Масло в огонь подливали некоторые эмигрантские публикации. В "Русской мысли" в этой исключительно трудной для Церкви ситуации напечатаны были поистине безумные глаголы: "Недалеко то время, когда Святейший Патриарх возьмет в свои руки бразды народного правления, чтобы затем передать их в руки исторически сложившейся власти; он укажет и будущего носителя этой власти". Патриарха стали вызывать на допросы; потом он был подвергнут домашнему аресту, лишившему его возможности участвовать в общественных богослужениях.

В такой обстановке и была осуществлена обновленцами раскольническая авантюра. Никем не уполномоченная группа петроградских священников: А. Введенский, А. Боярский, Е. Белков с псаломщиком С. Стаднюком — выехала в Москву. Если верить словам А. Введенского, они стали хлопотать о помиловании осужденных трибуналом: "Мы были во всевозможных инстанциях, где можно и где, может быть, и нельзя, мы подавали всюду бумаги с просьбой простить этих осужденных. Нам заявили: да, лично вас мы… знаем, знаем также, что ваша церковная деятельность ничего общего с политикой не имеет,…но все-таки засвидетельствуйте на бумаге, что вы осуждаете всякую политику, идущую вне действительно церковных задач… Мы охотно письменно засвидетельствовали это, подали заявление… Нам представители власти сказали: "Церковь как Церковь будет существовать, Церковь как политическая организация существовать больше не будет. Если угодно, переговорите об этом с Патриархом".

12 мая петроградские священники явились в Троицкое подворье и потребовали от Святейшего оставить Патриарший Престол, лживо утверждая, что ими уже исходатайствовано разрешение на созыв Поместного Собора для устроения пришедших в расстройство церковных дел. "Я никогда не хотел быть Патриархом, — ответил Святейший, — Патриаршество меня тяготит как крест — это вы хорошо знаете. Я с радостью приму, если грядущий Собор снимет с меня вообще Патриаршество, а сейчас я передаю власть одному из старейших иерархов и отойду от управления Церковью". Во главе церковного управления Патриарх Тихон поставил митрополита Ярославского Агафангела, назначив его своим заместителем. Митрополит Агафангел, получив письмо от Патриарха, решил подчиниться его выбору, но не смог выехать в столицу.

5 (18) мая петроградские священники А. Введенский, Е. Белков и приставший к ним московский священник С. Калиновский вновь являются в Троицкое подворье. Битый час они уговаривают Святейшего, который уже понимал, с кем имеет дело, передать им Патриаршую канцелярию до прибытия в Москву митрополита Агафангела. В конце концов Патриарх уступил просителям, наложив на заготовленное ими прошение резолюцию: "Поручается наименованным ниже лицам принять и передать Высокопреосвященнейшему митрополиту Агафангелу, по приезде в Москву, синодские дела…"

Резолюцию Патриарха о передаче канцелярии церковные авантюристы объявили актом передачи им церковной власти и, сговорившись с епископом Бернским Леонидом, случайно оказавшимся в Москве, а также с известным своими назойливыми модернистскими выходками заштатным епископом Антонином (Грановским), заявили об образовании Высшего Церковного управления.

На другой день после аудиенции в Троицком подворье 8 (19) мая Патриарх был переведен в Донской монастырь, а его покои в подворье заняло самочинное Высшее Церковное управление.

Первый председатель Высшего Церковного управления епископ Антонин (1869 — 1927) был выпускником Киевской духовной академии. Среди студентов он выделялся блестящими учебными успехами и непомерным честолюбием, которое и подтолкнуло его к принятию пострига. По воспоминаниям современников, это был человек удивительно нелюдимый, угрюмый, внутренне надломленный. Уже после пострига был случай, когда он тайком ушел из академии, швырнув в комнату через форточку рясу, клобук и четки, и пропадал целую ночь невесть где. После окончания академии в 1891 году Антонин преподавал в школах, ошеломляя учеников и коллег своими чудачествами. В Москве, например, где он служил смотрителем духовного училища, завел медведя и никогда не разлучался с ним. В Туле, где состоял инспектором семинарии, врывался ночью в спальни, делал обыски, рылся в личных вещах семинаристов

