Они стали говорить о постороннихъ вещахъ, но Савельевъ былъ точно на иголкахъ, постоянно оборачивался съ безпокойствомъ, о чемъ-то хотѣлъ спросить, но не рѣшался.

Наконецъ Достоевскій замѣтилъ его волненіе, сразу выпилъ стаканъ, къ которому едва дотрогивался и обратился къ женѣ:

Душечка приготовь мнѣ еще стаканчикъ, мнѣ надо выйти, и я хотѣлъ бы согрѣться, сегодня на дворѣ такъ холодно.

Какъ, ты все-таки хочешь выйти? Ты же знаешь…

Да, душечка, я выйду, это необходимо. Да ты не безпокойся, сегодня такъ темно, что нѣтъ никакой опасности.

Молодая женщина медленно вышла изъ комнаты. Съ инстинктомъ, свойственнымъ женщинѣ, она угадала, что здѣсь кроется какая-то тайна и что мужъ искалъ только предлога, чтобы удалить ее изъ комнаты, она такъ же боялась, чтобы въ ея отсутствіи солдатъ не выдалъ ея тайну.

Она удалилась съ сожалѣніемъ, часто оборачиваясь къ собесѣдникамъ, и оставила дверь открытой, чтобы слышать о чемъ будутъ говорить.

Какъ только она вышла, Савельевъ спросилъ:

Гдѣ Наташа?

Я зналъ, что ты о ней спросишь, отвѣчалъ шепотомъ Достоевскій; ради этого я удалилъ жену. Наташа ушла.

Ушла?! пробормоталъ Савельевъ съ ужасомъ.

Да, отвѣчалъ со вздохомъ Достоевскій. Я не могъ ее держать у себя и охранять, какъ тебѣ обѣщалъ.

Если бы ты зналъ, какъ моя жена ревнива! На это-то я и намекалъ, когда я тебѣ говорилъ, что жена меня черезчуръ любитъ. Но я тебя поведу къ ней, она бѣдняжка довольно о тебѣ поплакала.

Какъ ты хочешь выйти? Тебя-жь разыскиваютъ! возразилъ Савельевъ.

Да, я хочу тебя отвести къ ней, отвѣтилъ Достоевскій. Я не думаю, чтобы теперь было опасно выйти — уже поздно, темно и холодно. Въ моемъ домѣ не видѣли свѣту, хотя вечеръ начинается уже въ 3 часа, поэтому я полагаю, что господа шпіоны предпочтутъ грѣться въ какомъ нибудь кабакѣ, нежели понапрасно слѣдить за мной. Это правда, что если видѣли, какъ ты сюда вошелъ!!.. Да и тогда опаснѣе для меня, чѣмъ для тебя. Впрочемъ эта опасность неизбѣжна, вѣдь если видѣли, что ты вошелъ, будутъ ждать пока ты выйдешь. Что касается до меня, это я рискую, что меня арестуютъ, а это случится непремѣнно, а не все ли равно днемъ раньше или днемъ позже…

Отчего же ты не бѣжишь, если знаешь, что тебя открыли?

Бѣжать? сказалъ Достоевскій грустно, улыбаясь. Легко сказать, бѣжать! Да развѣ мы съ тобой можемъ бѣжать? Мы вѣдь голь, у насъ еле хватаетъ на кусокъ хлѣба, а чтобы бѣжать — нужны деньги. А развѣ у насъ есть деньги? Да кромѣ того до границы далеко, а по дорогѣ расположено болѣе ста тысячъ войска. Какъ же дойти до границы? вѣдь меня десять разъ успѣютъ поймать и привести. Единственный способъ — это достичь непріятеля черезъ Финляндію или спуститься по Невѣ на лодкѣ, но это была бы измѣна. Нѣтъ, нѣтъ! Да кромѣ того у меня жена! Тише она идетъ.

Достоевскій попробовалъ говорить о постороннихъ предметахъ, но разговоръ какъ-то не вязался, онъ чувствовалъ, что жена слѣдитъ за нимъ. Онъ поспѣшно выпилъ свой грогъ и обратился къ Савельеву:

Нѣтъ, пора, пойдемъ.

Ты, Миша, въ самомъ дѣлѣ хочешь идти? обратилась къ нему жена, дѣлая удареніе на каждомъ словѣ.

Разумѣется, душенька, мнѣ необходимо.

Но… возражала она.

Достоевскій не далъ ей договорить, нѣжно поцаловалъ и сказалъ:

До свиданіе душечка, я скоро вернусь, приготовь поужинать, я что-то голоденъ.

Жена ничего не отвѣчала, и взоромъ проводила мужа.

Оба мужчины безъ шума отворили дверь и проскользнули на улицу. Тамъ осмотрѣвшись во всѣ стороны, они направлялись сперва къ Таврическому саду и, потомъ успокоились, что никто за ними не слѣдитъ, вернулись на Сѣр- гіевскую. Проходя мимо своего дома, Достоевскій на него даже не взглянулъ, боясь быть кѣмъ нибудь замѣченнымъ. Но если бы онъ только посмотрѣлъ, то увидѣлъ бы, что ворота не были заперты и что женская фигура при ихъ приближеніи быстро тамъ скрылась.

