А второй штурмовик в ярости продолжал утюжить лес, сучья трещат и падают, сбитые пулями.
Орут уже несколько голосов, а один пуще всех, глаза у него белесые от страха, рот раззявлен воплем, оружие цапает щеголеватый офицерик на боку, да забыл, что выкинул его в озеро. Тут бы и растерзали старшину, да не на того напали. Коротко рявкнул в его руках безотказный дегтярь и кувыркнулся в кусты орущий. Взвод обступил командира, как овцебыки ощетинились рогами автоматов. Мошняков вышел вперед и громко крикнул:
- Паникеры — уже не русские солдаты! Слушай мою команду, славяне! На-апра-аво! Ша-го-ом марш!
С боями вывел он организованную силу бойцов к своим, доложил в штабе армии удивленному генералу, что командование двумя вышедшими дивизиями принял на себя старшина… Обещали наградить, приказали отдыхать и сдать войска новым командирам, а глубокой ночью подняли уставшего Мошнякова и привели в какой-то невзрачный блиндажик. При коптилке за столом сидел молодой майор, он коротко спросил, приветливо улыбаясь:
— Вы старшина Мошняков?
— Так точно!
- Это вы вывели недавно через линию фронта группу дальней разведки? С ними еще была девушка, медсестра…
— Да, припоминаю, их было четверо.
- Собирайтесь, никому ни слова. Вот мой мандат, — он показал грозные корочки разведупра Москвы, — выезжаем немедленно.
- А как же мой взвод?
— Разбудите и назначьте кого-то за себя… Если есть там хорошие боевые парни, через недельку заберем. Выполняйте! Нас ждет машина.
- Есть! — Мошняков выскочил из блиндажа в растерянности, не мог понять, что означает этот приказ. «Неужто узнали про отца? Тогда бы взяли под стражу…» — подумал он. Скоро вернулся с вещмешком к вспыхнувшей маскировочными лезвиями фар легковой автомашине и залез внутрь. Майор сам сидел за рулем, и они поехали проселком от полыхающего ракетами и стрельбой фронта.
- Что это все значит? — Наконец не вытерпел старшина, — это что, арест?
- Вы с ума сошли! Не беспокойтесь, вы будете служить в разведшколе.
- Да вы что?! Я не согласен… такие бои! Мое место тут. Все равно убегу на фронт.
- Приказы не обсуждаются, — мягко успокоил его майор, — там будет еще опасней и интересней, уверяю вас. Мы вас искали по всему фронту, слава Богу, что живы. Не пугайтесь, вы скоро увидите тех людей, которым здорово помогли и вывели к нашим.
- А-а-а, — проворчал Мошняков, — это Илья Иванович меня достал. Тогда все нормально, он не станет звать по пустякам. Наверное, закинут в дальний рейд в тыл к немцам, так?
- Закинут, закинут… и очень далеко. Работа настоящая, без дураков…
Машина вырвалась на шоссе, и к утру въехали в Москву. Мошняков выглядывал через окна, возбужденно расспрашивал майора о зданиях и улицах, он никогда не был в центре столицы, видел только в кино и из дверей эшелона, спешащего на фронт. Заправили машину, пообедали всухомятку пайком, и снова дорога побежала под колеса. Мошняков сориентировался по кронам деревьев, что мчались они на северо-восток…
Распахнулись окованные темным железом дубовые ворота, и они въехали на просторный монастырский двор. Старшина вылез, щурясь от солнца, оглядываясь и примечая все. Он успел заметить и охрану на стенах и колокольне, и строгий армейский порядок, как в военном городке. Дорожки тщательно присыпаны речным песком, кустарники подстрижены, все строения соединены нервами телефонных проводов. К машине спешил радостно улыбающийся Окаемов, а следом Егор Быков. Они обнялись, и Мошняков доложил:
— Прибыл по вашему приказанию, — лихо козырнул своей натруженной крупной ладонью.
— С приездом, дорогой, — совсем по-домашнему отозвался Окаемов и повел старшину в корпус. На втором этаже он растворил двери узкой кельи и пропустил старшину вперед себя, — вот твой блиндаж.
Мошняков огляделся. В углу заправленная койка армейским одеялом, тумбочка, стол и табурет. Небольшое окно выходило прямо в монастырский сад, густо усыпанный яблоками. Он вздохнул и аккуратно положил под кровать вещмешок, расправил привычно под ремнем гимнастерку и спросил Окаемова:
— Что дальше? Я готов…
— Учиться будем… все вместе, я у тебя, ты у меня и Егора, учиться и готовиться к работе. Через месяц заброска…
— Зачем же так долго учиться, можно и сразу… не впервой… с немцем научен обращаться.
— С ним и будешь иметь дело, только в далекой стране.
— Где же?
— Пока толком не могу сказать… где-то на далеком востоке: Индия, Турция, Иран или Китай, куда пошлют,
— Ясно… жалко взвод, только что подобрал стоящих орлов.
— Обживешься, потом пару человек из взвода возьмешь, самых способных, но они должны заранее пройти особую проверку. Или заберем их сразу на задание… Сюда пока нельзя. Все скоро поймешь.
— Но я ведь не проходил проверку?
— Вы вместе с отцом ее прошли. Час отдыха и на учебу. Получишь в каптерке новое обмундирование для занятий. Отдыхай.
Окаемов ушел, а Мошняков опустился на скрипнувшую узкую койку, тоскливо глядя в синее небо за окном, как запертая в клетку птица. Ему вдруг стало скучно, без привычной ежеминутной опасности, он сидел оглушенный тишиной и покоем и ощущал себя не в своей тарелке без стрельбы и оружия, без тяжести автоматных дисков и гранат, без смертного тлена и дыма взрывов, без привычной военной работы — она еще занимала все его мысли и не отпускала. Тоскливо думал, как же там без него остались ребята, кто их сохранит в скоротечных схлестках разведки, переживал за них, как за своих детей неразумных… Ровно через час за Мошняковым пришел Егор и повел его в одно из кирпичных строений. Там был оборудован спортивный зал, пол укрыт толстыми матами, стены в рост человека обшиты матрацами, из зарешеченных окон лился свет внутрь. Скоро появился молодой парень и вручил Мошнякову комплект одежды. Старшина с недоумением стал разглядывать ее, разворачивать. Просторная льняная косоворотка, расшитая красными узорами, такие же белые шаровары и мягкие тапочки из красной кожи. Он быстро переоделся, подпоясался витым кушаком, взглянул на себя в огромное зеркало на стене и засмеялся: «Вот бы ребята из взвода увидели?!» Удивительно, но, войдя в эту непривычную одежду, он почувствовал себя совсем другим, особо раскрепощенным, сильным и ловким. Одежда пахла знойным льняным полем. Пришли Окаемов, Лебедев и Солнышкин, и еще много молодых и крепких ребят. Все они были облачены в такой же простой наряд, весело и беззаботно переговариваясь, расселись на скамьях вдоль стен. Окаемов смирил шум громким возгласом и вышел в центр зала.
- После утомительной для вас теории в моих лекциях мы продолжим путь познания мира в физическом совершенстве вашего тела и духа. Занятия будет вести Егор Быков, он расскажет вам об основах восточных приемов борьбы: дзюдо, джиу-джитсу, каратэ, ушу, конг-фу и многих других. После теоретических экскурсов он все покажет это практически с мастером русского стиля борьбы Солнышкиным, который в совершенстве владеет приемами «Скобарь» и «Буза», полузабытых наших школ боевого искусства. Наконец мы увидим настоящий, но неконтактный бой, чтобы они не причинили друг другу вреда, позволяющий судить о преимуществах их школ, Егор Быков владеет еще одной самой редкой и поразительно эффективной школой, под названием «Казачий Спас», о ее приемах, а их всего четыре и они все смертельные, он тоже расскажет и покажет вам. Сегодня мы принимаем в свою семью старшину Мошнякова, он только что прибыл с фронта и сумеет догнать вас в обучении, мы все должны ему помочь в этом. Приступаем! Егор Михеевич, на ковер!
Быков легко выскочил в центр небольшого зала и встретился взглядом с Ириной, она в таком же облачении, как и все, сидела рядом с Мошняковым, поправляя рукой волосы. Поймав ее ожидающий и одобрительный взгляд, Егор свободно стал рассказывать о сути восточной борьбы и многочисленных приемах, показывая их, временами маня рукой кого-то из парней, растолковывал тонкости. Ирина даже ойкнула от испуга, когда Егор легко сел на «шпагат», что ей казалось недоступным; делал двойное и тройное сальто, невероятные прыжки и удары ногами. Всем мнилось, что у него руки и ноги вращаются вдоль тела словно у тряпичной куклы и не имеют обычных сковывающих движений мышц и сухожилий. Он ломал толстые доски ударами рук и ног, раскалывал кирпичи, а когда развалил стопку из шестнадцати черепиц ударом кулака, даже Лебедев и Окаемов вскрикнули от изумления. Егор говорил и действовал без устали, валил сразу несколько условных противников, и все казалось со стороны для него забавой, цирковыми трюками. Только один человек был спокоен и особо внимателен — Солнышкин. На его лице нельзя было прочесть ничего, но сосредоточенность взгляда и внутреннее напряжение выделяли его из всех. Егор это видел и ждал того момента, когда они встретятся на ковре. Наконец он перешел к главному:
