- Христорождественская, — раздумчиво промолвил Скарабеев, — надо открывать ее… приказ вышел, священника нет?

- Откудова? Колокола посымали, попа угнали в севера на смертные моления. В церкви голубинка — ссыпной пункт. Немец зерно сожрал, чем теперя сеять… Хучь из требух вытряхивай… Беда-а… А ить церква возведена в память победы над Наполеошкой и освящена в тыща осьмсот двадцать третьем годе, сам атаман Платов деньги на иё пожаловал и дюже хвалил нашенских казаков… А хто опосля колокола сымал — все померли в год. Бог покарал! — Старик потряс костылем, как шашкой, и истово осенился крестом. — Миром молим, одолейте супостата поганова. Э-эх! Кабы не старость!

- Одолеем, отец, — заверил Скарабеев, — и… прорастет хлеб из врагов наших…

— Дай Боже!

Машины пошли дальше и недалеко от Дона заехали в страшный лес… Снежная зима и постоянные метели в степи заносили дорогу, и чтобы она оставалась приметной для следующих колонн военнопленных, кто-то додумался врыть вдоль нее необычные вехи… неровным редким строем по обеим ее сторонам стояли по колени в снегу замерзшие в пути захватчики. Мерзлые солдаты фюрера с раскоряченными черными руками застыли в самых невероятных позах — как застала их русская смерть… Морозный ветер шевелил волосы, льдистые жуткие взоры были устремлены на дорогу и машину победителя, принимавшего их парад тщеты… Шофер зябко передернул плечами и проговорил:

- Вот это наглядная агитация, чтобы не совались боле к нам! Представьте себе, что творится в душе у врагов, когда их стадом гонят сквозь строй мертвяков… Доигрались…

- Доиграются, — тихо ответил Скарабеев, пристально глядя сквозь узорчатое от инея стекло, и вдруг приказал:

— Стой!

Он вышел из машины на белый хрустящий снег среди широкого поля и остановился перед рослым старым генералом с витыми погонами на шинели. Заметенный выше колен, немец возвышался над Скарабеевым, он и умер старательно вытянув руки по швам с брезгливой усмешкой на холеном лице. Седые волосы трепал ветерок, и широко открытые глаза холодно смотрели на русского полководца…

Скарабеев долго и молча глядел на него, потом заговорил:

- Война — работа молодых. С известкой в мозгах и вашими штампами в ней делать нечего. Сидел бы лучше у камина и клеил марки в альбом. Наверное, был уже полковником у Вильгельма? Бы-ыл… и ничему не научился. Бисмарк предостерегал не трогать Россию — вот и стоишь теперь идолом. Молчишь… Там, — Скарабеев кивнул головой в небо, — ответишь… Прощай!. — Он круто развернулся и пошел к машине, и вдруг ему почудился старческий вздох…

Он обернулся и увидел замерзшие слезы на дряблых щеках вбитого до колен в русскую землю немца…

Машина ходко катила по набитой ногами тысяч пленных дороге. Строй черных идолов стоял и поперек Дона. Весеннее половодье древней Белой реки смоет эту нечисть и унесет в море, русские раки потребят чужеземную плоть, и донская скорая вода замоет косточки, как замывала кости хазар и печенегов, монголов и прочих покорителей Руси. В окованной льдом белой реке чуялась могучая сокрытая сила, подвластная только энергии солнца и зову его, чтобы сорвать оковы и хлынуть неудержимым половодьем свободы.

Городок Серафимович лежал на высокой круче, и взору Скарабеева открывался необозримый простор Задонщины и всей русской земли, пока еще сокрытой снегом и льдом, но готовой сбросить с себя хлад и воскреснуть зеленым раем победы Света над Тьмой, Добра над Злом, Жизни над Смертью, Мира над Войной…

Скарабеев знал, что в этом городе живет писатель, давший пронзительную картину победной неудержимости Железного потока русских, способных делать невозможное, нести любые тяготы ради жизни и мира своей земли. Здесь родился талантливый полководец Миронов, командарм второй конной армии, обманутый, но распознавший истинного врага России и готовый повернуть оружие против него, за что и был убит в Бутырках по приказу Троцкого. Здесь неподалеку родился гениальный Шолохов, сумевший при жесточайшей цензуре написать бессмертную книгу, чудом оставшийся в живых, когда не один раз приходили за ним в Вешенскую с негласным приказом убить… Отсюда началась вольница Кондратия Булавина, боровшегося за свободу казачества и Руси от гнета тех же иноземных врагов и советчиков царей. Этой земли боялись века, боятся и досель, ибо тут живет воинское сословие казаков, спасавшее Отечество от многих захватчиков…

