Офицеръ пристально взuлянулъ на цыганку, но ни одинъ мускулъ его лица не дрогнулъ.
Произнесла ли она эти слова на удачу, или проникла въ глубину его думъ?
Онъ не возражалъ на ея слова и старуха продолжала:
— Хочешь ли голубчикъ-батюшка, подождать, пока мой кофе поспѣетъ, не ради того, чтобъ выпить чашечку, отъ которой ты пожалуй и не отказался бы, въ особенности еслибъ зналъ что онъ отравленъ… А можемъ пока разложить карты?
Услышавши слово «ядъ» офицеръ невольно вздрогнулъ, но когда старуха упомянула объ картахъ, онъ утвердительно кивнулъ головой.
Старуха сняла со свѣчки, сѣла къ столу и предложила къ офицеру сѣсть противъ нее.
— Садись, сказала она, не смущайся, хоть лавка эта не тронъ, за то на ней безопаснѣе и спокойнѣе.
Офицеръ опустился на скамью и задумчиво облокотился головой на руку, пока старуха съ угрюмымъ видомъ тасовала карты. Цыганка разложила карты по всѣмъ правиламъ искусства и вскрикнула:
— Слышишь ли, труба прогремѣла! Она довольствуется своими прежними побѣдами, такъ какъ доказала Востоку свое могущество! Твои враги поступятъ также если…
Она замолчала. Долго ждалъ незнакомецъ, чтобы цыганка заговорила, но такъ какъ она продолжала молчать, офицеръ съ нетерпѣніемъ спросилъ:
— Если!… Говори же, старуха, что значитъ это «если»?…
Старуха продолжала хранить молчаніе, разсматривая карты. Наконецъ она сказала:
— Карты ничего мнѣ не открываютъ объ будущемъ, онѣ только говорятъ о прошломъ, которое ты, пожалуй, уже забылъ. Пока кофе поспѣетъ и дастъ мнѣ возможность угадать твое будущее, я тебѣ разскажу по картамъ прошлое.
Она снова принялась разсматривать карты и сказала:
— Эта пятерка пикъ говоритъ мнѣ объ пяти жертвахъ, которыхъ ты повѣсилъ…
— Старуха!… крикнулъ офицеръ.
Казалось, что цыганка не слышала его возгласа и спокойно продолжала:
— У одного, изъ пяти мучениковъ, была дочка, хорошенькая блондинка.
Однажды утромъ она проснулась отъ необычнаго шума — это полиція опечатывала послѣднее имущество вдовы и сироты, такъ какъ судъ приговаривая отца къ повѣшенію, отдавалъ все его имущество царю и оставлялъ семейство нищими…
— Старуха! вторично прервалъ ее офицеръ, но она по прежнему не обратила на это вниманія и продолжала:
— Съ этого дня мать и дочь влачили свое существованіе въ страшной нуждѣ. Но этого было мало, ихъ выслали изъ Петербурга, будто они кому нибудь мѣшали, и заключили по высочайшему повелѣнію въ монастырь…
— Старуха, замолчи! крикнулъ офицеръ.
Но не обращая вниманія на его возгласъ, снова цыганка продолжала:
— Да они страдали по высочайшему повелѣнію, перенося всевозможные упреки и униженія. Жена и дочь, подобно отцу, умершему за свободу, предпочитали умереть, чѣмъ переноситъ такое унизительное рабство. Онѣ обѣ бѣжали, и монастырь боясь отвѣтственности за недосмотръ, объявилъ въ рапортѣ, посланномъ въ Петербургъ, объ ихъ смерти.
Смерть и забвѣніе въ нашей блаженной Россіи одно и тоже, и такъ о двухъ бѣглянкахъ перестали и думать. Мать едва была въ состояніи зарабатывать рукодѣліемъ пропитаніе и обѣ жили въ страшной бѣдности, почти въ нищетѣ, но бодро переносили невзгоды, — онѣ были свободны. Къ несчастью эта свобода не долго продолжалась.
Однажды мать вернулась въ свою комнатку и не застала своей Анюты. Напрасно она звала и искала, ее дома не оказалось. Гедеоновъ, достигшій высшаго почета, сдѣлался тайнымъ поставщикомъ своего монарха…
Офицеръ нахмурилъ брови, вѣны на его лбу сильно надулись, онъ сжалъ кулаки и хотѣлъ ужь броситься на цыганку, но старуха продолжала не сводя глазъ съ картъ:
— Гедеоновъ увидѣлъ Анюту на улицѣ, оцѣнилъ своимъ опытнымъ глазомъ ея красоту, и догадался, что она съумѣетъ ему доставить новыя милости царя. Для него было безразлично, кто бы она ни была. Онъ скоро узналъ черезъ полицію объ мѣстѣ ея жительства. Въ отсутствіи матери, по его распоряженію, дочь была похищена и онъ ее помѣстилъ въ театральное училище, привилегированный гаремъ, служащій для удовлетворенія прихотей монарха.
Офицеръ устрѣмилъ грозный взглядъ на цыганку, но она его по прежнему не замѣчала и продолжала спокойно:
— Дѣвочка, хотя ей было всего только шестнадцать лѣтъ, было настолько горда, что скрыла свое настоящее имя. Когда eе спросили, какъ ее зовутъ, она отвѣчала:
Марія Ассенькова.
