— Уверен, — граф хотел кивнуть, но вместо этого только опустил веки и нехотя, не сразу открыл глаза. — Патриарх стар. Он думает о вышнем и не думает о мирском. Он спасал души. Нужно спасти и тела. Благодарю за визит, герцог. Буду рад нанести вам ответный.

— Я буду ждать вашего визита, — Гоэллон протянул руку, и заклятые враги вполне искренне обменялись рукопожатием. Герцог долго молчал — и пока слуги выводили коней, и пока Саннио, со второй попытки, забирался в седло, и почти всю дорогу до дома. Только когда до особняка герцога оставалось проехать лишь половину улицы, он резко повернул голову к секретарю и с улыбкой сказал:

— Я все пытаюсь понять, Саннио — я свалял огромнейшего дурака или совершил единственный мудрый поступок за всю зиму… То ли вопрос, то ли шутка, то ли искреннее признание повисло в воздухе. Секретарь не знал, что можно ответить на подобное, и предпочел промолчать.

Голоса приближались. Один принадлежал Эмилю Далорну, второй Фиор сразу узнать не смог. Кто-то из Алларэ. Его родня по матери была удивительно многочисленна и на диво схожа между собой. Двоюродные и троюродные братья и сестры, какие-то более дальние родственники… в родовом замке, нависшем над обрывом, жили, конечно, не все, но и тех двух десятков, которые там обитали, вполне хватало, чтобы слегка близорукий Ларэ путался. Женщины семейства Алларэ редко страдали бесплодием — трое-пятеро отпрысков здесь не считались чем-то особенным. Девушки выходили замуж в разные земли Собраны, но часть — за вассалов самих Алларэ, и многие предпочитали, чтобы муж жил с ними в родительском доме. Места в замке хватало на всех. Раз в сто лет кто-то из герцогов, ворча и посмеиваясь, приказывал его расширить, и новое крыло принимало новых обитателей. В результате, во дворе всегда резвилась целая куча золотоволосых детишек, в обеденной зале меньше двадцати человек за стол не садилось, а в любой комнате можно было обнаружить очередного родственника. Фиор как-то в шутку пожалел, что на кафтанах не вышито имя и часть родословного древа, а то и запутаться недолго.

В библиотеку, где Ларэ временно укрылся от шумного гостеприимства — после тихого Энора иногда казалось, что он заживо попал в Мир Воздаяния — вошел Эмиль и тот из двоюродных братьев, которого отличить было легче прочих: он был черноволос. Рене, сын тетушки Клер и кого-то из ее троюродных братьев, а потому тоже носит фамилию Алларэ.

— …я не понимаю, почему вы не можете с этим покончить! — сердито говорил Эмиль. — Они не колдуны…

— Может быть, ты покончишь? — Рене тоже явно был не в духе.

— Добрый день, господа, — Фиор встал из кресла, обозначая свое присутствие. — Я вас покину, у вас важный разговор…

— Нет, Фьоре, мы как раз искали тебя. Нужно посоветоваться, — сказал Рене. — Если ты, конечно, не против.

— Если я смогу помочь…

— Ты у нас — ходячая библиотека, — подмигнул Рене.

— Это несколько преувеличено…

— Прекрати, Фьоре, скромность к лицу невестам. У нас такое… довольно странное дело. С осени по Алларэ шныряют «заветники». Двоих нам удалось поймать. Только вот один помер, едва его оставили без присмотра. Сам себя задушил. С другим все еще чуднее… — Рене в задумчивости накрутил прядь волос на палец. — Его арестовали, привезли в замок Лиго. Это возле тракта. Заперли в сарае, поставили охрану, а он сбежал.

— Подкупил охрану? — предположил Фиор.

— Если бы! Охранников только что наизнанку не вывернули. Нет. Они заснули на посту. И весь замок заснул. Проснулись только к полудню. Ни проповедника, ни лошади. У одного из солдат пропали сапоги. Он к утру ноги обморозил — ампутировать пришлось. Сапоги меня и убедили. Ну нет таких дураков, чтоб половину суток проспать с босыми ногами в снегу. Так эта тварь, я про «заветника», вернулась в деревню, где его арестовали, там убила крестьянина и удрала. Пока в замке проснулись, пока обнаружили пропажу… Следы замело. Думали, он отправится на лошади на юг, по тракту. А он сделал крюк и уже пешком пошел к Убли. Конечно, его потеряли.

