— С вашего позволения, миледи, — сказал он.

— О, простите, — сказала Кэйт, и они с Ханной подвинули стулья.

Хозяин бросил поленья в огонь — брызнул залп огненных искр. На обратном пути он заметил связку книг, предназначенных для маркиза де Монферона, которые Питер положил перед собой, чтобы просмотреть, перед тем как отправится спать.

Хозяин кивнул на книгу Томаса Пэйна «Права человека», которая лежала наверху стопки.

— Горжусь тем, что автор этой книги сегодня ночует под моей крышей. Вы направляетесь в Кале, сэр?

— Да, мы двинемся утром, с приливом.

— В таком случае вы поплывете вместе с мистером Томасом Пэйном, — сказал хозяин перед тем, как исчезнуть в кухне. — Во Франции его встретят теплее, чем встречали раньше, уж наверняка!

— Право слово, — сказал Питер, — мы будем путешествовать в интересной компании.

— Кто такой Томас Пэйн? — спросила Кэйт.

— Мистер Пэйн англичанин и, по общему мнению, мыслитель… Он играл немалую роль в подстрекательстве людей, живущих в американских колониях, которые желали выйти из-под правления Британии…

— Ох! — воскликнула Кэйт. — Разве Америка больше не английская колония?

— А вы не знаете, мисс Кэйт? — удивилась Ханна. — Уже десять лет, как война закончилась.

— Держу пари, преподобный Ледбьюри без удовольствия услышал эти новости!

— Не говоря уже о короле Георге, — сказал Питер. — И нынче мистер Пэйн обратил свое внимание на Французскую революцию — которую он, в сомнительных выражениях, защищает в своей прославленной книге. Эта книга завоевала ему и друзей, и врагов — в равной мере…

— «Прославленная» — это не то слово, которое употребила бы я, говоря об этой книге, сэр, — сказала Ханна. — Я слышала, как о ней разговаривали Джон и его закадычный друг…

— Так Джон прочитал ее? — удивился Питер.

— Ну нет. Но мистер Соунс, лакей, прочитал… Они с Джоном на прошлой неделе просидели за кухонным столом почти все утро, когда хозяина не было дома, а Джон наводил глянец на его ботинки. И книга мистера Пэйна вызвала разговор о правах и свободе обычного человека… А потом пришел парень от мясника, он принес ветчину и немного задержался, чтобы послушать беседу. Так вот, он сказал, что, по его мнению, очень хорошо, что французы скинули оковы, которые так долго давили на них! А ему всего-то лет пятнадцать! Тут я спросила его, — продолжала Ханна, — не думает ли он, что и мы должны выступить против своих хозяев? И он ответил, что если бы он перестал работать на побегушках у мясника и нашел бы что-то получше, то точно был бы за это!

Ханна выглядела до того оскорбленной, что Кэйт рассмеялась.

— Вам надо быть поосторожней, Джошуа! — сказал мистер Скокк. — Похоже, что в подвале ропщут…

Впервые за многие годы Питер посмотрел на себя глазами из двадцать первого века — подлый джентльмен, который привык пользоваться слугами по первому своему требованию. Он почувствовал себя очень неуютно.

— Понимаю, я женщина необразованная, — продолжала Ханна, — но считаю, что хорошо философствовать в кофейне, однако если у кого-то есть хоть чуточка здравого смысла, он не пожелает, чтобы здесь произошло то же, что во Франции! Боже, у нас уже была одна революция, и куда она нас завела?

— На самом деле, в словах Ханны есть смысл, — сказал мистер Скокк, — в конце концов пройдет совсем немного лет и французы…

Кэйт многозначительно посмотрела на мистера Скокка и приложила палец к губам, будто запирая их. Мистер Скокк улыбнулся и замолчал, не закончив фразы. «Она умеет справляться с моим отцом лучше, чем когда-то это удавалось мне», — подумал Питер.

Пламя внезапно вспыхнуло — это загорелось новое полено, и языки оранжевого огня полетели вверх в трубу камина.

— Почему бы нашему хозяину не поджарить своих гостей, слегка полив их гусиным жиром? — сказала Ханна.

Кэйт рассмеялась и стала обмахивать алые щеки Ханны своей салфеткой.

— Знаешь, — сказала Кэйт, — можешь почувствовать, как ноги обдувает ветерком, если станешь поднимать вверх-вниз свою юбку. Вот так.

Кэйт приподняла юбки до колен и опустила. Ханна изобразила сердитое выражение лица, шлепнула Кэйт по юбкам, но все же улыбнулась:

— Всякое можно вытворять с длинными юбками, но в определенное время и в определенном месте.

