— За что? За какія блага? — обернулся къ нему тучный человѣкъ.

— Да какъ-же… Квартиры я вамъ показывалъ, по тремъ лѣстницамъ вашу милость водилъ.

— Да вѣдь мы квартиры у васъ не сняли. Даже подходящей квартиры у васъ въ домѣ намъ не нашлось.

— Это ужъ не отъ нашей причины. А всегда дворникамъ даютъ. Помилуйте, мы этимъ живемъ. Давеча ужъ на что нѣмка смотрѣла квартиру — и та… А вы русскій человѣкъ.

— Ну, дай… Ну, пусть его подавится. Дай ему пятіалтынный, — сказала ему жена.

— Вотъ наказаніе! — вздохнулъ мужъ. — Это прямо за грѣхи какіе-нибудь. И ноги себѣ ломай, и за это еще на чай дворникамъ давай.

Онъ полѣзъ въ карманъ и далъ дворнику мелкую монету.

— Не нами, ваша милость, это заведено, не нами и кончится, — проговорилъ дворникъ, принимая монету. — Благодаримъ покорно. Вѣдь, и наша тоже должность… Эхъ!

Онъ махнулъ рукой.

— Ахъ, русскій мужикъ! — продолжалъ вздыхать мужъ, шествуя по тротуару. — Когда-то онъ сознаетъ!..

— Поди ты… За границей то-же самое. Вѣдь ѣздили, видѣли. Тамъ безъ пуръ-буаръ тоже шагу не сдѣлаешь, — проговорила жена, смотря по сторонамъ и отыскивая объявленія о сдачѣ квартиръ. — Постой, постой. Вонъ въ домѣ черезъ улицу на окнахъ билетики налѣплены. Перейдемъ на ту сторону и посмотримъ эту квартиру.

— Ни, ни, ни… Не могу больше… Домой. Не въ силахъ… Меня и то ноги еле носятъ! — замахалъ руками мужъ. — До завтра, — сказалъ онъ. — А теперь поѣдемъ на дачу.

— Но ежели мы такъ будемъ искать, то мы никогда не найдемъ себѣ квартиры. И съ чего это ты усталъ такъ, я не понимаю!

— Матушка! Да вѣдь это ежели верблюда двухгорбаго послать, а не только статскаго совѣтника, такъ и тотъ…

— Какой вздоръ! Отчего-же я такъ не устала? Ну, устала я, а чтобы измучиться — нисколько.

— Ты это говоришь для того, чтобы противорѣчить мнѣ. Но, съ другой стороны, твоя корпуленція или моя! А тутъ шесть тысячъ ступеней… Во мнѣ вѣсу вдвое больше, чѣмъ въ тебѣ.

— Ѣшь много, пиво пьешь, водку пьешь… Я тебѣ сколько разъ говорила: «брось водку».

— Довольно, довольно. Пошли наставленія. Такъ ужъ и быть, пойдемъ смотрѣть квартиру, — перебилъ жену мужъ и сталъ переходить черезъ улицу. — Но только, пожалуйста, чтобы на сегодня эта была ужъ послѣдняя квартира.

— А насчетъ водки — сколько разъ я тебѣ говорила, что при твоей тучности пора тебѣ водку бросить, — снова начала жена.

— Довольно, довольно! Пожалуйста, оставь.

— Два раза ты пьешь водку дома передъ каждой ѣдой. А внѣ дома? Бѣгаете вы въ полдень со службы, закусывать пирожками — пьете. Пріѣдешь ты на станцію желѣзной дороги, чтобы ѣхать на дачу, — передъ поѣздомъ опять въ буфетъ… Это вы называете червячка заморить передъ обѣдомъ.

— Да вѣдь ужъ я иду смотрѣть квартиру, послушался тебя, такъ чего-же точить-то меня! Измучился, жарко, дворники и швейцары раздражаютъ, да еще жена точитъ!.. Вѣдь это муки Тантала!

Мужъ стоялъ около воротъ дома, гдѣ были прилѣплены билетики объ отдачѣ квартиръ, и остервенительно дернулъ за колокольчикъ, вызывая дворника.

— Да и помимо того, тебѣ надо водку бросить, — не унималась жена. — Ты еще пенсіи не выслужилъ, а у тебя жена, трое дѣтей. Хватитъ тебя кондрашка, такъ что я съ ребятами буду дѣлать!

Мужъ стиснулъ зубы и дернулъ еще разъ за звонокъ.

— Еще если-бы у тебя капиталъ былъ, — продолжала жена. — А то съумѣлъ прикопить только три выигрышные билета трехъ займовъ, да и то заложены.

— Лизавета Андревна, пощади!

Мужъ въ третій разъ дернулъ изо всей силы за звонокъ, но дворникъ все еще не показывался. Жена была неумолима и не прекращала словоизверженіе.

— А эта игра въ кегли по вечерамъ на дачѣ,- не унималась она. — Сколько ты тамъ пивища-то выхлещешь!

— Да вѣдь сама-же ты меня надоумила въ кегли играть, чтобы былъ моціонъ отъ толщины-… стоналъ мужъ, разсердился, крикнулъ:- «Куда-же это дворникъ запропастился!» и опять дернулъ за звонокъ.

Выбѣжала за ворота босая баба съ растрепанными волосами, взглянула на звонившихъ и плюнула.

