Митька медленно шел на Сергея, не сводя с него глаз, цедил слова сквозь сжатые зубы:

— Значит, наши воюют, а ты бежать, да? Наших убивают, а ты на Урал прятаться, да? Бедненьким прикидывался? Пальтишко дряхленькое напялил? Жалостную сказочку придумал?

Сергей, совсем растерявшись, молча отступал от Митьки, и только когда уперся спиной о стену рядом с дверью, выдавил:

— Кончай, слышишь? Отойди. Ударю.

Но Митька словно оглох, надвигался и надвигался на Сергея, тесня его теперь вдоль стены. Глаза все те же: холодные, страшные, беспощадные, и слова — будто камни:

— Гад! Сволочь! Убить тебя, как фашиста!

Сергей вдруг схватил мешок, вскрикнул по-заячьи и выпрыгнул из вагона.

Он упал удачно. Вскочил, погрозил Митьке кулаком.

— Паскуда! — выругался Митька и отвернулся. Вдали уже были видны дымные трубы Узловой…

1970 г.

В те дни, когда Илья Павлович приезжает погостить на дачу, тихая однообразная жизнь сразу обрывается, как старая кинолента, и начинается радостная суматоха: папа бежит в магазинчик, мама разжигает керосинку, тетя Софа и тетя Люся вдруг принимаются громко разговаривать и смеяться. Ухватив Илью Павловича за руки, они тянут его в разные стороны, будто хотят разорвать на две части.

— Идемте на реку, — говорит тетя Софа.

— Нет, пойдемте по ягоду, — зовет тетя Люся.

Илья Павлович хохочет и, изображая маленького капризного мальчишку, садится на землю, чтобы его никуда не увели.

Он шумный, веселый и щедрый. Для любого у него припасены шутка и улыбка. Тетя Софа его называет милым, обворожительным человеком, а тетя Люся — добрым гением.

Илья Павлович никак не может обойтись без подарков. Пойдет в лес — зеленых шишечек наберет, бусы сделает, согнется в шутливом поклоне:

— Примите, Людмилочка. От зайчика. Нынче встретил меня, шепчет: отнеси самой прекрасной из женщин…

С реки несет гроздья калины, сплетенной в венок.

— Это корона лесной царицы. Она очень к лицу вам, Софочка.

На даче полно разных цветов, но никто почему-то ни разу не догадался дарить их друг другу. А Илья Павлович каждому сорвет цветочек, да так умеет вручить, будто в его руках бриллиант Великий Могол. И маме тоже.

Мама смущается, смеется радостно, прижимая руки к груди:

— Спасибо, Илья Павлович, большое спасибо. Мне-то за что такую прелесть?..

Странная! Могла бы целую охапку этих цветов нарвать — ведь сама их садила и до сих пор каждый вечер поливает…

Илья Павлович всегда привозит какую-нибудь новую, веселую игру, тащит всех на большую поляну, и до самого вечера там не утихают шум, беготня, хохот и визг. А вечером на веранде ужин.

Илья Павлович любит выпить водочки. Каждую рюмку он сопровождает смешными тостами, ест неторопливо, смачно, похваливая мамины закуски. Глядя на него, хочется съесть целого быка. Ножи и вилки звенят долго, потому что у Ильи Павловича славный аппетит и потому, что он рассказывает много интересного.

— Вчера приятеля встретил. Парень — оторви ухо. Сообщил: в универмаг привезли болоньевые плащи. Обещал достать мне парочку. Для вас, Софочка, и для вас, Людмилочка…

Или:

— Есть возможность приобрести туфли с тупым носком. Сейчас это — крик моды. Кому нужно — не стесняйтесь. Вы все для меня — как родные.

Тетя Софа и тетя Люся охают, ахают и наперебой благодарят Илью Павловича за внимание и беспокойство.

Папе Илья Павлович уже приготовил и в следующий раз привезет шестицветную заграничную шариковую ручку, которую он «при случае у одного пилота прикупил». Маме тоже будет подарок. Какой? Это пока секрет.

Не забывает Илья Павлович и про Петю. Он обещал ему купить электровоз с моторчиком, действующим от батарейки, воздушный пистолет, подъемный кран, заводной гоночный автомобиль… А сегодня Илья Павлович был особенно добр.

— Ну что, Петушок, уже научился кукарекать? Молодец. Вот приеду в следующую субботу — лошадку тебе привезу. Большую. Лошадку-качалку. И шашку. Как Чапай будешь. Хочешь?

