— Не стесняйся, красивый, пригласи Мариетту! Или у тебя матушка дома, накажет, в угол поставит, а? — Баба захихикала и прикрыла рот кулачком. Вышло до того глупо, что Саннио опять улыбнулся.

— Значит, матушка. Ну, молодой господин, так у нас комнаты есть, уютные. Закажи Мариетте вина, Мариетта тебе все покажет. Все покажет… все, что не видел! — рука легла на руку Саннио. Юноша содрогнулся и отдернул ладонь. Прикосновение потных грязных пальцев разозлило.

— Да уж, красной сыпи я еще не видел. И не хочу, — он поднялся, потянулся к плащу, но мерзкая баба завопила, будто ее попытались зарезать.

— Ах ты, гад!!! У меня сыпь? Дрянь ты поганая, ошлепок ты драный… — Поток брани впечатлял, и Саннио ринулся к выходу. Дорогу ему преградил здоровенный — на голову выше и вдвое шире — вышибала. Внешность у него была вполне добродушная, правда, свернутый на сторону нос наводил на определенные размышления; грубости особой парень пока не проявил, но и дорогу загораживал категорически.

— Заплатить бы надо, господин, за оскорбление. Мариетта девушка честная.

— И сколько же? — поинтересовался Саннио. Платить он не собирался, но узнать расценки за подобное оскорбление — почему бы и нет. Всякий опыт полезен, как говорил герцог Гоэллон.

— Пять монет, сударь, — улыбнулся громила.

— Давай, — улыбнулся в ответ Саннио и протянул руку.

— Чего?

— Пять монет. За оскорбление. Вышибала всерьез задумался, глядя на протянутую ладонь. Если урокам герцога можно было верить, то до серьезных неприятностей пока было далеко. Скорее уж, кривоносый просто развлекался, а не всерьез пытался отнять у посетителя деньги. Даже в самых злачных местах столицы, как знал секретарь, за такое можно было нарваться на серьезные неприятности с городской стражей, а убивать в людной таверне ради кошелька с десятком-другим сеоринов его никто не будет. Нелепо, не стоит каторги. Тем более, что до злачного места заведению было далеко. Так, веселый дом не лучшего разряда…

— А-а, — сообразил наконец громила. — Господин шутит!

— Ты шутишь — я шучу. Ты всерьез — я всерьез, — Саннио вдруг вспомнил присказку из приюта.

— У господина служат парни из приюта Святой Кариссы? — осклабился парень. — Повезло кому-то…

— Господин сам рос в приюте Святой Кариссы, — зачем-то сказал Саннио. — Но тебя я не помню. Парню было года двадцать три, ничего удивительного в том, что Саннио его не видел, не было, но на вышибалу заявление произвело потрясающий эффект. Он открыл рот, слегка присел, расставив руки, словно пытался обнять юношу, потом хлопнул себя обеими ладонями по ушам и заорал на все заведение:

— Говорила мне сестра Алисия — учись, Грио, в люди выйдешь, а я-то, дурак, не слушал… Господин, окажите честь, выпейте со мной. Угощу, как смогу. Раз в жизни такое бывает, ей-ей!

— Я угощаю, — ответил Саннио. — И этой, честной девушке, тоже вина возьми… только пусть она за наш стол не садится. «Интересно, — подумал секретарь. — Что бы сделал со мной герцог? На месте убил или медленно?». Оставалось надеяться на то, что Гоэллон не всевидящ, а из выпивки с земляком и едва ли не родственником ничего особенно дурного не выйдет, следов не останется и слуги не донесут. Ничего дурного и не вышло — ни особенно, ни даже слегка. Саннио просидел за столиком с Грио до полуночи, еще раз поел, решив, что это будет ужин. На двоих выпили всего-навсего четыре бутылки вина, поболтали. Судьба Грио оказалась проста и незатейлива: из приюта его отдали в ученики к кожевеннику, он дорос до подмастерья, но мастером стать не смог: не хватило денег на взнос в цех. Пошатался три года бродячим подмастерьем, понял, что и так не заработает нужную сумму, едва не осел в Мере, но вдова, хозяйка мастерской, нашла другого — покрасивее и посговорчивее. Грио плюнул на все, вернулся в столицу и устроился вышибалой в первое же заведение, куда его взяли. Подраться он всегда был не дурак, а большинству посетителей, чтобы утихнуть, хватало одного вида кулаков бывшего подмастерья. В общем-то, сироте повезло; а выслушав рассказ Саннио о школе Тейна, парень решил, что ему повезло еще и в том, что он не больно-то учил грамоту.

— Воля ваша, а мне уж тут удобнее. Женюсь вот о следующем году, хозяин Денизу обещал в стряпухи взять. Лучше уж так, чем писать да переписывать.

— Пожалуй что, — слегка неискренне вздохнул Саннио, чтобы не обижать Грио. Он не собирался возвращаться в это заведение, но вечер удался, а если вспомнить найденное в архиве, то Грио нужно было озолотить: юноша уже не думал о том, что раскопал, и не пытался понять непонятное, но жутковатое. Пусть разбирается герцог. Сочтет нужным — объяснит, не сочтет — и не надо. Жизнерадостная простота бывшего подмастерья и нынешнего вышибалы была заразительна. Домой секретарь ехал в весьма приподнятом настроении. Ванно встретил его доброй улыбкой, сделал вид, что не замечает ни запаха вина, ни часа, в котором вернулся мэтр Васта.

