— Я согласна, — сказала я, подумав.
— Но когда мужчина и женщина спят в одной кровати, тем более обнаженными... то... может произойти, гм, то... что обычно происходит между мужчиной и женщиной... Ведь что естественно, то не безобразно... Как вы к этому относитесь?
— А если я откажусь?
— Я не возьму вас на работу. — Через некоторое время, когда мое молчание затянулось, он несколько вспылил: — Ну, только не надо из себя недотрогу строить! Месяцами на гастролях — я же взрослый здоровый мужчина, не буду же я там бегать искать кого-то... Или что мне — онанизмом на выезде заниматься — тихо сам с собою левою рукою?..
— Или тратиться на проституток, — добавила я вполголоса.
— Что-что? — не расслышал он.
— Нет, ничего. Я согласна.
— Прекрасно. Пойдем дальше. Многие зрительницы хотят со мной после выступления пообщаться... Ведь если я угадал, что ее зовут Маргарет, угадал, что думает она: «Почему Джон ушел от меня к Сьюзен, чем она лучше меня?», или что-то другое, но попал в точку... то естественно, что... она может проникнуться ко мне... м-м... воспылать... Ты не против иногда... на пару часиков куда-нибудь...
— Погулять пару часиков вокруг гостиницы, пока вы в номере потрахаетесь с поклонницей?
— Грубовато, но по сути верно.
— Снявши голову по волосам не плачут, — вздохнув, сказала я. — Я согласна.
— Я вижу, мы найдем общий язык. И последнее, нам с тобой осталось попробовать... гм... близость.
— Как?..
— Можно подумать, что ты не знаешь, как именно это делается... — он вновь принялся за мандаринку.
— Я так поняла, что это произойдет в ЮАР...
— Кота в мешке не покупают. Нужно же предварительно определить, убедиться, удостовериться, что мы подходим друг другу в постели... Чтобы не было потом неожиданностей. Неприятных неожиданностей. Я уверен, что все будет хоккей, но как же без пробы?.. А зачем, собственно, откладывать?
— Где произойдет эта... дегустация меня? Прям здесь?
— Нет, у меня дома.
— А что скажет ваша жена?
— Она в отъезде.
Когда мы выходили из здания цирка, мне пришлось приостановиться в тамбуре — Званцев, шагавший первым, закупорил своим телом проход, поскольку решил тщательно вытереть подошвы о влажную тряпку, разостланную на резиновом коврике...
— Ч-черт! — сказал он вдруг с досадой, осознав бессмысленность этого занятия. — Рассеянный с улицы Бассейной! Я же на выходе, а не на входе! — и полуобернувшись ко мне, виновато добавил: — Как вижу тряпку на полу — начинаю машинально вытирать ноги... Воспитанность, переходящая границы разумного...
Мое первое впечатление от квартиры Званцева — это что-то очень знакомое, на что-то очень похожее, что-то смутно мне напоминающее. Я задумчиво и даже немного растерянно осматривалась.
Перевела взгляд на хозяина квартиры — Олег Сергеевич тоже как-то странно на меня взирал.
— Что ты так на меня смотришь? — спросила я.
Ни слова не говоря, он приобнял меня за предплечья и подвел к трюмо.
— Ты удивительно гармонируешь с моей квартирой, — пояснил он, когда я, не понимая, при чем тут зеркало — разве что-то в моем туалете не так, — недоуменно обернулась к нему.
И тут до меня дошло.
В подчеркнуто модерновом дизайне его квартиры господствовали четыре цвета. Черная кожаная мебель, белые стены, точнее, на белом фоне удивительно приятные по оттенкам лилово-малиновые и жемчужно-серые пятна прихотливой, фантазийной формы, порой вступающие в сложные переплетения, плюс вкрапления золотистого: золотистый паркет, золотистый кованый цветок в дамчато-серой вазе, золотистое бра, золотистые портьеры на окнах, сквозь соторые заглядывало солнце, само по себе, естественно, тоже золотистое.
Я была в черных джинсах, белой рубашке с прихотливыми лилово-малиновыми и жемчужно-серыми пятнами-аппликациями плюс вкрапления золотис-ого — полоски на рукавчиках, окантовка ворота, кокетка, золотой браслет-[асики и цепочка с кулоном на шее...
