— Вонючие гады! — брезгливо поморщился старик.
— Благодарю вас, — произнес я.
Старик развернулся и обратил своё внимание на меня. Затем его взгляд перешел на Люцию, в тот же миг глаза хозяина дома расширились, а по лицу расползлось выражение безграничного удивления.
— Принцесса! — ахнул он.
— Вы её знаете? — удивленно спросил я.
Старик кивнул.
— Она ранена, враги напали на нас, ей нужна помощь, — проговорил я.
Старик злобно фыркнул.
— Враги, войны, заговоры… Именно от них я и бежал из столицы, и вот они настигли меня.
В этот момент принцесса задрожала, и через секунду разразилась жутким кашлем. Я заметил, что из её раны снова потекла кровь.
— Черт вас возьми! Она умирает, — вскричал я, — помогите мне.
Старик внимательно осмотрел меня, выразительно поглядев на приколотую к робе медаль целителя.
— Кажется, это по твоей части, — заметил он.
— У меня не получается, я слишком слаб. Вы должны помочь, — произнес я.
Старик покачал головой.
— Я никому ничего не должен, мальчик. Твоя жизнь, равно как и её, для меня значит меньше, чем значила жизнь моего Пеструнчика. А ты косвенный виновник его гибели.
— Когда-то же вы служили в Великом Королевстве, а, значит, должны быть….
Старик вдруг огрел меня своим посохом. Я даже вскрикнул от неожиданности.
— Я никому ничего не должен! — повторил он, — убирайся отсюда с этой девкой!
— Вы не можете так поступить!
— С чего вдруг? — удивился он.
Я не знал, что ответить. Казалось бесполезным взывать сейчас к чувству верности. Чернокнижника явно в жизни хорошо потрепала инквизиция, и сейчас он не мог найти к нам сочувствия. Обращаться к совести и вере тоже казалось бессмысленным, ввиду полного отсутствия у еретика этих качеств. Золото его тоже, по-видимому, не интересовало, иначе старик просто убил бы меня и Люцию, забрав все драгоценности принцессы. Разве что, может, большая сумма.
— Вы же знаете, что король не останется в долгу за спасение дочери. Возможно, вас помилуют! — сказал я.
Старик покачал головой.
— Они могут подавиться своим помилованием. В конце концов, здесь мне спокойно. Я стар, и теперь меня интересуют только мои научные эксперименты. Кстати…
На миг старик замер, о чем-то задумавшись.
— Я не знаю целебных чар, — заметил он, — но как-то в распоряженье мне попался любопытный свиток с ритуалом, который мог бы ей помочь. Мне было бы действительно интересно его провести, дабы записать последствия.
Это была зацепка. Единственный шанс доказать, что я прожил этот день не напрасно.
— Что вам нужно для ритуала?
— Твоя жизнь, — просто ответил старик.
Я замер с широко открытым ртом.
— Жизнь? — как дурак, переспросил я.
— Верно, — улыбнулся старик, — вернее, полжизни. Что скажешь на то, чтобы поделиться своей жизнью с принцессой.
— Но…
— Решай быстрее, она уже умирает, ритуал сработает, только если вы оба до его начала будете живы.
У меня закружилась голова. Отдать жизнь за кого-то. Не этого ли требовали от меня святые книги, не к жертве ли призывала светлая вера? Но я не хотел умирать, очень не хотел. Я не был таким, как Тимоф, способным ради веры и блага всего человечества прыгнуть в огонь. Черт побери, несмотря на обилие прочитанных книг, а скорее благодаря ему, я никогда не испытывал такого чувства, как боль за всех людей. Гораздо больше мой разум всегда занимало состояние близких, друзей, родителей. К остальному я не то что бы был слеп или глух, просто они меня не интересовали. Возможно, а вернее даже, вероятно, такой подход был неверен, однако мне хотелось думать, что, если каждый подумает о своем ближнем, то лучше станет всем. Подобно тому, как каждая доска подпирает только свою соседку, но вместе из них получается прочный забор. Я всегда считал, что нужно заботиться о малом, дабы из него выросло целое. Благо Великого Королевства не интересовало меня, ну, почти не интересовало. Но Люция… Жизнь прекрасной Люции. Нет, я понял, что не хотел спасать королевскую особу, но стремился защитить и уберечь эту волшебную, сказочно красивую девушку. Возможно, где-то она стала мне близкой. Кто-то сказал бы, что это любовь, кто-то назвал глупостью. Что бы мной ни двигало, я не мог её бросить. В конце концов, не мы ли — мужики, глобальное племя, именуемое сильным полом, вечно клянемся умереть за нашу любовь. И вот этот миг настал. Глобальное красивое изречение сузилось вдруг до узких конкретных рамок. Либо ты, либо она. Выбирай, милок!