Когда они удалились отъ дома шаговъ на пятьдесятъ, женская фигура скользнула за ними и слѣдила въ нѣкоторомъ разстояніи, стараясь какъ можно ближе держаться къ домамъ, чтобы не быть замѣченной.

Они шли разговаривая, но такъ тихо, что слѣдившая ничего не могла разслышать. Она охотно бы приблизилась, но страхъ быть узнанной, пересилилъ ея любопытство.

Они избѣгали большихъ свѣтлыхъ улицъ и шли, по возможности узкими и темными переулками, а женская фигура неутомимо ихъ преслѣдовала точно тѣнь.

Наконецъ они остановились на Обуховскомъ проспектѣ передъ большимъ домомъ казарменнаго вида. Послѣ нѣкотораго раздумья, оба вошли въ находящійся тамъ трактиръ.

Преслѣдовавшая ихъ женская фигура остановилась въ недоумѣніи. Что ей дѣлать? Слѣдовать за ними въ трактиръ невозможно, а оставаться на улицѣ, освѣщенной фонарями и плошками, такъ же нельзя, не подвергаясь опасности быть узнанной. Она перешла на другую сторону улицы и стала съ волненіемъ расхаживать взадъ и впередъ, не спуская глазъ съ входной двери.

Предоставимъ незнакомкѣ прогуливаться по тротуару, а сами послѣдуемъ за обоими заговорщиками въ трактиръ.

Они вошли не обративъ на себя ни чьего вниманія.

Надо чего нибудь выпить, сказалъ Достоевскій.

Савельевъ пожалъ плечами.

Это необходимо ради приличія, чтобы намъ можно было выйти черезъ заднюю дверь.

Ладно, отвѣчалъ Савельевъ съ нетерпѣніемъ, но поторопимся.

Двѣ рюмки тминной, приказалъ Достоевскій, бросая гривенникъ на столъ. Половой налилъ имъ двѣ рюмки.

Опорожнивши по рюмкѣ, они вышли черезъ заднюю дверь во дворъ.

Трактирщикъ привыкъ, что его гости туда отправляются, по этому не обратилъ на нихъ никакого вниманія. За водку они заплатили, а остальное до него не касалось.

Они прошли черезъ темный дворъ и достигли другого маленькаго грязнаго дворика, черезъ который и вошли въ подъѣздъ.

Достоевскій, повидимому хорошо знакомый съ мѣстомъ, взялъ Савельева за руку и повелъ по темной лѣстницѣ.

На третьемъ этажѣ слабый лучъ свѣта пробивался сквозь дверное окошечко.

Достоевскій тихо постучался и за дверью тотчасъ послышался голосъ: Кто тамъ?

Савельевъ вздрогнулъ и нервно сжалъ руку Достоевскаго — онъ узналъ голосъ Наташи.

Дверь отворилась и передъ нимъ очутилась Наташа, но она его въ потемкахъ не узнала.

Какъ она измѣнилась за послѣднія двѣ недѣли, въ которыя Савельевъ ее не видѣлъ. Ея круглое полное лицо осунулось, болѣзненная желтизна замѣнила свѣжій румянецъ; вокругъ ея лазурно-голубыхъ глазъ появились синяки; веселая улыбка, отличавшая ее даже въ минуты грусти, замѣнилась грустнымъ и безнадежнымъ выраженіемъ. Она стояла передъ своимъ другомъ точно вылитая изъ мрамора статуя отчаянія.

Кто тамъ, Наташа? послышался слабый голосъ изъ сосѣдней комнаты, и послѣдовалъ безконечный кашель, доказывающій какихъ усилій стоили эти нѣсколько словъ.

Это я, князь, вашъ другъ, отвѣчалъ Достоевскій.

Проси пожаловать, Наташа, снова послышался голосъ, я ужь его давно поджидаю.

Достоевскій повлекъ своего пріятеля въ переднюю.

Въ эту минуту Наташа подняла глаза, мертвенная блѣдность покрыла ея похудѣвшее лицо, она узнала товарища Достоевскаго.

Наташа, сказалъ онъ, взявъ ее за руку, а вамъ привелъ друга. Развѣ вы его не узнаете?

Едва въ состояніи сдержать свое волненіе Наташа со слезами бросилась на шею Савельеву.

Не говоря ни слова о любви, они невольно другъ другу въ ней признались и заключили вѣчный и неразрывный союзъ. Любящія сердца не нуждаются въ многословіи, они другъ друга понимаютъ. Часто какой нибудь нѣмой взглядъ бываетъ краснорѣчивѣе длинной рѣчи оратора.

Достоевскій ихъ оставилъ и вошелъ въ комнату, изъ которой слышенъ былъ кашель.

Человѣкъ почтеннаго возраста лежалъ на кровати. Черты его лица нѣкогда красивыя, и еще сохранившія отпечатокъ благородства, пожелтѣли и сдѣлались прозрачными; глаза сверкали радостнымъ блескомъ, его исхудалыя руки съ нетерпѣніемъ дергали одѣяло, то съ одной, то съ другой стороны.

Достоевскій посмотрѣлъ на него и увидѣлъ, что смерть ужь простерла надъ нимъ свою руку.