– Что ж, убивайте меня, барыня! – неожиданно резко и четко сказала Евдокия. – Убивайте бесстыжую б…! Оно, может, и лучше. Все равно отдадут меня скоро замуж, будет мой мужичок водку жрать, да лупить меня до полусмерти. А с барином я хоть немного настоящую жизнь увидела, ласковое обхождение почувствовала. Теперь не жалко и помирать. Только глаза и рот мне завяжите, чтобы я того железа раскаленного не видела, да крика никто не услышал. Вот и все, о чем я вас прошу перед смертью. И еще одно скажу вам, барыня. Кабы вы были с барином хоть на четвертинку так же ласковы, как я, никогда бы он на простую крестьянку не позарился.

Она отвернулась от госпожи и замолчала. Натали отшвырнула ногой брошенный кнут, присела на другую лавку и вдруг горько разрыдалась. Слезы полились настоящей рекой, словно внутри прорвало какую-то плотину, и все невыплаканное за две недели хлынуло настоящим половодьем. Евдокие вдруг стало жаль ее и, позабыв страшные угрозы хозяйки, она тоже расплакалась.

Но вот барыня вытерла глаза, снова подошла к Дуне и… освободила ее от пут.

– Убери здесь все, вымойся и поговорим по-человечески, – тихо сказала она. – Прости меня, если сможешь.

– Не сердись, Дуня, за все, что я тебе наговорила, – грустно начала разговор Натали. – Постарайся меня понять. Ты не представляешь, какую боль я испытала, увидев дагеротипы с тобой и Николаем Петровичем. Раздвинь ноги! – вдруг скомандовала она, внимательно посмотрела на девичью плоть и тоже раздвинула бедра.

– А теперь скажи, что у меня не так, как у тебя. Поперек или под углом? Ничего подобного. Почему же барин польстился на тебя? И что это за недостаток ласки с моей стороны?

– Вам лучше знать, барыня. Не мое это дело. Может, вас ему не хватало.

– Он что, это говорил?

– Да что вы! Как-то недавно хотела что-то такое спросить, барин очень разгневались. Но я сама чувствовала, что у вас с ним не все в порядке.

– Странно слышать такие рассуждения от простой крестьянки, но, возможно, в чем-то ты права, – задумчиво произнесла Натали. – Кузина предупреждала меня, что это важная часть жизни, а я пропустила мимо ушей. Да и в книжках, что ты мне прочитала, все только этим и занимаются. К сожалению, в них я почти не видела настоящих чувств, а только животное влечение. Увы, я его не испытываю, и мне казалось, что мужу вполне достаточно моей истинной горячей любви. Получается, что все должно быть в гармонии. Но как ее добиться? Боже мой, я спрашиваю совета у темной крепостной крестьянки! А нужно было бы выяснить все у Мари. Ладно, я не желаю вдаваться в подробности, когда у вас это началось с барином и сколько продолжалось. Я хочу, чтобы ты научила меня своим женским премудростям. Сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

– Видишь, а мне уже двадцать четыре, я несколько лет замужем, у меня двое детей, но вынуждена спрашивать у тебя совета: как мне тоже стать желанной, как самой узнать радость плотской любви?

– Барыня, да разве вы не желанны для Николая Петровича? Но как вам самим добиваться этой самой радости… Нешто я могу это знать?

– Придется придумать. Это твой единственный шанс остаться работать в доме, иначе отправишься вместе со всеми на поля, можешь не сомневаться.

– Ложитесь, барыня, на лавку, – вздохнула Евдокия. – Попробую что-нибудь придумать своим глупым холопским умом. Только вы ничему не удивляйтесь и не отталкивайте меня. Думайте, что я какая-нибудь докторша.

Она наклонилась над лицом госпожи и поцеловала ее в губы.

– Что-нибудь почувствовали? – поинтересовалась она, но та в ответ только пожала плечами.

Евдокия потрогала миниатюрные грудки хозяйки, которых никогда не касались детские губы. Яркие розовые сосочки остались мягкими, и девушка даже не стала ничего спрашивать. Поглаживая живот и бедра госпожи, она пристально смотрела в ее глаза, но не обнаруживала в них и тени заинтересованности. Раздвинув бедра барыни, Евдокия принялась умело играть ее женским тайником, нежно поглаживая каждую складочку плоти и массируя едва заметный мягкий холмик среди волос.