В начале века будущий расколоучитель перебрался в Петербург. Здесь служил он в цензурном комитете, написал исследования о "Книге Варуха", высоко оцененное библеистами, посещал религиозно–философские собрания, где сблизился с В. Розановым, прозвавшим его Левиафаном. Любопытную характеристику дал Антонину познакомившийся с ним на религиозно–философских собраниях сторонний наблюдатель, человек из художественной среды и по вероисповеданию католик: "На меня особенно сильное впечатление произвел архимандрит Антонин из Александро–Невской Лавры… Поражал его громадный рост, поражало прямо демоническое лицо, пронизывающие глаза и черная как смоль, не очень густая борода. Но не менее меня поразило и то, что стал изрекать этот иерей с непонятной откровенностью и прямо-таки цинизмом. Главной темой его беседы было общение полов…, и вот Антонин не только не вдался в какое-либо превозношение аскетизма, а напротив, вовсе не отрицал неизбежности такого общения и всяких форм его".

В 1903 году архимандрит Антонин был хиротонисан во епископа Нарвского. В революцию 1905 года он прекратил за богослужением возносить имя Государя, а в светском журнале рассуждал о сочетании законодательной, исполнительной и судебной власти как о земном подобии Божественной Троицы, за что и был уволен на покой, но в 1913 году его назначили на Владикавказскую кафедру; вскоре, однако, по болезни снова уволен был на покой в Богоявленский монастырь. Во время Поместного Собора он ходил по Москве в рваном подряснике, иногда оставался на ночь на улице, спал на скамейке, жалуясь на то, что его забыли и бросили. После Собора он привлек к себе внимание в церковной среде самочинным ("богослужебным") новшеством, повлекшим за собой запрещение в священнослужении.

Из числа известных церковных деятелей к обновленцам присоединился в 1917 году профессор Петербургской духовной академии Б. Титлинов и бывший обер–прокурор Синода В. Львов.

В мае 1922 года обновленцы созвали учредительное собрание своих сторонников и провозгласили образование "Живой Церкви". На собрании живоцерковников был избран Центральный Комитет из десяти человек во главе с протоиереем В. Красницким.

В газете "Живая Церковь", которую стал издавать этот ЦК, печатались статьи против монашества. Одна из них, посвященная монастырям, называется "Гнезда бездельников". В другой статье протоиерей В. Красницкий откровенно провозгласил свою цель: "Духовенство должно быть освобождено от мертвящего гнета монашества, оно должно получить в свои руки органы церковного управления. И непременно получить доступ к епископскому сану".

Для захвата церковного управления на местах Высшее Церковное Управление направило по епархиям 56 уполномоченных, вменив им в обязанность "изгнание монахов, то есть архиереев из архиерейских домов" и захват православных храмов. Обвиняя архиереев в контрреволюционности, уполномоченные домогались их высылки из епархий. Раскольники добились устранения видных иерархов и среди них митрополитов Новгородского Арсения (Стадницкого), Казанского Кирилла (Смирнова), Ярославского Агафангела, архиепископов Крутицкого Никандра, Харьковского Нафанаила, епископов Псковского Геннадия (Туберозова), Волынского Аверкия.

Трагические события произошли в Петрограде. Вернувшись из Москвы в Петроград, А. Введенский пытался вовлечь в обновленческую авантюру приблизившего его прежде к себе митрополита Вениамина. 25 мая он предъявил митрополиту "Удостоверение" с подписью епископа Вернского Леонида в том, что, согласно резолюции Патриарха Тихона, он является членом Высшего Церковного Управления и командируется в Петроград по делам церковного управления. Митрополит обратил внимание на отсутствие на этой бумаге подписи Патриарха и отказался признать "Удостоверение". А через день, за воскресной литургией в петроградских церквах зачитано было послание митрополита Вениамина к пастве, в котором священники Введенский и Белков, без воли своего епископа отправившиеся в Москву и принявшие там на себя высшее управление Церковью, отлучались от церковного общения впредь до принесения покаяния.