Осторожно я подошел вплотную к карете. Для того чтобы побороть сомнения и решиться постучать в дверь у меня ушло, наверное, минуты три, но я сделал это.

— Я же просила Вас убраться! — послышался голос из-за двери.

У меня в горле застрял ком. Только Светлый Владыка знал, как на самом деле мне в этот момент хотелось сбежать, однако сделать это было тоже страшно. Потеряв дар речи, я смог только ещё раз постучать в дверь.

— Вы чего там, глухие?! Оставьте меня в покое!

Увы, моя рука не остановилась, непроизвольно продолжая стучать. Я почувствовал себя дятлом. Из кареты донеслось рычание, дверь отворилась, и на пороге появилась ОНА! В своих нежных ручках она держала всю ту же скамейку для ног.

— Можно? — как-то тихо-тихо и глупо-глупо произнес я.

Люция удивленно приподняла свои прекрасные брови.

— Так ты не князь! — сказала она.

Я припал на колено.

— Верно, Ваше Высочество, я скромный слуга церкви, пришел узнать, не нуждаетесь ли Вы в чём?

Она была прекрасна, даже в своём раздражении. Недовольно надув алые губки, принцесса произнесла:

— Святоша, значит. Неужели церковь не научила тебя не беспокоить людей, когда они того не хотят?!

Я замялся, но тут вдохновение таки пришло ко мне:

— Сказано в святых книгах: "Идя к людям, не бойтесь отчуждения, входя в их жилье, говорите: "Мир сему дому" и блаженны будете. Проповедуйте, спасая грешников, и сами спасение обретете. Блажен неравнодушный, ибо войдет он Царство Небесное. Не желайте спастись в одиночку, не бойтесь взывать к людям, ибо лицемерие есть хуже всего остального греха. Люби мир, и тебя полюбит небо!

Я определенно превзошел сам себя. Прекрасная принцесса, выслушав мою тираду, казалось, смягчилась. Недовольство на её лице, хоть и не пропало, но сменилось выражением то ли насмешливости, то ли любопытства. Тем не менее Её Высочество не торопились меняться:

— А если кто-нибудь, кого ты пришел спасать, предположим, вдруг возьмет и огреет тебя какой-нибудь скамейкой для ног, ты помолишься потом за спасение души этого "кого-то"? — спросила она, замахнувшись.

Я занервничал. Ответ, согласно церковным книгам, был очевиден. Однако, если я сейчас скажу "да", то шишка появится уже и на моем лбу. А, в отличие от господина Герхарда, мой череп не был столь благородного происхождения, чтобы тратить на него силу кристалла. Требовалось срочно увести разговор в сторону…. К сожалению, в голову лезла всякая банальщина, вроде: "Почту за счастье даже умереть от такой красоты". Я кожей чувствовал, что такой комплимент не пройдет. Принцесса явно привыкла к подобным речам со стороны рыцарства. Так что в изысканных комплиментах я отнюдь не прослыл бы первопроходцем.

— Ну, так что думаешь? — спросила принцесса, приготовившись опустить скамейку на мою голову.

— Молитва особо хороша после обедни, как говаривал Святой Феофан Миролюбский, когда его просили даровать благословение, не предложив сперва скромной трапезы, — произнес я, — подобно Великомученику мысли о спасении души никогда не покидают меня, но я подумал, что Ваше Высочество проголодались, и проповедь была бы сейчас не ко времени!

Скамейка остановилась в паре ладоней от моего лба.

— Ты прав, — произнесла принцесса, — твой тупоголовый князь был настолько занят своими нелепыми ухаживаниями, что забыл даже предложить мне еды, а она была бы кстати. Отлично!

Принцесса отшвырнула скамейку и хлопнула в ладоши.

— Принеси мне самое лучше из того, что есть в этой дыре! — приказала она, захлопнув дверь.

С пару секунд я тупо стоял с преклоненным коленом, любуясь на карету, а потом пошел разыскивать слуг принцессы, те, и правда, оказались недалеко. Как ни в чём не бывало, они глушили эль в компании Деррика, который судорожно расспрашивал их об рыцарских турнирах в столице. Отвесив ближайшему розовому кафтанчику подзатыльник, я передал ему приказ принцессы, лицо слуги побелело, и он немедленно поинтересовался, где находится наш повар. Вопрос был, конечно, правильным. Князь Герхард с удовольствием ел самую простую пищу вместе со своими солдатами, посему с дружиной не путешествовало ни одного кулинара. Накормить же принцессу отварной гречневой кашей или пережаренной свининой казалось не самой лучшей затеей. По счастью, когда я напряг память, то вспомнил, что мать моего собрата по вере — Тимофа — была кухаркой, и вроде как даже пыталась приобщить сына к своему ремеслу. Во всяком случае, кормежкой в нашем якобы отряде занимался он, и не из-за того, что его кто-то заставлял, а потому что ему самому это нравилось. Прихватив с собой Деррика, я направился на поиски Тимофа, тот вскоре обнаружился спящим под небольшим дубом.

