— Пускай будет мир во всём мире! — как из пушки отвечает она.

— А у тебя, Люда?

— Пускай никто никогда не болеет и не умирает, — тоже мгновенно говорит Люда Набережная и спрашивает сама: — Вам нравится, Надежда Петровна? Хорошо я придумала, да?

— Очень хорошо, — говорит на это воспитательница, но потом добавляет к слову: — А теперь давайте попроще. Давайте помечтаем, пофантазируем, почудим. Попробуйте-ка придумать что-нибудь волшебное.

Тогда одна тихая девочка Марина из четвёртой звёздочки и говорит:

— Если не будете смеяться, то лучше всего я превратилась бы в речку. Текла бы и текла. А по мне — красивые белые пароходы. А по берегам — деревья и красивые белые цветы. И люди в меня ныряют и пьют из меня. Всем хорошо, и мне тоже. Я большая-большая, вся такая солнечная, светлая, сильная…

Тут некоторые слегка улыбнулись, но не обидно. Вася Груднев прикинул, что можно отличиться, и говорит за себя:

— Хочу быть храбрым, чтобы ничего не бояться! Чтобы с Исаакиевского собора даже прыгнуть вниз…

— На асфальт, — вдруг ехидно добавляет Максим.

Вася, конечно, рассердился и поднял крик, что в воду прыгать. Но Максим его уже не слушал. Зато он прилежно слушал всех остальных и каждого поддевал без передышки.

— Хочу быть великаном. Хочу быть огромный и могучий, как столетний дуб, — пожелал Коля Смирнов.

А Максим ввернул:

— Ты и так дуб, только малолетний.

— Пускай заместо дождика капает лимонад! — размечтался Боря.

— Когда слипнешься, запоёшь по-другому…

— А я хотел бы на необитаемый остров. — Это Ромка Давыдов сказал.

Но Максим и ему не дал ходу:

— Всё ясно. Там двойки не ставят, красота!

В конце концов люди не вытерпели издевательства, заорали на Максима все сообща.

Тихая беседа под деревом превратилась в скандал и неувязку. Пришлось Надежде Петровне распустить ребят для игры на поляне. А с Максимом пришлось завести серьёзный разговор с глазу на глаз. Прежде всего воспитательница спросила:

— Ну, а у тебя, Максим, разве нет заветного желания?

— Есть, — ответил он. — Пускай бы эти тупицы поумнели.

— Ты думаешь, что главное в человеке только ум?

— Я в этом уверен.

— А доброта, честность, отзывчивость, смелость?

— Разве такие черты только у дураков?

Тут даже Надежда Петровна невольно замолчала. А потом, когда заговорила опять, Максим всё так же ни в чём с ней не соглашался. Смелости, что ни говори, у него хватало. И взрослых мыслей тоже, если воспитательницу ставил в тупик. А между тем он почему-то не мог понять самых простых вещей. Хотя бы про то, что обижает ребят и нервирует. Что без друга прожить на земле невозможно. Да и вообще, многого такого не понимал слишком заумный Максим…

Конечно, в душе у него было не так гладко, как на словах. В душе он вечно колебался и не одобрял свой характер почти каждый день. Но кто видел его странную заносчивую душу? Максима заносило и заносило на поворотах жизни, точно в гололедицу. Только не зря сказано: каждому овощу — своё время. Так и Максиму. Припало время, он тоже созрел и кое-что сообразил обыкновенно по-человечески. Сейчас узнаете, как это произошло…

Шли дни, день за днём, и в этом нет ничего особенного. Но потом вдруг по лагерю стало бродить и шмыгать привидение. Представляете?! И даже не одно, а целая команда привидений в белой одежде и на босу ногу. Перед сном они до смерти пугали старших девочек, но под конец всё-таки попались. Утром их построили на линейке отдельно, и при свете дня они оказались ничуть не мёртвые, а просто мальчишки из первого отряда, за что и получили строгий выговор. Вот смеху-то было, между прочим!..

Ну, а в отряде «Ручеёк» пошли потом разговоры о всяких таких фактах и явлениях. После отбоя Боря сказал всем в своей палате:

— А то ещё встречаются лунатики, ага. По крышам ночью бегают. Умеют и по проводам — хоть бы хны…

— Известно, — сказал Вовик. — Они зелёные. Кожа у них зелёная, а так — ничего.

Тут некоторые засомневались про цвет лунатиков. Миша начал доказывать, что это — болезнь и каждый на неё способен.

— Он такой же человек, — говорил Миша. — С виду его не узнать. Он и сам может не знать, что колобродит ночью. Он колобродит и спит и поэтому всё забывает. Даже среди нас, может, найдётся лунатик, только мы не видели.