Я нашла такое положение, чтобы видеть в зеркале одновременно оба отра-кения: и рисунка на стене и аппликации на левой поле своей рубашки.
Теперь, когда эти две абстрактные картины оказались рядом, их сходство тало просто разительным.
Моя мама этот узор, мной придуманный, вырезанный из разных тканей и гашитый на рубашку, называет «встреча двух больных сороконожек, очень боль-ых». А однажды она определила: «Две весельные шлюпки, вид сверху».
На самом деле в отличие от родительницы я замышляла поэтический сю-:ет: лилия и мышка тянутся друг к другу ручонками-отростками. Некоторые з этих потеков-разведчиков уже успели не только встретиться с арьергардом ругой стороны, но и переплестись в радостном нежно-пепельном и лиловом шце, другие только начали движение, выжидая, обтекая, маневрируя, при-матриваясь-принюхиваясь издалека, осторожничая, а некоторые ручейки — о одному из каждого стана, сиреневого и мышиного — испугались сближения другим цветом и дезертировали вбок, к пуговицам, ломая строй собратьев шлевидными на конце потеками.
А если стать к зеркалу спиной — нет, надо еще боковушку трельяжа поверить по оси, вот так — то можно, обернувшись через собственное плечо, увидеть рядышком совмещенными в иллюзорно едином пространстве композицию на спинке моей рубашки и точно такую же картинку — на стене комнаты Званцева: зайчик пушистенький пьет малиновое вино.
— Здорово! — сказала я. — Какое интересное совпадение! Такое впечатление, что один и тот же дизайнер оформлял и твою квартиру и мой прикид...
— Нет, все здесь делал я сам. И эскизы и всё-всё-всё. Я, знаешь, люблю работать руками. Это мое любимое сочетание цветов.
— Мое тоже, — я хотела рассказать ему, что рубашку шила сама и аппликации на ней тоже моих рук дело, собиралась спросить, а что он видит в этих картинах, что он думал, когда их рисовал, но в это время он решил пропальпи-ровать мои груди, и я сказала лишь: — Ты любишь работать руками... это видно. Ну, не все же сразу... — и выскользнула из его объятий, сгладив свои слова улыбкой.
— Присаживайся, — сказал он. — Давай-ка выпьем за знакомство. — Он достал из бара бутылку и сообщил, разливая по бокалам: — Не подделка. Настоящий французский коньяк. Сам в Париже покупал.
Он вышел на кухню, там щелкнула при открывании, затем утробно чпокнула при закрывании дверца холодильника, и Званцев вернулся с двумя запотевшими бутылками пепси-колы.
— Вон же открывашка лежит, — подсказала я, видя, что он собирается сделать.
— Терпеть не могу открывашек. Я предпочитаю вот так, при помощи перстня, — и он в мгновение ока небрежно-натренированным движением, как автомат на конвейере, откупорил одну за другой обе бутылки. — Ну, за знакомство, Лена.
— За знакомство, Олег. — Я пригубила коньяк, плеснула себе в стакан пепси. — Что же случилось с твоей прежней ассистенткой? Почему ты ищешь новую?
— Она ушла в декрет.
— Она забеременела, и ты дал ей отставку... Спустя время и я от тебя забеременею, ты и мне дашь отставку, начнешь искать новую ассистентку... объявишь кастинг...
Званцев рассмеялся.
— Я буду предохраняться. — Из прикроватной тумбочки он извлек большой прозрачный целлофановый пакет и бросил его на стол как раз на нейтральной полосе между нашими бокалами.
Пакет был доверху забит презервативами всевозможных фирм-производителей — в аккуратных коробочках, оживленных фотографиями полуодетых или полураздетых — как кому больше нравится — красоток.
— На целый год вперед запасся? Брови его поднялись.
— Мне едва на месяц хватит...
— О-о-о! — только и могла сказать я. С улыбкой, разумеется.
— Выбирай, какой тебе сегодня больше по душе.
Я остановила свой выбор на упаковке, на которой частично, краем налазили друг на друга два червовых туза, очевидно, призванные символизировать два сердца, положила эту коробочку на стол.
— Отличный выбор! — дежурным бодряческим возгласом продавцов и коммивояжеров одобрил он. — А чем, если не секрет, тебе приглянулся именно этот? Исходя из опыта? Твой партнер пользовался именно таким?