Вскоре выяснилось, что в обозе есть, если не совсем свежие, то, по крайней мере, прилично выглядевшие фрукты. Тимоф послал нас с Дерриком за ними, в то время как сам принялся варганить что-то, по его словам, "королевское", из того, чему его научила мать. Нам ничего не оставалось, как поверить. От слуг принцессы не было никакого толку. Эскорт Люции собирался в столь большой спешке и с таким соблюдением тайны, что, кроме четырех всадников и двух королевских конюхов, обряженных в кафтаны, принцессу не сопровождал никто. Провизии на дорогу было выделено мало, кормились в основном в придорожных тавернах. Наверное, чего-то в этой жизни я не понимал, ибо путешествия королевских особ всегда представлялись мне как-то по-другому. Пусть даже это была и тайная поездка. В конце концов, даже князь Герхард обычно путешествовал в столицу с большим скарбом. Насколько я успел понять, слуги забыли прихватить даже запасные платья принцессы. Это было уже совсем из рук вон. Да и Бран ускакал как-то подозрительно быстро. Что-то за всем этим определенно таилось. Вопрос: что?

Романх без лишних придирок выдал нам с Дерриком небольшой мешок, наполовину заполненный яблоками и грушами. Выглядели они, прямо скажем, бледненько. Так, плоды с приусадебных деревьев. Явно не лучшие сорта. Впрочем, и народ, и знать Вороновья никогда не были избалованы особой роскошью.

— Думаешь, принцессе это понравится? — спросил меня Деррик.

Я пожал плечами.

— Если хорошенько вымоем, а Тимоф сможет красиво порезать, то, как знать, может и понравится. Наберешь воды из колодца?

Деррик кивнул. Вскоре наша тройка новоявленных королевских поваров принялась за дело. По правде говоря, повар был один — Тимоф. Послушник уже поставил вариться мясо и рисовую крупу, и в данный момент активно нарезал травки из своей походной сумки. Лично я никогда не подозревал, что целебные растения можно использовать подобным образом, но Тимофу было виднее. Мы с Дерриком тем временем принялись мыть фрукты. К тому же, юный мечник чуть раньше успел сделать набег на мельницу, убедив тамошних обитателей приготовить лепешки. Жена мельника пообещала сделать всё, чтобы Её Высочество утолила голод. В целом, дело пошло. Некоторое время мы работали без лишних разговоров, но долго Деррик молчать не мог:

— Слушай, Англир, — обратился он, — а почему князь так остро реагирует на название Вороножье? Что, раньше эти земли связывались только с вороньими лапами?

Я рассмеялся. Всё-таки Деррик был ещё то "чудо в перьях". Однако, заметив любопытный взгляд Тимофа, я понял, что тому тоже ничего неизвестно.

— Ладно, расскажу, — произнес я, — только пообещайте, никому не говорить, что мы произносили вслух запрещенное название.

— Так оно запрещено!? — в один голос воскликнули оба.

Я кивнул, и, получив обет воинский чести о неразглашении, вкупе с клятвой верности Светлому Владыке, начал свой рассказ.