Ребята сильно разговорились в постелях, даже шум полетел и долетел до Галиных ушей. Она, конечно, пришла в спальню и навела тихий порядок. Она посидела на окошке, чтобы все заснули. Потом ушла в другую спальню проверить там крепкий сон.

И тогда Боря прошептал Коле по соседству кроватей:

— Колобок, спишь?

— Сплю.

— Постой, не надо, — попросил Боря. — Давай полежим и посмотрим: вдруг у нас тоже свой собственный лунатик?

Коля заинтересовался и сказал:

— Давай посмотрим.

И вот стали они не спать, поджидать редкий случай редкой болезни. И что вы думаете? Дождались! Нет, честное слово…

Внезапно зашевелилось одно одеяло, то есть человек под одеялом. Этот человек поднялся во весь рост. Коля и Боря затаили в груди дыхание. Перед ними был налицо настоящий, собственный, превосходный лунатик! Потому что Максим надел кеды совсем вслепую. И встал, и побрёл к двери при закрытых глазах. Ночь была светлая, летняя — ребята видели всё как на ладони. Когда Максим вышел на веранду, они растормошили тех, кто уснул, и после этого сообща повели наблюдение.

Максим прошёлся по веранде, растопырив руки. Потом опять прошёлся, ни на секунду не открывая глаз.

— Ходит, — шёпотом сказал Коля. — Он ходит, и, значит, он больной.

— Тише, разбудишь! — тоже шёпотом прикрикнули ребята.

Но Максим ничего не слышал, не видел, а просто залез на перила. Он постоял, держась за столб. Он без сомнения перебежал бы к другому столбу, потому что лунатикам такое — раз плюнуть. И надо же случиться беде! В самый ответственный момент на веранде появилась Галя.

— Так, — сказала она, — прекрасно!

Максим не проснулся.

— Как это понимать?

Максим стоял на перилах и не отвечал.

Чтобы внести ясность, Миша подбежал к вожатой и вполголоса вразумил, пока не поздно:

— Тише, тише. Он болен лунатиком. Не буди, их нельзя будить.

— Ах вот что! — сказала Галя, не удивляясь. — Хорошо, я умею обходиться с лунатиками. Все по местам, а за него не волнуйтесь. Я сегодня же вылечу его.

Даже после громкого разговора Максим остался спящим, как заколдованная царевна в сказке. Он спал так крепко, что некоторые уже не верили, а другие некоторые думали: «Ну и сильна болезнь!» Что думала Галя, неизвестно. Только она подхватила Максима с перил, вертикально установила ногами на полу. Потом взяла за руку и вертикально увела в свою комнату. Взамен оттуда вышла Надежда Петровна, чтобы угомонить возбуждение второй звёздочки. А потом события потекли таким образом…

Максим стоял да стоял в углу воспитательской, ни на что не взирая. Впрочем, при закрытом зрении он просто не мог куда-то взирать. Ну, а Галя, пока суд да дело, писала отчёт за прошедший день: чего хорошего было в отряде и как всем жилось. В общем, тишина и покой в комнате. Но вдруг Максим встрепенулся. Он встрепенулся, разожмурил глаза и вытаращил их, как удивлённая рыба. Потом воскликнул в полной панике и смятении чувств:

— Где я? Что со мной? Ничего не понимаю!

В ответ Галя сказала:

— Всё в порядке. Ты спишь.

— Да нет, — сказал Максим, — я уже не сплю.

— А я говорю: спишь и видишь странный сон.

— Это не сон, — возразил Максим.

— А что?

— Это наяву.

— Тогда объясни, пожалуйста, — задала вопрос Галя, — как ты сюда попал?

— Не знаю…

— Ну вот, не знаешь. И я не знаю. Выходит, тебя здесь нет и ты в своей постели. Повернись на правый бочок и продолжай. А когда проснёшься и совесть твоя проснётся, тогда и поговорим.

С этими словами Галя опять принялась отчитываться на бумаге и делать вид, будто она — сновидение. Ну ладно. А что было делать Максиму в таком случае? Как ему проснуться, если в действительности не спит? И вот он подумал, подумал и ничего не придумал, хотя весьма развитой. Оставалось одно: признать свою выходку, просить прощения и обещать, что в лунатики больше не играет. Максим так и выразился в конце концов. Он это отбарабанил бесшабашным тоном и хотел уже идти в палату: мол, шито-крыто и до свидания. Но тут приключилось обратное. Галя взяла и не отпустила в палату. Она угадала, что Максим извиняется для отвода глаз. И поэтому она сказала с невероятной строгостью в голосе: