— И здесь я не найду нужной мне информации, — расстроился я-Ребенок.

— Для этого тебе вовсе не нужно выходить в астрал, к тому же там небезопасно: чьи-то ады[5] стерегут твое появление, — маг слегка нахмурился. — К сожалению, я пока не знаю — чьи? А нужное знание ты можешь получить, освоив Випашьяну, технику глубинного погружения в информационную суть объектов, правда, лишь материальных.

— Я понял, геше! — кивнул я-Взрослый. — Но ответь, пожалуйста, еще на один важный вопрос: почему я?

— Ты сильно вырос, Идущий. Ты научился задавать вопросы, но время ответов еще не пришло, — Золотарев повел рукой вокруг, и показалось, что весь город содрогнулся от его жеста. — Могу лишь дать один совет: посети Зур Алатау[6] и найди путь на капище Двуликого. Только так ты сможешь замкнуть Круг Поиска Истины и настигнуть черного мадхъя до того, как она выпьет Чашу Силы Двуликого и станет его аватарой.

— Но зачем?! — я-Взрослый был буквально ошарашен заявлением мага, одновременно чувствуя, что вот-вот упущу нечто важное. Жизненно важное!

— Придет время, и ты поймешь, Идущий! — голос Золотарева стал гулким, по площади покатилось странное тройное эхо.

И в этот миг город накрыла тень. Над зданиями проступила из воздуха апокалиптическая фигура человекоподобного колосса. За несколько мгновений она уплотнилась до полной черноты, и тогда в центре головы ее открылся кошмарный ромбический глаз с вертикальным огненным зрачком. И это инфернальное око уставилось на нас, казавшихся по сравнению с чудовищем никчемными мурашами.

— По-моему, нам вежливо намекают, что мы здесь слишком задержались, — громким шепотом произнес я-Взрослый, медленно отступая назад, на ту же улицу, по которой пришли сюда.

— Это не страж, — уверенно заявила самсара Ксении, внимательно разглядывая колосса.

— Это посланник Мары — смотрителя астрала! — Золотарев по-прежнему говорил гулким, раскатистым голосом. — Уходите! Вам с ним не сладить.

— Но мы же не пересекли черты? — удивилась девушка. — Это зона перехода, она не контролируется Марой?..

— Значит изменились граничные условия. — Маг широко развел руки и в каждой у него появилось по сияющему голубому шару. — Уходите быстрее, пока он не увидел вас!

Мы втроем поспешно отступили в глубь улицы, и последним, что увидел я-Взрослый, были две беззвучные ленты ослепительного бело-голубого пламени протянувшиеся из рук Золотарева навстречу аспидно-черной фигуре посланника.

Обратный путь в физическую реальность показался мне — и Ребенку и Взрослому — одним бесконечно длинным шагом. Улица превратилась в туннель с мутно-серыми стенами, извивавшимися словно живые и все время менявшими направление. Но самсара Ксении уверенно скользила впереди, казалось, не замечая изменений вокруг. И обе мои проекции старались не отстать от чудесной проводницы. Лишь однажды я-Ребенок не утерпел и оглянулся назад, ожидая увидеть жуткого преследователя, но… не увидел ничего! Позади не было ни улицы, ни странных домов, никого.

— Не смотри назад, — крикнула самсара Ксении, — потеряешься в слоях собственной памяти! Ищи выход!

Я снова стал приглядываться к мельканию теней на призрачных стенах туннеля и наконец увидел. Обыкновенная дверь, обитая потертым дерматином, с отполированной тысячами прикосновений латунной ручкой. Я-Взрослый взялся за нее и потянул на себя, но дверь подалась удивительно легко, и мы оказались в ставшем уже родным и привычным светящемся лабиринте — моей памяти…

Когда я открыл глаза, то первое, что увидел, была улыбающаяся зареванная мордашка Ксении, сидящей рядом со мной. Сам я лежал навзничь на том же огромном ложе, застеленном шелковистой шкурой неизвестного зверя, и все тело мое представляло по ощущениям сплошной кисель — ни костей, ни мышц, ни внутренностей я, как ни старался, определить не мог. Хотя занимался физиологической гимнастикой крийя-йоги много лет подряд.

