– Петенька, сыночек мой золотой! – ласково шептала Дуня.

Феофан сидел напротив за столом и подозрительно косился на жену.

– Слушай, Дунька, я все-таки не пойму, – нерешительно начал он. – Вот на берегу я тебя взял спьяну. Ага, восемь месяцев с хвостиком прошло. Считать-то я умею. А должно быть девять. Так?

– И чему ты удивляешься? – спокойно отвечала мужу Дуня. – Роды преждевременные – эка невидаль! Знаешь, сколько я переживала! Боялась, что ты как все – соблазнишь и бросишь. Но ты ж молодец у меня, порядочный, – она встала и нежно поцеловала его в губы. – И женился, и вольную вытребовал. И еще сомневаешься в чем-то. Посмотри, посмотри получше. Петька-то наш – вылитый ты!

Феофан пока толком не мог понять, на кого похоже это крохотное орущее существо с красным личиком. И все-таки сходства ни с собой, ни с Дуней он не находил, и неясные сомнения грызли парня. Через несколько дней после рождения сына он решил подробно поговорить с бабкой-повитухой. Вышел на городскую улицу и быстро зашагал по нужному адресу. В городе у него уже завелись приятели, и дойти в тот день до бабки было ему не суждено. С памятного 19 февраля, когда государь дал волю крестьянам, прошло больше месяца, но народ все еще продолжал гулять. Дружки подхватили Феофана под руки и повели в кабак.

– Свобода, да еще сын родился, а ты такой озабоченный идешь! Нехорошо!

Феофан согласился, и вернулся к Дуне только через три дня – раздетый до нижних портков и в стельку пьяный.

– Ну и сука же ты, Дунька! – злобно сказал он. – С бабкой повивальной я все-таки поговорил. У тебя нормальный доношенный ребенок, и не мог он родиться через такое время, тем более пацан. Как же ты, скотина, меня провела? Вижу же теперь – ни капли на меня не похож, зато с Николая Петровича будто срисован. Барский выб…к!

Он с остервенением ударил Дуню кулаком в лицо. Она упала на пол, и из ее носа алым потоком хлынула кровь. Но муж не останавливался и продолжал бить жену ногами по животу. Мрачное пророчество о своей будущей судьбе, высказанное Дуней барыне в бане, начало сбываться. Изо всех сил стискивая зубы, чтобы не разрыдаться, Дуня терпела дикую боль. Словно чувствуя неладное, ребенок в люльке залился горьким плачем. «Уж лучше бы барыня действительно убила меня тогда», – подумала Дуня, украдкой роняя слезы на грязный пол.

Николай сидел в кабинете, молча уставившись в одну точку. Лист бумаги перед ним был чист. Чернила на пере давно засохли, и Николай не сразу вспомнил, чего хотел написать. Наконец, он потихоньку пришел в себя и принялся набрасывать проект каменного дома, который должен прийти на смену деревянному. "Только для кого все это?" – с горечью подумал Николай. И все-таки он не мог забросить дела. Несмотря на постигшее его несчастье, хозяйство не пострадало, и этой осенью после отличного урожая богатства его еще больше возросли.

В дверь осторожно постучала ключница.

– Барин, может, чего покушаете?

– Не хочу, Пелагея, – мрачно ответил Николай.

– Барин, все-таки откушайте, а то, не дай бог, захвораете. Дело ли – раз в два дня обедать, или чего всухомятку перехватить.

Николай строго посмотрел на ключницу, и та, оробев, замолчала и собралась уходить, но тут взгляд его смягчился.

– Ладно, Пелагея, пришли мне сюда в кабинет немножко водки, грибков солененьких и огурчик.

Через пять минут толстая рябая Агафья принесла поднос с заказом и молча расставила выпивку и закуски перед хозяином. Пелагея вошла с ней, затем отослала по другим делам. В очередной раз глянула на стоящий перед барином дагеротип, перевязанный черной лентой, с изображением молодой женщины и двух девочек. Пока барин пил водку и закусывал, ключница украдкой смахнула слезу и перекрестилась.