— За что крестьянина?

— Это он приставу сообщил, что «заветник» явился. Мы деревенских перетрясли, как ревнивая жена кошелек мужа. Говорят, в прошлом году приходил то ли этот, то ли другой. Прочитал проповедь, всех напугал, заставил участвовать в обряде. Черную курицу они зарезали ночью, — Рене коротко и зло засмеялся. — Теперь вот пришел опять — ну а они и рады стараться, приняли, послушали…

— Удивительно, — сказал Ларэ. — Они так никогда не действовали. Проповедники долго живут, присматриваются, ищут тех, кого можно обратить в свою ересь. Действуют тайно и не торопятся. Открыться целой деревне?..

— Обнаглели, — вздохнул Рене. — И оживились. Раньше по десять лет слышно про них не было, а теперь за девятину — двое. Странно это.

— Странно и то, что случилось в замке Лиго. Даже если подсыпать сонное средство в колодец…

— Нет. Там заснули и собаки, и младенцы, и вообще все. Вот просто взяли и заснули. — Рене развел руками. — Колдовство?

— Я не верю в колдовство, — продолжая старый спор, угрюмо сказал Эмиль. — Я никогда не видел колдуна, который не был бы шарлатаном или фокусником.

— Значит, это были фокусы? А может, это и вовсе бродячие жоглары, а не «заветники»? Да?

— Не ссорьтесь, господа! — вскинул руки Фиор. — Если бы адепты веры истинного завета не знали нечто особенное, то ими занимался бы королевский суд, а не церковные ордена. О том, что Противостоящий дарует им некую силу, говорят все книги. Это не то колдовство, о котором судачат на базарах. Не приворотные зелья и не заклятье для наведения чирьев на соперницу. Нет.

— Фьоре, и ты туда же, — вздохнул Эмиль. В темно-синем траурном кафтане он казался бледным и нездоровым. — Ты сам смеялся над пророчествами и предсказаниями…

— Это сила другого рода, — терпеливо продолжил Фиор. — Они действительно умеют делать некоторые странные вещи. Отводить глаза преследователям, усмирять хищников — это многократно задокументировано. Особенно последнее. В Тамере любили подобные забавы.

— Получается, придется звать Бдящих? — поморщился Рене.

— А этого до сих пор не сделали?!

— Мы их тут… недолюбливаем. В Убли они сидят, по королевскому указу, но не слишком высовываются. Ларэ удивился. Бдящих братьев, знающихся со всякой пакостью наподобие «заветников» и умеющих отличать истинное чернокнижие от шарлатанства, конечно, не слишком-то любили во всей стране. Многие из них, по крайней мере, те, которых видел Фиор, выглядели весьма неприятными людьми. Больше похожие на снулых рыб, чем на живых людей, монахи в ярко-красных балахонах не казались теми, кого пожелаешь себе в друзья. Но кому они хоть раз сделали что-то дурное? Накладывали очищение на бабок-ведуний, наживавшихся на чужой глупости, припугивали безграмотных гадальщиков и самозваных пророков — вот и все. Тамерский орден с тем же названием сжигал обвиненных в колдовстве на кострах, но в Собране подобного никогда не случалось.

— Но ведь… — запоздало сообразил Фиор, — это дело не Бдящих братьев, а Блюдущих чистоту?

— Еще лучше…

— Эти-то чем нехороши? — опешил Ларэ. — Господа, вы впали в ересь всем герцогством, а меня забыли предупредить? Рене расхохотался, плюхнулся в кресло и продолжил смеяться, утирая с глаз выступившие слезы. Эмиль тоже улыбнулся, но как-то вяло. После смерти отца он ходил словно в воду опущенный. Редко смеялся, гораздо чаще злился и рычал на окружающих. Владетелю Далорну не было еще и пятидесяти, он рано женился и рано обзавелся потомством. Неожиданная, слишком ранняя смерть — большой удар для сына, тем более, что три года назад Эмиль потерял мать при кораблекрушении.

— Да, мы страшные еретики, — сквозь смех выговорил Рене. — Не любим эти кислые рожи… Наш герцог и господин говорит, что при виде Блюдущего брата у него начинаются боли в животе, а при слове «чистота» — колики. Разве можем мы так оскорблять своего сюзерена?