По пути в свои комнаты постояльцы прошли мимо ниши, где располагался стол. Там, у стола, валялся какой-то молодой человек с пивной кружкой в руке, в свете свечей поблескивали его золотые волосы. Рядом с ним судачили две служанки.

— Видела ли ты хоть раз в жизни такого распрекрасного парня? — спросила одна.

— Никогда, — ответила другая, пытаясь вынуть из руки кружку.

— И у него такие прекрасные манеры…

— Когда он начал петь и попросил меня подпевать, и положил руку мне на плечи, я чуть не упала в обморок!

Кэйт обернулась, но ей не удалось рассмотреть молодого человека, он все так же похрапывал и не шевелился.

Только они улеглись в кровати, как Кэйт немедленно погрузилась в глубокий сон и, не пошевельнувшись, спала до тех пор, пока Ханна не разбудила ее. Ей снились Джошуа, мальчик Питер и мистер Скокк. Кэйт попыталась вспомнить подробности, но обрывки сна растаяли, как лед в воде.

Ночь прошла спокойно, и теперь вся компания горела желанием продолжить путешествие, так что завтракали наскоро, без аппетита. Уже собравшись выходить, они стали свидетелями неприятного инцидента. Хозяин гостиницы и его сын пристраивали половину туши быка на вертел над огнем в столовой. Когда мужчины возвращались в кухню с длинными ножами для разделки мяса, они прошли перед столом, занятым гостями, недавно прибывшими из Франции. Мальчик смотрел в пространство, не проявляя интереса к хлебу с маслом на тарелке, но когда увидел измазанные кровью ножи, истерически закричал и замахал руками, словно сражаясь с невидимым врагом. Не сразу и с трудом мальчика удалось успокоить. Но его тело вздрагивало, будто разум блуждал где-то вдалеке, по-прежнему в ловушке чего-то темного и ужасного. Огорченный хозяин быстро отправил сына с ножами на кухню и предложил помочь женщине, которая все еще успокаивала мальчика. Они обменялись несколькими словами на плохом английском, и Кэйт увидела, как добрый хозяин закрыл лицо руками. Ей показалось, что он вот-вот расплачется. Затем он положил в руку женщины несколько золотых монет, которые она не хотела принимать, но он настоял.

Уходя, Ханна спросила хозяина, что так взволновало мальчика.

— За свободу надо платить, мадам. Бедный парень оказался в гуще парижских событий и видел такое, чего не должен видеть ребенок. Я не могу сказать большего в присутствии леди и девочки, особенно если они отплывают во Францию. Но должен предупредить — будьте осторожны, время сейчас опасное. Не знаю, как вы относитесь к политике, но советую вам носить трехцветные кокарды, чтобы показать верность революции. После беспорядков на прошлой неделе в Париже вся страна пребывает в волнении.

В восемь часов все были на пристани, и Ханна с Кэйт грелись на утреннем солнышке, пока моряки в белых рубахах переносили груз на дуврский пакетбот. Отплытие задерживалось, потому что капитан ждал почтовую карету, чтобы принять почту. Собралось всего несколько пассажиров, но капитан сказал, что, зная последние новости о событиях в Париже, он был бы удивлен, если бы на пути домой его корабль оказался бы заполненным пассажирами.

Высокий парусный корабль скрипел и стонал, когда поднимался и падал на волнах, море было неспокойным даже в заливе. Кэйт смотрела на мачты и на молодого матроса, который, как обезьяна, взбирался по ним, и ей так захотелось оказаться в каком-то другом месте. Ханна прихватила с завтрака ломоть хлеба, и они с Кэйт стали развлекаться, подбрасывая хлебные крошки высоко вверх. Остроклювые чайки камнем падали сверху и хватали хлеб с безошибочной точностью и с захватывающими дух акробатическими трюками.

Кэйт наблюдала за Питером и мистером Скокком, которые склонились над сегодняшним выпуском газеты «Таймс». Страницы газеты раздувало сильным ветром. Мистер Скокк, обнаружив в газете знакомое имя, громко выкрикивал: «Дантон!», «Робеспьер!», «Марат!». Эти имена ничего не говорили Кэйт, но она предположила, что они, должно быть, очень знамениты, раз о них слышал даже мистер Скокк. Он выглядел встревоженным и возбужденным, а Кэйт интересовало только одно — она хотела найти своего друга. Если, конечно, она уже не нашла его. «При первом удобном случае я прямо задам ему вопрос. И если он и есть Питер, я выскажу этому лжецу все, что я о нем думаю!»