— Ужинать будете? — высунулась и Магда. — Горячее еще, вас ждали!

— Я сыт, — расплылся в улыбке Саннио. — Товарища встретил, поужинал.

— Товарища? По школе? — спросила Магда.

— По приюту…

— Какие они вам товарищи, мэтр Васта! Голодранцы небось!

— Ну я-то не голодранец… — лениво обиделся за всех соприютников Саннио. Всерьез обижаться на Магду мог только дурак, хотя иногда ее высказывания озадачивали и Гоэллона. Так, эллонская повариха всерьез предложила разложить Бориана поперек лавки и всыпать ему мокрым полотенцем за то, что юный шутник засунул ей в кастрюлю невесть где пойманную лягушку. Герцог сказал, что рыжий — не сын плотника, дабы раскладывать его поперек лавки, на что Марта возвестила: «Что плотника, что короля — пороли б чаще, так и жили б лучше!».

— Так вы — особое дело!

— Это чем же?

— Да всем! — Магда возложила на плечо полотенце и прошествовала в свои владения, на кухню. Секретарь, удостоенный звания «особого дела», пожал плечами и отправился к себе наверх. В доме было удивительно пусто и тихо, и почему-то это не радовало так, как с утра. Он мог делать все, что хотел — не спать до рассвета и спать до обеда, читать в постели или отправиться гулять, — но, предоставленный самому себе, вдруг огорчился этому до крайности.

За девятину, проведенную в Скоре, сыночка словно подменили. Марта не знала, бояться ей или радоваться. То ли годы молитв наконец-то дали свой результат, то ли наследник Скорингов был лучшим воспитателем, чем Марта и все ее слуги, но чудо произошло: Элибо теперь почти не пил. Точнее, пил, но не напивался, зато неожиданно резво начал интересоваться хозяйством. Вот уже который раз он таскался с матерью на Покаянную Таможню, там вовсю расспрашивал Хенрика о товарах, ценах и пошлинах, старался во все вникнуть. Всерьез старался, аж краснел с непривычки. Глядя на рыжую орясину, пыхтящую над свитками, баронесса поджимала губы и не знала, что делать: то ли хвалить, то ли погодить пока, чтоб не спугнуть удачу. Сын явно решил в несколько седмиц выучить все то, что пропускал мимо ушей двадцать лет. Сразу после Нового Года ему исполнялся двадцать один, полное совершеннолетие. Может быть, будущему барону Брулену наконец-то показалось стыдным путать кошениль с кошениной? По крайней мере, Элибо старался вникнуть в родовое дело, чему втихаря радовался весь замок Бру. Хенрик так и вообще сиял от счастья: пузатый управляющий баронессы был ее первым помощником не только и не столько в делах управления замком, сколько в торговых и многих других делах. Он лучше прочих знал, что за седмицу с налету не начнешь во всем этом разбираться, и, случись что с ним или с баронессой, — год, другой, и король назначит своих управляющих.

Слишком большой доход в казну шел с берегов Четверного моря, слишком уж зависела вся Собрана от порядка в Брулене.

Элибо без лишних споров согласился поехать в военную гавань, хотя раньше этим вовсе не интересовался. В море за добычей его иногда еще тянуло, а вот кто охраняет покой торгового флота и препятствует тамерцам перекрыть морские пути, сынок до сих пор не задумывался. Кажется, поездка к военным морякам наследнику Бруленов понравилась. Он долго любовался новехонькими двухмачтовыми галерами с бело-лиловыми парусами, долго расспрашивал капитанов, а флагманский корабль военного флота Брулена, галеас «Непобежденный», казавшийся гигантом среди галер, покорил его сердце. У Элибо даже хватило обходительности и соображения, чтобы не попусту домогаться до капитана «Непобежденного», а честь по чести пригласить его на ужин в лучшую таверну порта Бру. Военных моряков Марта знала не слишком хорошо, они подчинялись не ей, а королю, но капитан с удовольствием принял приглашение баронессы и наследника. Вечер удался. В «Соленом зайце» кормили на славу, а для таких особенных гостей нашлась отдельная небольшая зала, куда почти не доносилась музыка и шум чужого гулянья. Капитана звали Дитрих Краст, оказался он агайрцем, но в Западном флоте служил уже лет двадцать. Годами он был чуть постарше Марты, ростом — на голову выше Элибо, и раза в два пошире. Марта, привыкшая быть вровень по росту с большинством мужчин, впервые в жизни ощутила себя этакой фитюлечкой: из капитана можно было вырезать двух таких, как баронесса. Краснолицый и усатый, как все моряки, капитан Краст, флагман и командир флагмана, оказался своим в доску. Агайрцы не прославились своим флотом — плавали они, как и литцы, и алларцы, лишь вдоль своих побережий, — но Краст давно уже забыл, где родился, и считал своим домом Брулен.