— Какъ? Марія Ассенькова? невольно спросилъ офицеръ.
— Да, была дочь погибшаго Нилѣева, отвѣчала старуха спокойнымъ но слегка дрожащимъ голосомъ.
— Марія Ассенькова, въ скоромъ времени стала лучшимъ украшеніемъ театральнаго училища не только по своей красотѣ, но и по своему таланту. Но красота не принесла ей счастья, скоро она была вынуждена отдаться тому, кто подписалъ приговоръ надъ отцемъ, вѣдь фрейлины ученицы театральнаго училища были игрушками прихоти монарха. Послѣдствіемъ этой насильственной любви было рожденіе сына…
— Гдѣ сынъ? вскрикнулъ офицеръ.
Старуха, казалось и не слышала его возгласа.
— Этого сына, въ день его рожденія, похитила мать молодой дѣвушки, продолжала цыганка все глядя на карты. Ей же удалось проникнуть къ Астафьевой подъ видомъ акушерки. Этого ребенка она похитила, чтобы онъ могъ служить орудіемъ ея мѣсти. Этотъ ребенокъ живъ и до сихъ поръ.
— Гдѣ же онъ? Скажи, а не то!… рявкнулъ офицеръ, показывая кулакъ, голосомъ передъ которомъ все трепетало, но который не могъ устрашить цыганку.
— Ребенокъ живъ еще, но мать умерла, она умерла, проклиная того, который ее опозорилъ — отца своего ребенка.
Толпа, провожавшая ее бренныя остатки, съ великимъ княземъ Михаиломъ Павловичемъ во главѣ, и не подозрѣвала, что одна и таже рука убила отца и дочь, и что ея сыну суждено отомстить…
— Вѣдьма, ты слишкомъ много знаешь! Скажи мнѣ все!
— Ты все должна мнѣ сказать!.. заревѣлъ государь, схвативъ старуху своей желѣзной рукой, но она точно вьюнъ выскользнула изъ его рукъ и холодно отвѣчала: я говорю только то, что мнѣ подсказали карты, а теперь посмотримъ будущее въ кофейной гущѣ.
Она слила кофе, стала внимательно взглядываться въ гущу и сказала:
— Гуща предсказываетъ счастливые дни для Россіи, но не при теперешнемъ царѣ. Въ крови взошла его звѣзда, въ крови же она и закатится. Царствованіе Николая займетъ въ исторіи мрачную и залитую кровью страницу. Николая не будутъ благословлять, но напротивъ…
Между тѣмъ офицеръ всталъ. Смертельная блѣдность покрывала его мраморныя черты, выражавшія бѣшенство тигра, не щадящаго своей добычи. Онъ схватилъ старуху за плечо и началъ ее трясти:
— Ты слишкомъ много знаешь о прошломъ, а твои предсказанія о будущемъ слишкомъ не ясны: я не попадусь на твое шарлатанство. Тайна, которой ты владѣешь, тебя погубитъ. Ты говорила объ сынѣ Ассеньковой! какъ его зовутъ и гдѣ онъ? говори, а не то!!..
— Спроси орла въ небѣ, какъ его зовутъ, спроси, волка, въ чистомъ полѣ откуда онъ взялся, засмѣялась старуха.
Въ послѣдній разъ тебя спрашиваю! крикнулъ офицеръ.
Ни боюсь я ни твоей власти, ни висѣлицы! не смѣй касаться того, надъ кѣмъ небо ужь простерло свою руку!.. зашипѣла старуха.
— Посмотримъ, заговоритъ ли адъ или небо, но пока мы узнаемъ гдѣ сынъ Ассеньковой, за стѣнокъ [3] въ Петропавловской крѣпости съумѣеть тебя заставить признаться, кто ты сама?
— Кто я?!! воскликнула цыганка вырываясь изъ рукъ офицера. Развѣ ты не узнаешь женщину, которая валялась у тебя въ ногахъ, умоляя объ помилованіи своего мужа?! Развѣ ты не узнаешь во мнѣ женщину: которую обманули милостивыми словами, чтобы сдѣлать изъ нее орудіе для погибели ея мужа?! Никогда бы ни онъ ни его товарищи ни въ чемъ не признались, еслибъ черезъ меня не было имъ обѣщано помилованіе въ случаѣ полнаго признанія. Да они во всемъ признались! и что же? вмѣсто прощенія они были повѣшены!.. Само небо видно возмутилось подобному убійству, такъ какъ у троихъ веревки оборвались. Во всякой другой странѣ это послужило бы къ ихъ помилованію, а тутъ — послужило только къ продолженію ихъ муки. Тогда я поклялась отомстить палачамъ, и всему человѣчеству, и до сихъ поръ я сдержала свою клятву. А, ты меня не узнаешь? Дѣйствительно. Я ужь не та красавица, какъ въ былые годы! Года, горе и безсильная злоба заставили посѣдѣть мои волосы и изрыли лицо морщинами! Салонная дама превратилась въ цыганку! Вдова Нилѣева…
