— Но она умственно глупая, — сказала руководительница модельного агентства, неизвестно к кому обращаясь.

— Минуточку! — Рабинович поднял руку, призывая к тишине. После чего вперил в меня свои грустные и проницательные обезьяньи глаза. Затем медленно опустил руку и негромко, интимно даже, сказал, показав на цифростенд за моей спиной:

— Четвертый ряд слева направо.

— 2383607390, — спокойно ответила я.

С каждой очередной названной мною цифрой глаза Рабиновича перепрыгивали с моего лица на стенд и назад, в результате челюсть его постепенно отвисала все ниже и ниже. Среди девушек пробежал нестройный шепот, как шелест листьев перед бурей.

— Четвертый ряд по вертикали снизу вверх!.. Я ответила.

Олег Званцев уже переместился из-за моей спины пред мои светлые очи, стоял рядом с Рабиновичем, они оба глядели на меня — Званцев не отрываясь, Рабинович же после каждой цифры отводил глаза вбок — он все еще сверялся со стендом.

— От первого номера в верхнем ряду по диагонали до последнего номера в нижнем ряду...

Я ответила без запинки.

— Средняя цифра в пятом ряду по горизонтали.

Мелкая подковырка. При четном количестве цифр одной средней быть не может. Тоже мне ловушка.

— Там две средних цифры — 9 и 4.

— Корень квадратный из шестого ряда по вертикали, — сказал Званцев. Он полагал, что это очень сложное задание, только ему по плечу.

Размечтался!..

Думала я три секунды — ровно столько, сколько было необходимо, чтобы ногтями правой руки поскрести ребро левой ладони. Я назвала число, Рабинович бросил взгляд на Званцева, тот утвердительно кивнул. И опять оба вытаращились на меня так, будто перед ними предстал комар размером с грузовик.

— Ик!.. Ик!.. — раздалось вдруг в мертвой тишине из первого зрительского ряда. В следующую секунду модельная бандерша, вскочив, заорала дурным голосом, не переставая, впрочем, периодически икать: — Это подстава! Ик! Конечно, они возьмут свою! Подготовили ее!.. Она выучила заранее!.. Цирк нам тут устроили! Ик! Все было давно решено! Так нечестно! Некрасиво! Видимость конкурса!.. Но я сама в прошлом модель, я мисс Мелитополь восемьдесят седьмого года, я этих кастингов видела, как собак нерезаных! Решили развести нас, как лохов? Как лохинь! Но меня вы не проведете!.. Теперь ясно, почему так не хотели, чтобы я присутствовала!.. Но если у вас все заранее решено, зачем девушкам головы морочите?! Девочки, ко мне! Мы уходим!

Пять девушек направились было к ней, но замерли на полдороге — из-за занавеса вновь выглянул тигр. Но женщина завопила:

— Брысь, котяра раскормленная! Тигр попятился, обиделся и исчез.

Мы со Званцевым молча сидели друг напротив друга в кабинете директора цирка, я рядом с чучелом медведя на задних лапах, Олег Сергеевич на фоне застекленной «горки» с кубками и вымпелами, а Александр Григорьевич расхаживал между нами.

— Лена, как это у вас получается? — спросил он, наконец остановившись.

— Не знаю. Это у меня с детства.

— Решать тебе, — сказал Рабинович, повернувшись к Званцеву, — тебе с ней работать. Но ясно, что лучшей кандидатуры нам не найти. Со временем она могла бы выступать вместе с тобой не просто как ассистентка, а... Надеюсь, ты не рассматриваешь ее как конкурентку? (Званцев хмыкнул.) Хотя я не вмешиваюсь. Вот если б вы, Лена, умели еще и мысли читать...

Я промолчала.

— Я еще ничего не решил, — быстро сказал Званцев.

— Попроси ее, пусть расскажет о себе.

— Я не люблю расспрашивать. Я считаю — если надо, человек сам о себе расскажет. А если не надо — зачем лезть в душу, — сказал Званцев.

— Так и рассказывать особо нечего, — я пожала плечами. — Недавно закончила школу...

— Слушай, Олег, — сказал Александр Григорьевич, — а ведь не мешало бы перекрасить ей волосы в черный цвет!

— Зачем?

— Ну, прочитай мою мысль...