Вообще, в первых исторических документах Новой Эпохи название нашей вотчины не имело к вОронам или ворОнам ровным счетом никакого отношения. Оно происходило от выражения: "вора ноги". Всё дело в том, что в те далекие времена лежавший к югу отсюда город Алиссия ещё не входил в состав Великого Королевства, а являлся, по сути дела, вольным поселением, где вся власть принадлежала Торговому Конклаву. Законы в тех местах тогда господствовали другие. Преступников было принято изгонять из города, а не вешать или четвертовать их на городской площади, как ныне. Правители Алиссии называли это "казнью не своими руками". В те годы нашу равнину заселяли несколько немногочисленных, но диких орочьих племен. Людей твари не щадили, будь они хоть ворами и разбойниками, хоть честными людьми. Таким образом, правители Алиссии вроде как не брали на себя лишних грехов. Однако потом произошло неожиданное — то ли преступников за один раз было изгнано слишком много, то ли орки ослабели, но в один прекрасный день разбойники и воры сумели объединиться и навязать нелюдям бой. После нескольких стычек люди сумели отвоевать небольшую часть долины. Правители Алиссии, вместо того, чтобы расстроиться, наоборот — разглядели в успехах разбойников свою выгоду. Ведь после победы людей набеги орков прекратились. Алиссия увидела во вчерашних изгнанниках возможную защиту против беспокоившей её многие годы угрозы. Не постеснявшись, Торговый Конклав выдал недавним врагам солидную сумму на продолжение борьбы. И прогадал. К удивлению, воры и разбойники сумели сплотиться настолько, что избрали единого вожака, им стал некий Эрик Вырви Глаз. Свежеиспеченный атаман подошел к делу рьяно, вскоре орки были полностью изгнаны, а долина превращена в разбойничью вольницу, где всем правил сильный. Другими словами, Эрик Вырви Глаз. Вскоре для всех висельников Эрмса, а не только Алиссии, появилось место, куда можно было сбежать от гнева властей. Воры и разбойники со всех концов света навострили ноги в долину, тогда и появилось её первое название: "Вороножье". Вскоре у Эрика Вырви Глаз оказалась в распоряжении огромная, но хаотичная людская масса, которая отнюдь не желала работать. Немногочисленных караванов, следовавших из Алиссии к гномам Северного Всхолмья, едва-едва хватало, чтобы прокормить эту ораву, да и торговцы отнюдь не желали терять деньги, предпочитая пускаться через куда более долгий, но безопасный путь вдоль земель Великого Королевства. Мощь Алиссии начала падать. Окончательно власть Торгового Конклава прекратил всё тот же Эрик Вырви Глаз, которому ввиду денежных трудностей ничего не оставалось, как предпринять уже открытую атаку на город. Выбора у атамана не было, в противном случае его армия сожрала бы саму себя. Жадность подвела торговцев Алиссии, в довершение всех бед они изрядно сократили число стражников на своих землях под предлогом, что набеги орков городу больше не угрожают. Поход Эрика увенчался полным успехом. Несмотря на все укрепления, обескровленная стража не смогла одолеть воровскую армию, и была разбита. Алиссия и все окрестные земли подверглись нещадному разграблению. Все представители Торгового Конклава были убиты, а имущество их изъято. Сбежать никто из богатеев не успел. Многие простые жители были обращены в рабов. Им была уготована участь трудиться на равнинах Вороножья, выращивая разбойникам пищу. Очевидно, что подобное нападение не могло остаться незамеченным. Вскоре на земли Алиссии вступила армия Великого Королевства. Эрик сбежал и укрылся в Вороножье. Король Тир Третий, понимая, что угрозу нужно выжечь на корню, продолжил свой поход, двинув войска на север. Вскоре королевская конница настигла Эрика, разбойник был убит, а голову его вручили в качестве подарка жителям Алиссии, уже успевшим принести торжественную присягу Великому Королевству. Однако по Вороножью всё ещё бродило немало разбойничьих банд. Земли эти в ту пору были мало кому известны. Долина таила в себе множество надежных укрытий. Тир Третий понимал, что рано или поздно набеги бандитов повторятся вновь. Тогда король принял идеальное, на его взгляд, решение, выделив наиболее отличившегося во время компании безземельного рыцаря, монарх назначил его князем Вороножья, повелев ценою жизни охранять границы государства. Этим рыцарем оказался дед благородного Герхарда. Король помог молодому князю воздвигнуть заставу, а затем и форт, который при отце Герхарда был перестроен в крепость. В Вороножье потянулись искавшие лучшей доли переселенцы. Также положение и влияние княжества сильно возросло, когда по никому неизвестным причинам Орден Белого Орла выбрал Вороножье, как место возведения своего монастыря. Из его стен, в конце концов, вышли и я с Тимофом. К несчастью, с течением времени название новой провинции всё меньше и меньше нравилось нашим князьям, так как оно служило объектом всевозможных шуток. Как-то отец лорда Герхарда несказанно оскорбился, когда при дворе кто-то назвал его "князем воровских ног". Наказав в поединке обидчика, тогдашний хозяин Вороножья приказал переименовать провинцию, повелев называть свою землю "Вороновье". В качестве своего герба князь избрал черного ворона. Алая лента в клюве птицы должна была свидетельствовать о военной доблести рода и памяти о том, при каких обстоятельствах Вороновским достались эти земли. Видимо, правитель рассчитывал, что подобной игрой слов он быстрее отучит двор и простолюдинов от устаревших определений. С тех самых пор на название "Вороножье" был наложен строжайший запрет, но у многих, особенно у пожилых людей, случались частые оговорки. Бран, видимо, был как раз из таких.