— Чур, не я! — крикнула Люда Набережная.

А Юля ничего не стала кричать, зато пробурчала:

— И что за командир отряда? Совсем не мужчина, кажется…

— Сама ты — женщина! — рассердился Ромка.

Но хватит. Мужчина, женщина — не о том разговор. Дело-то необычное! Никто из ребят ещё ни разу в жизни не вручал вожатой протестующее письмо. А такое письмо — это вам не поздравление на Восьмое марта. Вдруг Галя обозлится, не разобравшись? Вдруг ещё что-нибудь похуже? Как тут быть?

— Я знаю, — придумал наконец Миша. — Я знаю, кто может передать!

— Кто? — с радостью крикнули все.

— Васька Пират, вот кто.

— А не побоится? — спросила Юля.

— Он ничего не боится, — гордо ответил Миша за своего знакомого. — Он ведь будет посланник, ему хоть бы что. Тем более, посланников и гонцов не трогают во всём мире.

— Это верно, — согласились ребята и стремглав побежали искать нужного человека.

Нужный человек тем временем занимался пиратской деятельностью. Он ведь не знал, что его избрали посланником и гонцом, и поэтому привязал к дереву Борю Филатова крепкой верёвкой. Командиры увидели, закричали в один голос:

— Не тронь Бетховена! Отпусти! Зачем издеваешься, противный!

— Во-первых, это не Бетховен, — смело ответил Вася, — а мой пленный. Во-вторых, мы к вам не пристаём. В-третьих, вы к нам тоже не приставайте, потому что не понимаете, гром и молния!

— Гром и молния! — закричал вслед за ним пленный Боря. — Сейчас меня прикончат, и всё в порядке. Отойдите, не мешайте мне мужественно погибать!

Но командиры помешали. Они объяснили друзьям, что есть на свете дела поважнее. Когда Вася уразумел, что от него хотят, он сразу завопил в полном восторге:

— Всё ясно! Чёрная метка! Давайте быстрей, и я отважно снесу!

Ему дополнительно объяснили: мол, не шуточки, не игра — октябрятское поручение. На это Вася ответил, что понятно, взял пакет и убежал. Но сперва он заглянул на веранду и попросил Вовика изобразить на свёрнутой бумажке мёртвый череп и две кости. У Васи это не особенно получалось. Череп всегда был похож на свёклу с дырками, кости — на столовые ложки. Ну, а Вовик умел хорошо рисовать. И он, конечно, нарисовал страшную эмблему прямо как с натуры. Вася посмотрел, полюбовался всласть и сказал:

— Вовик, ты — великий художник! Главное, такой красивый скелет я ни у кого никогда не видал. Пожалуй, я приму тебя в свою шайку.

С этими словами он побежал дальше и разыскал Галю. Он отозвал её в сторонку, чтобы никто не подслушал, — так велели командиры. Между прочим, они ещё велели говорить, что по заданию совета и тому подобное. Но Вася, не моргнув, взял да и ляпнул от себя:

— Сэр! Отчаянные атаманы шлют вам это. Получите и трепещите! А я тут, вообще-то, ни при чём…

Галя засмеялась, приняла пакет, хотела расспросить гонца, но его уже и след простыл. Тогда Галя развернула бумагу с нарисованным черепом. И только она глянула в неё, сразу не стала смеяться и даже расстроилась, пожалуй. Потом подошла к Надежде Петровне.

— Хотите узнать ещё, кто чем дышит? — спросила.

Воспитательница, конечно, хотела, и Галя отдала записку командиров. Воспитательница прочитала её своими собственными удивлёнными глазами. Причём очень удивлёнными. Потому что там было:

Надежда Петровна дошла до конца, но ничуть не расстроилась, не обиделась заодно с Галей. Наоборот, улыбнулась даже и сказала:

— А что? Дети правы. Это нам с вами, Галочка, хороший урок. Кстати, у меня есть на сей счёт кое-какие соображения. Обсудим?

— Давайте, — сказала Галя задумчивым голосом.

Начнём с того, что фамилия Вовика — Тихомиров. С такой фамилией на свете надо жить тихо, мирно, согласитесь. Вовик и правда вёл себя, будто тихоня. Но, кроме того, он был странный человек.