— Почему ты плачешь? — спросил я и не узнал собственного голоса: таким слабым и безжизненным он оказался.

— Котов, сволочь ты такая! Живой… — прошептала в ответ моя спасительница, схватила меня за плечи и принялась истово тормошить, повторяя как заклинание: — Живой, живой, живой…

— Ксюша, — с трудом выдавил я, борясь с приступом тошноты, — что произошло? Я даже пошевелиться не могу.

Меньшикова словно очнулась от моих слов, отпустила меня, глубоко вздохнула и сказала:

— Ты сегодня прошел Хинаяну, Котов, малый путь личностного освобождения! И достиг состояния Шуньяты[7]. А это уровень Воина — Шакти, либо Свами — Просветленного. Это… это немыслимо для обычного человека!

— Значит, я необычный.

— Не умничай! Ты же мог погибнуть, — Ксения снова превратилась в решительную и независимую амазонку, какой я ее знал и какой она мне нравилась еще больше. — Такой перерасход Кундалини даже я бы не выдержала.

— Ну, я сейчас тоже не в лучшей форме…

— Я сказала, не ерничай! И вообще… закрой глаза.

— Зачем?

— Буду тебя лечить, но… тебе этого лучше не видеть, — Ксения встала, сбросила на пол атласный халатик, в который куталась до сих пор, и сделала надо мной сложное движение левой рукой: — Спи!

И я заснул. Я никогда не думал, что засыпать по приказу может быть так приятно.

Пробуждение было не из лучших. Сознание словно выдиралось из липкой вязкой трясины, стряхивая с себя шматки мерзко чавкающей субстанции. Вдобавок любое движение вызывало в теле раскатистое «эхо» боли, будто внутри бил неслышимый набат. Наконец кожа скачком восстановила нормальную чувствительность, и я понял, что по-прежнему лежу на шелковистом ложе моей спасительницы и берегини, а волны мягкого тепла сообщили мне, что чудесный камин разожжен и трудится в полную силу на благо хозяйки и ее гостя.

Я уже хотел было открыть глаза, но вдруг осознал, что все прекрасно вижу и так, не размыкая век! Открытие явилось полной неожиданностью и я потратил какое-то время, чтобы хоть немного освоиться с новой сиддхой. Это отчасти было похоже на бинокль с фотоэлектронным умножителем, только поле зрения не имело видимых границ, а сектор обзора менялся одним волевым усилием, не поворачивая головы. Я неспеша оглядел всю комнату по кругу, задержал взгляд на фотографии в рамке на каминной полке и приблизил изображение. Девочка-подросток обнимает за талию хрупкую женщину с грустными синими глазами. Они стоят под раскидистой старой березой, а на заднем плане сквозь пышную листву высверкивает солнечными бликами гладь то ли озера, то ли реки.

Я перевел внутренний взгляд на дверь комнаты и попробовал «заглянуть» в соседнее помещение. К моему удивлению это тоже получилось. Я увидел знакомую кухню, Ксению, готовившую кофе по-турецки, на песчаной бане, тостер, только что выплюнувший две пластинки подрумяненного хлеба, работающий телевизор над газовой плитой. На Ксюше снова был ее любимый золотистый халатик, а волосы забраны в высокий греческий хвост и закреплены матовым костяным гребнем в форме львиной лапы. Я почувствовал себя совсем уверенно и попробовал «заглянуть» под соблазнительный халатик. Но тут Ксения оглянулась, будто ощутив мое незримое присутствие, нахмурилась, потом улыбнулась и осуждающе покачала головой. Мне вдруг стало почему-то невыразимо стыдно, я поспешно «выключил» новое зрение и открыл глаза.

Я чувствовал себя совершенно здоровым. Более того, я чувствовал в себе какую-то новую дремлющую силу, что ли? Описать это ощущение сложно: будто внутри включился, но пока работает на холостом ходу мощный двигатель или генератор. О том, что произойдет, если его активировать, я в тот момент постарался не думать.

Привычно выполнив утренний комплекс упражнений крийя-йоги и убедившись, что базовая энергетика моего многострадального организма полностью восстановилась, я встал на руки и отправился на кухню.