. Или не медвежатник с ломом под мышкой. Карманник – это даже не профессия. Это – искусство и призвание. Попробуйте вы, к примеру, двумя пальчиками снять с груди культурной дамочки конвертик, набитый пачкой долларов. Морщитесь? Правильно! Противно? Да нет, милые, не противно. Просто не получится. А у Нилыча – влёт, и бабульки уже не на груди у дамочки, а на попе у Бобрика, в заднем кармане. Факт! Проверено!

Короче, до обеда Борис в комнате санитарок утюжил свои наряды. Отлучался только покурить. После обеда подгонял наряды. Где пуговичка ослабла. Где карман замялся. А на рубашке дырку нашёл. Хорошо – со спины. Зашил, незаметно стало. Дело мудрёное, хлопотное. Но в тюрьме всему научишься. Это вам не в армии – дачи генералам строить да в мирных чеченцев стрелять!

После ужина Борис при сильном волнении одевался там же, в комнате санитарок. К зеркалу приходилось, правда, бегать в приёмный покой. Но здесь уж, как говорится, никуда не денешься!

Прикид получился – атас! Двубортный широкий в полоску костюм сидел слегка с напуском. Брюки – клёш. Плечи – широкие. Ботинки чёрные классические с тупым носком. Да брюки с манжетами. Белая рубашка с запонками. Цветной галстук с защепкой под золото и с камнями под рубин.

Ну чисто сороковые-пятидесятые годы, Париж, Пигаль, где там девочки? Сегодня Борис очень тщательно побрился и остатки седых волос зачесал на прямой пробор. Супер! Картинка.

Танцы проводились на втором этаже в женском отделении. Сбор – в семь вечера. Борис пришёл в половине восьмого. Так, чтобы все собрались. Когда он вошёл в дверь, народ, что сидел на старых диванах, привстал. Вошёл не Нилыч, вошла звезда пятидесятых! Вот уж когда Маринка зарделась и что было сил приподняла грудь. Она, конечно, тоже слегка причипурилась. Но так, дежурно. Ради кого кривляться? Нилыч? Смешно. А оказывается, совсем не смешно, а красиво!

Борис сделал круг почёта по залу. Раскланялся чинно с докторами и сёстрами, подошёл как бы невзначай к Маринке.

– Привет, Маришка! Как дела? – Борис играл папиросой. Ему вообще надо было что-то держать в руках, привык.

– Привет, Нилыч. А ты чё это вырядился как павлин? – Маринка прыснула и зажала рукой рот.

– Дамочка, ведите себя культурно! – Он строго посмотрел на Маринку и собрался идти дальше.

– Нилыч, а шоколадку принёс? – Девушка говорила уже серьёзно.

– Барышня, жантельмены слов на ветер не бросают!

– Ну, так давай её сюда. – Маринка поджала губки, хотела даже отвернуться.

– Отдам, для вас и приготовлено. Но в интимной обстановке.

– А это ещё где? – удивилась Маринка.

– Сейчас решим. – Нилыч резко развернулся и не спеша пошёл по кругу в обратном направлении. Где-то здесь он видел заведующего женским отделением – Гуцириева. Они вместе пару месяцев в одной камере в пересыльной тюрьме сидели. Ни разу никому он об этом не сказал. Да и самому Гуцириеву даже намёка не делал. Но сегодня, кажется, пришёл тот день, когда к нему можно обратиться. Похоже, Гуцириев уже понял, что Нилыч – порядочный человек и с ним можно иметь дело.

Борис остановился на некотором расстоянии от Гуцириева и, чтобы все слышали, заговорил:

– Владлен Давыдович, не откажите в любезности, проконсультируйте прямо здесь. Одна секунда!