Ещё в Ленинграде, до лагеря, происходил медицинский осмотр здоровья. Все явились тогда с родителями или бабушками, а Вовик — с одним только братом. Брат, конечно, был старший, но не очень. И брат, конечно, засунул Вовика в кабинет, а сам спрятался, чтобы не разговаривать с доктором. Тут его и спросили, Тихомирова:

— А где твоя мама?

— Известно, на фабрике, — ответил он.

— Как же ты приехал?

— Известно, на трамвае.

— Совсем один?

— Давайте про что-нибудь другое, — сказал Вовик и вздохнул.

Врачи посмотрели, какой он маленький, щуплый, на вид голодный.

— На аппетит жалуешься? — спросили.

Он ответил, что да, жалуется.

— Нет аппетита?

— Есть.

— Так почему же ты жалуешься?

— Вот потому.

— Почему?

— У меня волчий аппетит, — ответил Вовик, вздыхая. — У меня в животе прорва, бабка говорит. Я ангиной болел. Я невоспитанный. И купаться я не умею. А на велосипеде умею, если кто-нибудь даст. Ещё про чего говорить? Спрашивайте, я не боюсь…

Когда он ушёл, в кабинете остался персонал. А весь персонал заахал про Вовика, что трудный, интернатский, что семья у него неблагополучная. Никто из ребят, конечно, не слышал про это. Но всё равно, когда стали жить в лагере, Вовик никому не понравился.

Во-первых, он сказал Коле Смирнову такую вещь:

— Колобок, ты ни с кем не дружи. Со мной дружи, больше ни с кем.

— Так нельзя, — ответил на это Коля. — Что ж получится?

А Вовик сказал:

— Хорошо получится. Нам хорошо, им не надо. Каждому не угодишь.

Ту беседу услышала Юля Цветкова. Она сразу подняла гвалт:

— Глядите, глядите, вы только послушайте! Знаете, он кто? Он отрицательный ин-ди-ви-ду-алист!..

Ребята прямо рты поразевали. Вот сказанула! И может, правильно? Все задумались, начали разглядывать Вовика, как на сцене. А Вовик заревел, и ушёл, и спрятался в ящик с песком для пожара. Оттуда его вынула воспитательница. Они долго толковали про то, как надо жить в лагере, но Вовик, видно, не понял.

Он ходил всегда молчаливый, будто замкнутый ключом. Ходил и протяжно вздыхал. А вообще он больше лежал, чем ходил. Даже в озере купаться не хотел. Где это видано — не хотел человек купаться!

А ещё Вовик сказал Коле в один прекрасный день, что потерял его ножичек. Помните, в вагоне Коля давал на время? Так вот, на самом деле Вовик не потерял, а просто хотел зажилить. А потом он вообще никому ничего не сказал, но вдруг взял да пропал почти насовсем. Галя в тот день прямо не в своём уме бегала, и Надежда Петровна тоже. Все бегали не в своём уме, потому что чепе на весь лагерь. А вышло это вот каким образом.

Отряд строился на прогулку, и Вовик захотел идти с Колей. Ну, а Коля как раз не захотел. Вовик подумал стать в пару с Максимом, но и тот был занят. Потом Вася, Миша, Боря — все оказались парные, и никто не звал Вовика к себе. Тогда его и не стало. А другие даже не заметили, как не стало Вовика, пошли своей дорогой.

Когда все скрылись из виду, Вовик приплёлся к столовой и встретил там тётю Тоню. Она что-то выплеснула из ведра и заворковала:

— Поди сюда, маленький! Поди, заморыш хорошенький! Морковку дать?

— Не, — сказал Вовик.

— Кочерыжку?

— Не, — сказал Вовик, — без толку. Вот хлеба и макарон…

Тётя Тоня всплеснула руками, точно пингвиниха. Точно пингвиниха, она уковыляла на кухню. Потом вынесла Вовику еды на тарелке, отдала прямо в руки и при этом жалобно так спросила:

— Сколько ж в тебе весу, птенчик мой?

— Двести грамм, — сказал Вовик, — а килограмм забыл.

— Ах ты господи! — изумилась тётя Тоня. — Всего-то?

Сама она была такая, что старшие ребята звали ее тётя Тонна.