– Царствие им небесное, Наталье Павловне, Анне Николаевне и Татьяне Николаевне! Да ведь год уже прошел, барин! На все воля божья. Вы бы хоть немного повеселели, не век же вдовцом оставаться. Сколько черного люду язва скосила, а барыня-то покойная с барышнями такие нежные все были, худенькие, где ж им было перед заразой устоять! Отец Серафим и тот скончался, царствие ему небесное, и детей его половина. Феофан его в городе тоже вон помер. Только не от хвори. Письмо на днях пришло попадье от Дуньки. В какую-то пьяную драку ввязался, дружки его в Волге утопили, теперь в Сибирь их пошлют. Пишет Дунька, через неделю Феофана нашли, волной выбросило. Весь распух, рыбы обглодали. Сразу и похоронили, попадье написать некогда было.

Вошла Агафья и что-то прошептала на ухо ключнице.

– Надо же, легка на помине! – встрепенулась та. – Барин, там Дунька из города приехала, видеть вас желает. Впустить?

Николай кивнул головой. Через мгновение Дуня в черном вдовьем платке стояла перед ним.

– Здравствуйте, барин!

– Здравствуй, Дунька. С чем пожаловала?

– Привезла деньги, доход с мастерской, за вычетом обговоренной доли мне и Феофану. Вы уж не обессудьте, на похороны еще немного удержала, я потом отработаю.

– Слышал уже про твое несчастье. Давай деньги и документы.

Он тщательно пересчитал выручку, сверил все по книгам и удовлетворенно хмыкнул.

– Молодец, хорошо поработала. Про похороны не беспокойся, возмещаю, – он сделал пометку в книге. – А вот здесь у тебя несколько грамматических ошибок. Найди и исправь, потом покажешь перед отъездом. Все, иди, свободна.

Но Дуня не шелохнулась.

– А я теперь вольная. Забыли? Что же вы так, барин, себя запускаете? Водка да грибки – нешто это еда? Так недолго и за семейством вслед отправиться. Жизнь-то не кончилась.

– Поговори у меня! Чего ты понимаешь!

– Все я понимаю. Велите нормальный стол накрыть, я вам прислужу, как бывало, за ягодицу меня щипнете – и веселее станет.

Неожиданно Николай расхохотался.

– Ай да Дунька! Ладно, иди скажи Пелагее. И впрямь следует поужинать.

За столом ключница и Агафья не показывались, и Дуня ловко и умело прислуживала барину, а он с удовольствием вспоминал, как она впервые появилась в качестве горничной и сразу же оплошала – забыла налить ему вторую стопку водки. Прошло всего три года, но как много всего изменилось!

– Сядь со мной за стол, – неожиданно предложил барин. – Что у тебя с лицом? Никак муж бил?

– Постоянно, – вздохнула Дуня. – Пил и бил. Скольких трудов мне стоило, чтобы он деньги из мастерской не трогал! Двух недель не прошло после его смерти, так что не все еще зажило.

– А говорили, он без ума от тебя, – задумчиво сказал Николай.

– Вы еще о нас справки наводили? – улыбнулась Дуня.

– Да бабы, прислуга судачили, слышал. Но мне интересно, как же ты его охомутала. Я же сразу все это понял, когда отец Серафим ко мне приходил. Да еще за девушку себя выдала. Ай да Дунька!

– Ну, девушкой прикинуться нетрудно было. Пузырек со свиной кровью – и вся разгадка. Феофан же напился тогда в стельку. Хуже потом было, когда он сроки начал считать…

– Стоп! – Николая словно громом ударило от туманного намека. – Сколько твоему ребенку? Ровно полтора года? А свадьба, значит, была…

Он погрузился в мысленные вычисления и замолчал, пристально глядя на девушку.

– Так вот оно получается как! Почему ты мне сразу не сказала?

– С какой стати крепостная крестьянка будет барину о таких вещах говорить? Это ее собственное дело.

– Но ты много раз имела возможность убедиться, что я не таков, как многие другие баре. Я бы тебя понял, придумал чего-нибудь. Так Феофан догадался, что это не его сын?

– Да.

Николай подошел к Дуне и обнял за плечи.

– Значит, наш род не прервался! Мой грех, получается, обернулся на благо. Дуня, ты не представляешь, какую мне радостную весть принесла!

И он впервые сам крепко и нежно поцеловал девушку в губы.

– Боже мой, Николай Петрович, как я счастлива! – Дуня заплакала и принялась неистово целовать бесконечно дорогое лицо.

Николай подхватил ее на руки и понес в спальню.

– Я и не представлял, как по тебе соскучился, Дуня! – шептал барин, срывая с девушки одежду. – Когда ты вошла в кабинет, будто бы солнце из-за туч выглянуло. Честное слово!