— Ты сейчас думаешь: у Званцева сочетание черных волос и васильковых глаз, — не спеша начал говорить Олег Сергеевич, почесывая ребро левой ладони. — У этой девушки глаза цвета летного неба, если ее перекрасить в черный, будете хорошо смотреться рядом на арене — в рифму. Волшебник и ассистентка волшебника, оба черноволосые и синеглазые. Правильно?

Рабинович опять изобразил немую сцену, видимо, привычную для него — открыл в восхищении рот и развел руками, — дескать, нет слов.

— Меня и перекрашивать не нужно, — сообщила я. — Просто восстановить мой родной цвет. Это я сейчас блондинка. Крашеная. А вообще-то натуральный мой цвет волос, от природы — черный.

— Почему же я не вижу ваших мыслей? — раздумчиво проговорил Званцев. И вдруг переменил тему и интонацию: — Вы что, передразниваете меня? Специально копируете?

В ответ на мои недоуменно округленные глаза Званцев, улыбнувшись, приподнял руки с колен, показав ими на мои руки.

И тут я поняла. Мы с ним сидели абсолютно одинаково.

— У меня и в мыслях не было передразнивать вас. Я задумалась и... и не заметила, что вы точно так... держите руки. Я с детства люблю так сидеть.

Званцев переместил руки на грудь, скрестив их, и я — одновременно, в ту же секунду сделала то же самое. В результате оба расхохотались. И оба — опять синхронно — переместили руки назад на колени. И опять рассмеялись.

— Так, ну, кажется, вы уже нашли общий язык, — сказал Рабинович, благодушно наблюдавший за нами.

— Можно мы поговорим с Леной?— мягко спросил у него Званцев.

— А... я мешаю?

Олег Сергеевич красноречиво промолчал.

— Азох'н вэй! — сказал Рабинович с нарочитым акцентом старого местечкового еврея из анекдота. — Это же нада — мине виханяют из собственного кабинэта!.. Нет, это можьна винести? Я вас спрашиваю!..

Он направился было к дверям, но по дороге вдруг остановился передо мной, сказал устало и печально уже без деланого акцента:

— Знаю я, о чем ты хочешь с ней поговорить. — Хмыкнул и выудил из-за моего уха мандаринку, которую мне же и преподнес с легким старомодным поклоном, тут же, щелкнув пальцами, сотворил из воздуха вторую и молча вышел, предварительно бросив ее, не глядя, в сторону Званцева; тот ловко поймал цитрусовый плод одной рукой.

— Мне нужна ассистентка без комплексов, — Званцев прервал молчание, заполненное очищением от кожуры мандаринки. — Понимаете?

— Что вы имеете в виду под комплексами? Он разжевал и проглотил первую дольку.

— Моя работа связана в основном с гастрольными поездками. Концертная организация, с которой у меня контракт, выделяет мне и ассистентке на время моих гастролей по сто тридцать долларов в сутки квартирных. На гостиницу. — Он дожевал вторую дольку. — Итого двести шестьдесят долларов в сутки на двоих. Никаких квитанций, отчетов не требуется. То есть, если мы, допустим, переночуем не в гостинице, а на вокзале — все равно получаем за эту ночь двести шестьдесят долларов. — Он успокаивающе-предостерегающе поднял руку: — Я не ночую на вокзалах, это я к примеру сказал. Но если мы снимаем только один номер на двоих, то мы с вами экономим ежедневно около ста долларов. Делим пополам: вам пятьдесят, мне пятьдесят и кладем в свой карман. Вы не против каждый день зарабатывать лишние пятьдесят долларов? Причем необлагаемых налогом.

— Кто же откажется от дополнительного заработка.

— Значит, вы не против жить со мной в одном номере?

— Я согласна, — сказала я, подумав. И вспомнила, что в руках у меня мандаринка.

— Но спать придется в одной кровати...

— Неужели там не найдется какого-нибудь диванчика, кресла?

— Нет, не найдется. Так что?

— Я согласна, — сказала я, подумав. И тоже стала жевать мандариновую дольку.

— Следующее турне у меня в ЮАР. Это Африка... — он занялся очередной мандариновой долькой. Трапеза волхвов.

— Я знаю, что ЮАР в Африке.

— Там жарко...

— В Африке жарко?!

— Как вы отнесетесь к тому... что мы будем спать... без одежды?

— Это обязательно?

— Я же сказал, мне нужна ассистентка без комплексов.