У Пети от радости даже сил не оказалось ответить. Он лишь молча и крепко прижался своей белой, славно одуванчик, головой к мягкому боку Ильи Павловича.

— Ну вот, считай, что конь-огонь уже в твоей конюшне.

В эту ночь Петя долго не мог уснуть — думал о лошадке и шашке. Ничего в жизни он так сильно не хотел, как лошадку-качалку и шашку. И еще бы буденовку с большой красной звездой…

Ворочается Петя на койке, сбивая в комок простыни, и мечтает, как верхом на лошадке он вымчится на тропинку, где растет высокая ядовитая крапива, и начнет шашкой рубить ее, лютого врага. А когда Петя уснул, все, о чем он мечтал, приснилось ему и было еще интересней и прекрасней…

Назавтра в полдень все, как и прежде, пошли провожать Илью Павловича на станцию. Он продолжал шутить и смешить всех. Даже когда вошел в вагон, выглянул из окна и сказал что-то такое, что тетя Люся и тетя Софа насилу отдышались от смеха. Они до самой дачи ойкали и постанывали: не могли успокоиться.

На даче снова стало тихо. Народу почти никого — все на работе. Петя мыкается то по комнатам, то по двору и терпеливо ждет субботы. Но дни тянутся так медленно… Кажется, эта неделя никогда не кончится и Илья Павлович больше не приедет.

В пятницу Петя лег спать, еще когда солнце было высоко, — так ему хотелось, чтобы побыстрее проходили день и ночь. Ведь завтра, когда он проснется, будет уже суббота.

И вот она пришла!

Илья Павлович приехал с первым поездом, и, едва вошел во двор, сразу началась веселая суматоха: папа побежал в магазинчик, мама принялась разжигать керосинку, а тетя Софа и тетя Люся опять пробовали разорвать Илью Павловича на две части.

Петя тоже бросился к Илье Павловичу, но на полдороге остановился: в его руках, кроме большого пузатого портфеля, ничего не было. Губы у Пети дрогнули и в глазах заискрились слезы. Но он не заплакал. Подумал: а вдруг лошадка складная и лежит себе в портфеле?

Ведь даже кровати и столы бывают складные да разборные, а лошадку разборную сделать — раз плюнуть. Подумал Петя так, вытер кулачком глаза и повеселел. Он играл и пел со всеми вместе и ни в чем не отставал от Ильи Павловича — бегал, прыгал, хохотал.

— Милый Илья, — сказала мама, — вы просто чудо! При вас даже Петя оживает. Всю эту неделю он был такой вялый, такой угрюмый. Я уже забеспокоилась, думала: не заболел ли. А вы приехали, и вот… Нет, вы — чародей!

Петя прыгал, смеялся, пел, а сам все время думал: когда же Илья Павлович откроет свой портфель и отдаст лошадку и шашку? После обеда? Или вечером? Но прошел обед, прошел вечер, и все, утомленные за день, попадали спать.

Петя снова ворочался, сбивал в комок простыни и успокаивал себя: Илья Павлович отдаст лошадку завтра. Конечно, завтра. Сегодня ему было просто некогда, а завтра…

Провожали Илью Павловича всем скопом, весело и шумно. Лишь один Петя был тихим и грустным.

На перроне было уже полно народа, вскоре пришел поезд. Илья Павлович стал прощаться и каждого обещал чем-то удивить в следующую субботу. Увидел Петю, потрепал его волосы.

— Ну, Петушок, прощай и ты. Чего приуныл? Жаль расставаться? Ничего, скоро приеду и привезу тебе самолет. Не какой-нибудь, а летающий. Хочешь?

— И лошадку привезете, и шашку? — доверчиво спросил Петя.

Илья Павлович, все еще широко улыбаясь, удивился:

— Какую лошадку и шашку?

— А ту, что вы в прошлый раз обещали?

— А-а!!. Совсем памяти не стало… Ну, конечно же, привезу. Обязательно!

— И электровозик, и пистолетик, и подъемный кран, и автомобильчик, и…

Мама покраснела, крикнула сердито:

— Петя, перестань! Как тебе не стыдно!

Папа схватил Петю за руку, дернул к себе и вдруг больно шлепнул по попке.

Илья Павлович будто ничего этого не заметил, все так же улыбался, все так же шутил, а тетя Софа и тетя Люся смеялись еще громче обычного.