Ничего не помогало, и тогда Дуня прильнула к этому месту языком. Хорошо помня уроки госпожи Мари, она старательно и нежно ласкала сочные складки, которые в конце концов, хоть и едва заметно, начали разбухать.

– Госпожа, неужели вам это не приятно? – поинтересовалась девушка, приподняв голову.

– Я не знаю, – ответила та. – Немного хорошо, но это совсем не то, что описано в “Фанни”.

– Повернитесь попкой и поднимите ее, – попросила Евдокия.

Теперь она коснулась кончиком языка темной ямки между узкими ягодицами хозяйки и сразу поняла, что это как раз то, что нужно.

Барыня взвизгнула от этого прикосновения, и с губ ее сорвался стон. Язык попытался проникнуть еще глубже в миниатюрное отверстие, но это было ему явно не под силу. Дуне пришлось воспользоваться пальцем, изображая работу мужского орудия. Язык ее вновь примкнул к расщелине, которая теперь разбухла и размокла. “Наконец- то!” – гордо подумала девушка и бешено заработала одновременно пальцем, языком и губами. Спустя пять минут тело барыни затрепетало. Она застонала и задергала бедрами, после чего повалилась на лавку.

– Какая же ты умница! – похвалила она горничную, когда пришла в себя. – Боже мой, я и не подозревала, какое это наслаждение. Ты можешь объяснить, почему так произошло?

– Барин объяснял про какие-то точки, я ничего не поняла. У вас они, наверное, расположились не там, где надо. Вы у него спросите, он вам все растолкует по науке, он много книг прочитал. Мне-то по-всякому нравится, а вам, видно, только по-особому. Может, вы стеснялись саму себя или брезговали, вот и задушили в себе все удовольствия. Вы уж не постесняйтесь, поговорите с барином, он гораздо лучше разберется.

Настала короткая летняя ночь, и Николай зажег свечи, чтобы можно было читать. Жены до сих пор не было, и он начал волноваться. Хотел было крикнуть горничную, чтобы разыскала барыню, но в этот момент Натали появилась сама.

– Простите, Nicola, что заставила вас ждать. Хотела сделать вам небольшой сюрприз.

В новой ночной сорочке, с распущенными длинными каштановыми волосами, она была удивительно хороша, и Николай, как всегда, почувствовал дикое желание.

Но едва он подумал, что ему придется – в который раз! – уговаривать и уламывать свою очаровательную супругу сделать милость и согласиться на близость, как порыв страсти тут же угас. Однако он все же рискнул начать один из разговоров, от которых жена обычно торопилась ускользнуть и сослаться на нервы, усталость и прочее нездоровье.

– Сударыня, вы так очаровательны сегодня! Неужели вы не доставите мне счастья насладиться вашей красотой! Идите же ко мне!

Он хотел было задуть свечи, но жена остановила его.

– Подождите. И не гневайтесь. Я не буду сегодня жаловаться на здоровье. Я вот о чем подумала. Скоро семь лет, как мы женаты, а вы до сих пор не видели меня нагой, хоть вам и очень хотелось этого. Пора исправить это недоразумение.

Она стянула с себя сорочку и впервые предстала голой перед мужем. Николай с изумлением смотрел на изящное хрупкое обнаженное тело, белое, словно сахар, на котором едва темнел черный треугольничек внизу живота. Не веря своим глазам, мужчина задохнулся от вожделения, не в силах произнести ни слова. Натали подошла ближе, встала рядом с мужем и широко расставила ноги.

– Возьмите свечи и осмотрите меня всю. Вы так долго этого хотели, а я, глупая, почему-то стеснялась.

– Душа моя, Наташенька, что с вами случилось? – только и сумел выдавить из себя Николай.

– Николенька, вы чем-то недовольны? – улыбнулась жена.

Они впервые за все годы обратились друг к другу не по-французски и не по имени-отчеству, а вот так просто – по-русски и ласково. Николай подпрыгнул с постели, заключил Наташу в могучие объятия и впился ей в губы. Через несколько минут после самого длинного в их жизни поцелуя женщина все же осторожно выскользнула из этих тисков.

– Коленька, я чуть не задохнулась!