— Фу, ты пропасть! А я думаю, что околоточный, и со всѣхъ ногъ бѣгу! — воскликнула она. — Чего-жъ это вы звонки-то рвете! По десяти разъ звонитесь. Чего надо?

— Дворника намъ… Квартиру будемъ смотрѣть.

— Нѣтути его. Старшій дворникъ въ портерной сидитъ, а младшіе дворники у насъ насчетъ квартиръ ничего не знаютъ, да и тѣ теперь по сѣноваламъ спятъ.

— Такъ сбѣгай за старшимъ, голубушка, — проговорила дама.

Мужъ замахалъ руками.

— Знаю, знаю я, что значитъ дворника по портернымъ разыскивать! Это битыхъ полчаса пройдетъ, потомъ онъ явится пьяный… Нѣтъ, не желаю. Довольно! Поѣдемъ домой на дачу. Мочи моей нѣтъ! — завопилъ онъ и сталъ нанимать извозчика на желѣзную дорогу.

— Останемся мы безъ квартиры… Зазимовать намъ на дачѣ…- плакалась жена.

Около печатнаго ярлыка «Отдаются квартиры», вставленнаго въ деревянную рамку подъ стекломъ и вывѣшеннаго у воротъ дома, сталкиваются два субъекта: полный, въ шляпѣ котелкомъ, въ бакенбардахъ, въ пальто-крылаткѣ и въ пенснэ на носу, и тощій, въ свѣтломъ пиджакѣ, въ сѣрой шляпѣ, съ портфелемъ и съ сложенной клеенчатой накидкой, перекинутой черезъ плечо на ремнѣ, и съ бородкой травками. Оба пожилые.

— Боже мой! Кого я вижу! Иванъ Иванычъ! — восклицаетъ субъектъ въ пальто-крылаткѣ.

— Ахъ, Петръ Иванычъ! — откликается субъектъ съ портфелемъ и спрашиваетъ:- Квартиру?..

— Квартиру, чортъ-бы ее побралъ! Пятый день ищу.

— А я, такъ ужъ восьмой… И все безъ толку… Каждый день послѣ службы два часа времени употребляю. Да, кромѣ того, у меня жена черезъ день пріѣзжаетъ съ дачи и ходитъ по городу.

— Ну, а моя жена въ послѣднемъ мѣсяцѣ гуляетъ, такъ ужъ ей не до квартиры.

— Опять?!.

— Что-жъ… Богъ благословляетъ. Пять лѣтъ ничего не было. Думали, что ужъ совсѣмъ покончили, анъ нѣтъ. Вотъ изъ-за этого обстоятельства и перемѣняю квартиру. Тѣсно. Мамка-кормилица понадобится. А вы знаете, что такое мамка? Вѣдь ее кой-куда не положишь.

— Знаю, знаю. Самъ плясалъ подъ мамкину дудку. Захотѣла разъ, чтобы чай ей отъ стола подавали на серебряномъ подносѣ, и нарочно для этого мельхіоровый подносъ купилъ. «А то, говоритъ, уйду»…

— Ну, вотъ видите. А у меня въ дѣтской и такъ три кровати, да четвертая нянькина, такъ ужъ будущаго новорожденнаго съ мамкой и некуда дѣвать. Комната большая, при нуждѣ можно-бы… Но мамка…

— Знаю, знаю… Самъ собственноручно солдата ея въ казармахъ разыскивалъ и двѣ кумачевыя рубахи ему вручалъ, чтобъ у мамки молоко не пропало.

— А жарища-то! И вдругъ, по этой жарищѣ квартиру искать!

— Каторга. Я считаю, что отысканіе по этакой жарищѣ квартиры — это одна изъ казней египетскихъ.

— Хуже-съ. Танталовы муки. Вотъ намъ жизнь-то! Служишь, получаешь чины, ордена, а тутъ квартира — и… Тьфу! Наказаніе… И если-бы у меня не кончался срокъ старой квартиры пятнадцатаго августа…

— И у меня пятнадцатаго августа. Но вамъ что! Вамъ съ полагоря, вы человѣкъ тощій, но намъ, толстякамъ…

— Батенька, я хоть и не толстъ, но у меня ревматизмы въ рукахъ и ногахъ, такъ каково мнѣ по лѣстницамъ-то! Да ежели съ портфелемъ…

— Поручили-бы портфель-то курьеру привезти. Онъ и привезъ-бы вамъ къ поѣзду.

— Отецъ родной, у насъ только два курьера, и оба ищутъ квартиру для его превосходительства.

— Ахъ, и онъ перемѣщается?

— Перемѣщается. Квартиры нѣтъ подходящей, и черезъ это золъ, какъ цѣпной песъ. Вѣдь изъ-за этого-то у меня и портфель. Потребовалъ, чтобъ къ завтра одно дѣло… А и дѣло-то не спѣшное. А меня сегодня вечеромъ, какъ на зло, на винтъ звали. Фу! — отдувается тощій субъектъ, выхватываетъ изъ кармана платокъ и, снявъ шляпу, отираетъ со лба и съ лица потоки пота.

— Фу-у-у! — повторяетъ полный субъектъ и, вытащивъ платокъ, тоже отирается.

Пауза.

— Ну, что-жъ, звоните дворника, — говорить тощій субъектъ.

— Да я ужъ и то два раза звонилъ, но никакого толку.