Люция снова разразилась кашлем.
— Ей осталось недолго…, - заметил старик.
— Хорошо, — произнес я, — я готов к смерти.
— Смерти?! — покачал головой старик, — нет, парень, просто твоя жизнь будет дарована ей, не рассчитывай на избавление. Идем со мной.
Я не понял, о чем он говорил, но покорно поднял Люцию и последовал в дом чернокнижника. Внутри всё оказалось ещё более ухоженным, чем снаружи. Дом состоял из одной единственной комнаты, служившей магу и столовой, и спальней, и библиотекой, и лабораторией. В дальнем углу располагалась низкая, забросанная шкурами кровать. Рядом с ней стоял длинный, простирающийся почти на всю стену стеллаж, заваленный книгами. О! Тут был полный набор ереси. Книги и свитки, о которых я только слышал, но даже никогда не рассчитывал, да и не хотел, увидеть. И "Некромантия для чайников" Григориуса Аббаддо, и "Сила крови девственниц" Алесандро Брикко Темного, и "Демонический круг" Дируса Граббо Злобного, и "Мужчина на шабаше" матроны Глиссии Распутной, а также "Армагеддон" Лифераса Эхваро, книга настолько ужасная, что, по слухам, текст её можно было написать лишь кровью дракона, и выдержать его мог только изготовленный из человеческой кожи папирус. Напротив стеллажа стоял большой заваленный различными алхимическими колбами стол. Рядом с ним располагалась массивная, выложенная из красного кирпича печь, широкая труба которой уходила на крышу. Мне стало не по себе. По слухам, именно в таких печах ведьмы зажаривали несчастных путников. Один из углов комнаты был полностью расчищен, и на полу его красовалась начерченная красным цветом пентаграмма. Почему-то я не сомневался, что краской для дьявольской фигуры послужила кровь.
— Положи её на пентаграмму! — приказал старик.
Я отрицательно замотал головой. Отправить прекрасную Люцию на этот дьявольский рисунок?! Нет!
— Либо верь мне, либо убирайся! — не выдержал старик.
Мне захотелось взывать от отчаяния, но я сдержался. Чернокнижник был прав, что бы он ни задумал, мне оставалось только довериться ему. Проклятье!
— Ты сгоришь в аду, если обманешь! — предупредил я.
Старик рассмеялся.
— А если верить обожаемым тобой догматам, разве мне уже не уготована указанная участь?
Я прикусил губу. Действительно, судя по окружающим нас предметам, старик уже загубил свою душу, и в этом смысле он действительно мог делать, что хотел. Хуже бы ему не стало.
Подчинившись, я аккуратно положил Люцию в центр пентаграммы. По счастью, принцесса ещё была жива.
Удовлетворенно кивнув, старик подошел к своему столу, взял несколько пробирок и принялся что-то перемешивать.
— Долго? — поинтересовался.
— Все, кто торопятся, торопятся на тот свет, — ответил чернокнижник, — на вот.
Старик взял откуда-то со стола и швырнул мне магический кристалл.
— Используй свою магию. Продли пока ей жизнь.
Я не стал встревать в спор и доказывать, что обладаю не магией, а молитвой. Сейчас это не имело значения. Кристалл чернокнижника был полностью заряжен. Направившись к Люции, я принялся читать одну молитву за другой. На время принцессе стало лучше, но я был слишком слаб. По сути, все мои силы могли лишь ускорить естественный процесс заживления ран, а принцесса уже явно перешла черту, после которой не было возврата. Только действительно сильная магия могла сейчас ей помочь.
Наконец, спустя пять минут старик закончил процесс и поднес мне какую-то чашу, доверху заполненную странной фиолетовой жидкостью.
