— Пришлось постараться, — рассказывал по дороге юноша. — Проникнуть в покои его преосвященства Лонгина, пока он со слугами ездил куда-то по делам. Я объяснил лакею, что мне нужно забрать расписание занятий. И утащил бутылку под плащом.
— Восхитительно! — хохотнул Кертор. — А лакей не поинтересовался, почему вы в плаще?
— Я прошелся под дождем, а потом сразу пошел к епископу. Будто бы шел с конюшни, и еще не успел зайти к себе…
— Ловко придумано! Еще полтора года, и вам не придется так хитрить! «Полтора года? Нет, гораздо меньше, — подумал Араон. — А будешь ли ты пить тогда со мной вино, или сидеть в своей Керторе — зависит от тебя…». Учитель ловко открыл бутылку, хоть штопора в комнате и не нашлось. Принц следил за каждым его движением. Кертор был хорошо сложен — чуть выше среднего, широкоплечий, но с тонкой талией. Таких — элегантных, гибких и грациозных — кавалеров любили изображать на картинах. Не хватало только благородных дам, цветов и фруктов. Тщательно одет: плотно пригнанный по фигуре светло-коричневый кафтан с круглым вышитым воротом. Ослепительно-белая камизола. Темно-коричневые облегающие штаны. Родовые цвета, но костюм не кажется скучным. Принц досадливо вздохнул: его портные почему-то шили так, словно Араон собирался подрастать каждую седмицу. Одежда всегда была слегка мешковатой, но на его жалобы никто не обращал внимания. «Лучше быть взрослым племянником главы рода, чем несовершеннолетним наследником, — подумал Араон. — Портные, и те не слушаются, считают, что все знают лучше. Что за несправедливость?» Кертор услышал вздох, но, конечно, не догадался о его причине.
— Ва… Араон, вас что-то печалит?
— Да, — принц ухватился за брошенную ниточку. — И весьма сильно. Я хотел попросить вас об услуге. Разливавший вино по хрустальным стаканам, стоявшим на подносе у графина с водой — бокалов, разумеется, не было — учитель фехтования как-то смешно приподнял брови, словно услышал забавную шутку. Потом он поднял голову и подал стакан принцу.
— Почту за честь ее вам оказать.
— Не торопитесь, Флэль: может быть, вам и не захочется, — еще раз вздохнул принц. — Садитесь, будьте любезны… Сам он сидел в кресле у окна. Белая стена снега за окном давала достаточно света, так что наблюдать за собеседником было удобно. Свет падал на лицо керторца, позволяя разглядеть каждую смену выражений лица. Учитель фехтования сел, закинул ногу на ногу. В руке он держал стакан. Принц пригубил вино. За обедом и ужином им с братом разрешали выпить по бокалу, но то скорее было полезным для здоровья. Удовольствия кисловатое некрепкое вино не доставляло. То, что пил епископ Лонгин, было куда лучше: темное, густое, терпкое и ароматное.
— Алларское, из виноградников Изале, — тоже отметил качество вина Кертор. — У епископа хороший вкус и ловкие слуги. Вино из Изале так просто не раздобудешь. Интересно, как ему удалось?
— Думаю, это щедрость его величества… — предположил Араон.
— Здоровье короля и слава его щедрости! — поднял стакан собеседник.
— Здоровье короля! — поддержал тост принц. После второго стакана Араон решил, что настало время действовать. Прошел уже час из двух, отпущенных на урок. Скоро гувернер придет, чтобы напомнить принцу о следующем занятии. Нужно успеть покончить с бутылкой — это несложно, она невелика, — и переговорить с Кертором. Дежурного камердинера принц отправил на розыски якобы забытого им учебника по землеописанию, так что теперь в прихожей было пусто.
— Флэль, я хотел попросить вас о довольно неприятном. Я совершил дурной поступок… точнее, несколько дурных поступков. Пауза. Керторец смерил принца удивленным и недоверчивым взглядом.
— Вы, Араон? Не может быть…
— К сожалению, может. — Юноша надеялся, что скорбь и смущение получаются достаточно убедительными. — Я повел себя непорядочно по отношению к брату. Хуже того — я жестоко оскорбил герцога Гоэллона, который вступился за него.
— Должно быть, вы на себя наговариваете…
— Сначала выслушайте, а потом судите. — Араон опустил глаза к полу и принялся рассказывать. Бело-голубой узор на толстом саурском ковре очень хорошо годился для разглядывания. Путаешься в подсчете ромбов и квадратов, а голос словно бы прерывается от раскаяния. — Вот так-то, Флэль.