Скарабеев заехал в освобожденный от врага монастырь, и ему поведали, что подземный ход от него идет под руслом Дона неведомо куда, может быть, до самой Москвы. И Скарабеев не усомнился в подобной легенде, этим спасительным подземельем мысль его унеслась и соединилась с другим монастырем, где стоит убогая келья старца Илия, рубленная еще при Сергии Радонежском, в коей сокрыт кряж дубовый-покаянный и горит неугасимая лампада Духа Святого во имя Победы… Он потрогал на груди подаренную Васенькой панагию с образом Пресвятой Богородицы и мысленно прочел молитву перед фресками оскверненного воинствующими безбожниками и немцами монастыря. Через арочные ворота тропа спускалась к Дону белому и тихому для взгляда врагов некрещеных и людей непосвященных…

* * *

У замкнувших стальное кольцо вокруг города сердца колотились гордостью и радостью, а у врага — отчаяньем и надеждой спасения. Но икона чудотворная охраняла только эту землю и не оставляла ничего, кроме хлада и погибели, посягнувшим на нее…

Начался разгром окруженной группировки, кольцо словно живое сжимало горло захватчика, огненные змеи «катюш» возлетали в небо и обрушивались на врага страшной карой, неукротимым возмездием, испепеляя их плоть и кровью насыщая землю.

Операция «Уран», разработанная талантом русским, полководцем от Бога, колыхнула весь мир откровением, что сила русская не угасла, что солдаты России остались непобедимыми, что скорый конец мировой войне… и страх за океанами почуяли от этой ненавистной им силы, от умения стоять насмерть, жертвовать собою ради Отчизны…

А в церквах открытых шли молебны, в строгой секретности все новые планы по изгнанию врага теперь освящались в храмах, и только после этого Скарабеев отдавал приказ и говорил свое верное напутствие: «С Богом!..»

Чудотворная икона стояла за спиной войск на Курской дуге и благословляла праведную битву, когда в смертной схватке сошлись тысячи танков и самолетов, тысячи сердец рванулись и воины вступили в огонь добровольно, жертвуя собой, ради спасения Отечества.

И в этой битве случилось чудо, как и Можайский десант, боязливо забытое «новой историей». Есть под Курском сакральное место с древними кольцевыми валами и рвами, видимые только с самолета. В решающий момент боя туда влетел резервный немецкий танковый полк, намерившийся ударить в тыл русским. По свидетельству очевидцев, над машинами врага случилось яркое сияние, и танки пошли вразброд с заглохшими моторами. Никто ничего не понял, и уже после того, как враг был отброшен и наши обследовали танки, находя в них мертвые экипажи со вздувшимися черными головами, пораженные в один миг неясной смертью. По заключению специалистов, подобное явление бывает при невероятном давлении у водолазов… Какая-то небесная сила вмешалась в битву и укротила алчного врага…

Красная Армия была переодета в традиционную русскую форму: были возвращены погоны, введены ордена имени Невского, Суворова, Кутузова, Нахимова. В двадцати тысячах вновь открытых церквей шли молебны и просветление народа, попранного сатанинским насилием безбожия… Русский дух воспрял. Институт комиссаров в Красной Армии был упразднен Указом Президиума Верховного Совета СССР в самый напряженный момент Сталинградской битвы, девятого октября 1942 года, и введено полное единоначалие, по настоянию бывшего царского генерала Шапошникова и Скарабеева. Он сказал Сталину:

- От престола Всевышнего пришло благословение нашему народу в этой войне. Небесным огнем возгорелся дух России.

И Сталин молился, молился талантливый начальник Генштаба Василевский, сын священника, молились офицеры и солдаты перед битвой и возвращалась Вера на святую землю и ковала русскую победу… И Богородица, слыша их молитвы, отгоняла врага и вселяла в сердца захватчиков смертельный ужас…