— Да… — Учитель фехтования покачал головой. — Вы… скажем так, несколько перегнули. Особенно с герцогом. Как вам вообще пришло в голову нечто подобное? Араон замялся. Как же объяснить, откуда взялось обвинение в убийстве брата? Он обо всем подумал, но не предусмотрел этого вопроса. Надо же было так просчитаться!
— Я очень неправильно истолковал рассказ моего дяди, графа Агайрона, — ответил он после недолгого раздумья. Оставалось надеяться, что эти двое никогда не встретятся, а уж тем более не станут обсуждать принца. — Он ни о чем подобном не говорил, но я так его понял.
— Араон, двое ваших родственников не очень дружны. Даже если они будут прямо говорить друг о друге что-то нелестное… Простите, ваше высочество, я не вправе вам советовать, — осекся Кертор.
— Ну что вы! Продолжайте, пожалуйста!
— Я не стал бы слушать их высказываний друг о друге.
— Мои старшие родственники всегда говорят мне только правду, — пожал плечами Араон.
— У правды тысяча одежд — так писал еще Эллерн. Если господин первый министр скажет, что герцог Руи Гоэллон хитер, непредсказуем и расчетлив, это будет правдой, — Кертор улыбнулся чему-то своему. — Если я скажу, что тот же герцог Гоэллон великодушен, щедр и смел, это тоже будет правдой. Но звучит так, словно мы говорим о разных людях, верно?
— Пожалуй. Снегопад кончился так же неожиданно, как и начался. Араон обернулся к окну. Снега намело до середины рам. Тяжелые сырые хлопья облепили дерево и немедленно принялись таять.
— Скоро весна, — сказал, мечтательно улыбаясь, Кертор. — Так в чем, собственно, состоит та услуга?..
— Я хотел бы попросить вас передать герцогу мои самые искренние извинения. Я хотел бы принести их лично, но он больше не навещает меня.
— Может быть, вы напишете письмо? Я готов его передать.
— Я не люблю писать письма…
— Хорошо, я передам герцогу ваши извинения, — кивнул учитель. — Если вам интересно мое мнение…
— Разумеется, интересно!
— Вы приняли очень верное решение, Араон. Вы проявляете несомненное мужество.
Я в ваши годы был гораздо упрямее и трусливее. Нагрубив старшим родственникам, я предпочитал упираться и прятаться. «Вот ты и попался, мой дорогой учитель, — удовлетворенно подумал принц. — Давай, льсти, сыпь комплиментами. И убеди герцога, что я очень, очень хороший мальчик…». Флэль вышел из покоев принца в немалом потрясении. С ума сошли эти двое, что ли? Когда Араон сказал «попросить вас об услуге», керторец едва не споткнулся о порог. Ровно этими же словами начал разговор о принце Гоэллон. Теперь вот принц — о Гоэллоне. Шутники эти господа родственники, ничего не скажешь…
Вспоминая смущенного щуплого мальчика в кресле, Кертор еще раз пожал плечами. Навстречу шел какой-то чиновник в темном мундире. Он удивленно глянул в лицо Флэлю, потом сделал шаг в сторону. Молодой человек не обратил на него внимания, но краем глаза отследил зигзаг. Казалось, что принц и в самом деле раскаивается. Надо же такое выдумать — братоубийца! Почему именно это, почему еще не сорок три с половиной греха, которые приписывают герцогу? Чего о Гоэллоне только не болтали — что он отравил принца Элора, старшего брата короля Ивеллиона, что он отравил королеву Астрид, что он содержит тайную школу шпионок, и большинство столичных куртизанок служит именно ему… но сплетня, которую министр Агайрон поведал принцу, была то ли новой и оригинальной, то ли такой старой, что ее забыли, когда Араон еще мочил пеленки. Странное дело. На сплетника первый министр никак не походил. Зануден, чопорен, строг и набожен — да, надменен, нелюдим и скучен, как проповедь в будний день — да, но сплетни самого дурного пошиба? Да еще рассказанные пятнадцатилетнему мальчишке? Что-то здесь не так; впрочем, пусть с этим разбирается сам Гоэллон, а Флэль в старую ссору между приближенными короля не полезет. Передать извинения — само собой, подробно пересказать разговор — нет проблем, а вот все остальное — увольте, господа, разбирайтесь сами. Флэль ехал по направлению к дому, а потом вдруг свернул в Волочный переулок, где располагались самые дорогие ювелирные лавки. Он уже решил, что помирится с Лориной. Подружка оказалась терпеливой — не съехала из снятого для нее домика, не завела других покровителей. Являться к ней с пустыми руками неприлично: такая удивительная для девицы ее положения верность должна получить награду. Кертор выбрал для Лорины браслет — почти бесцветные цирконы с бриллиантовой огранкой, изящная золотая оправа в виде бутонов, скрепленных звеньями цепочки.
