— Картина не моя, — поспешил сказать Корсаков, — но об этом потом. Марина, вы присаживайтесь. Сок или пиво хотите?

— Только не пиво, — Марина, в легком сарафане, заглянула в спальню, вернулась в холл и стала рассматривать висевшие на стенах картины.

Воскобойников плюхнулся в антикварное кресло, вольготно раскинулся в нем и одобрительно кивнул.

— Уф-ф! Все, отсюда я не вылезу. Ну, хозяин, угощай. Хозяйкой-то не обзавелся?

Как бы в ответ на его слова дверь в ванную распахнулась, и Анюта, в чем мать родила, появилась на пороге.

— Мама, я художника люблю! Мама, за художника пойду, — напевала она, вытирая волосы огромным полотенцем. — Обед готов? — Она откинула назад волосы. — Ой… привет…

— Здравствуйте, — прогудел Пашка, с удовольствием ее разглядывая.

— Добрый день, — сказала Марина, скрывая улыбку.

— Смертельный номер: «Цыганочка с выходом», — возвестил Корсаков, простирая руку, как шпрех-шталмейстер на арене цирка. — Исполняет Анна Кручинская. Нервных просим не смотреть, и ты, милый Паша, отвороти глаза бесстыжие. Тем более при невесте.

Анюта метнулась в ванную. Воскобойников подмигнул Игорю:

— Очень даже ничего хозяйка.

— Симпатичная девушка, — согласилась Марина. — А сколько ей лет?

— Ой, лапочка, я тебя умоляю! — воскликнул Павел. — Совершеннолетняя, а там — какая разница?

— Ребята, я, наверное, влюбился, — сообщил Корсаков, виновато усмехнувшись.

— Так это же прекрасно, — всплеснула руками Марина.

— Ну, это мы проходили неоднократно, — умерил ее восторги Павел.

— Нет, ей-богу! Может, это ее я искал всю жизнь, — сказал Корсаков.

— Пора бы уже и найти… — Воскобойников прихлопнул руками по подлокотникам кресла. — Ладно, а кормить гостей здесь собираются? Или вы любовью сыты?

— Сейчас организуем, — Корсаков открыл холодильник, в замешательстве почесал подбородок. — Так, боюсь, придется идти в магазин — на четверых маловато.

— Вот и отлично, прогуляемся заодно, — Воскобойников поднялся на ноги. — Мариночка, вы тут с хозяйкой пока стол сервируйте, а мы мигом.

Корсаков заглянул в ванную предупредить Анюту, что ненадолго отлучится. Она одевалась, стоя перед зеркалом, и скорчила ему рожицу.

— Ты что, предупредить не мог?

— Да я и сам не знал, что Пашка вот так заявится. А ты не будешь в следующий раз голой ходить.

— Не нравится — не буду, — Анюта надула губы.

— Ну, ладно, — Корсаков поцеловал ее в еще влажное плечо, — мы с Пашкой в магазин, а вы с Мариной стол накрывайте. Она тебе понравится — хорошая девушка.

— Иди уж…

Воскобойников уже спустился вниз. Игорь показал Марине, где стоят рюмки, тарелки, лежат вилки и все остальное и догнал его в переулке.

Они вышли на Арбат и свернули к метро «Смоленская». Павел редко бывал в Москве — реставрация особняка под Яхромой шла полным ходом, — и с интересом оглядывался. Корсаков то и дело поднимал руку, приветствуя знакомых. Открывались палатки, торгующие сувенирами, из дверей кафе пахло молотым кофе, тянуло дымком от мангалов. Небольшой оркестр из баяна, скрипки, саксофона и барабанов расчехлял инструменты.

— Ну, собственно, не так уж все изменилось, — констатировал Воскобойников.

— А что может измениться? — пожал плечами Корсаков. — Только забегаловок стало больше, и ориентированы они, в основном, на приезжих. Москвичи приходят только в выходные, а так, сам знаешь, какой здесь контингент бывает. Слушай, я что хотел спросить: ты свою основную специальность не забыл?

— Это какую?

— Ну, реставрацию картин.

— Нет. Только прожить на нее невозможно, вот и переквалифицировался. Инструмент у меня остался, реактивы есть. А что такое?

— Картину с птичками видел? Подозреваю, что под ней спрятано что-то еще.

— Ага, — Воскобойников подергал ус, — и ты хочешь, чтобы я смыл птичек. Это можно, вот только по времени, боюсь, не уложусь. Реставрация — дело долгое, а завтра к вечеру нам надо быть в Яхроме. Работодатель торопит. Хочет до зимы въехать в особняк.

— Мне кажется, там работы немного, — сказал Корсаков. — Утки нарисованы акварелью и, по-моему, даже лаком не покрыты. Я бы и сам справился, но боюсь испортить.

— Попробуем помочь твоему горю, — согласился Павел. — Думаешь, там что-нибудь ценное?

— Посмотрим, — уклончиво ответил Корсаков.

Он и хотел открыть полотно и одновременно боялся этого — объяснить свои сомнения он бы не смог, но подсознательно ощущал, что наследство Анютиной бабки принесет в его жизнь перемены.

Они зашли в продуктовый магазин и, чтобы не возиться с готовкой, купили полуфабрикатов, копченой колбасы, мяса и рыбы в вакуумной упаковке, фруктов, овощей. Корсаков предложил взять водки, но Воскобойников отказался.

— Если хочешь, бери, но я пить не буду.

— Как тебя Марина скрутила, — покачал головой Игорь.

— Дело не в этом. Ты знаешь, когда у меня сердце прихватило… ну, я тебе рассказывал… я здорово испугался. В самом деле, мне всего лишь четвертый десяток, а уже сердечник. Так недолго к сорока годам и в ящик сыграть. Не хочу. Тем более сейчас. Ты знаешь, — Воскобойников понизил голос, но было видно, что его так и раздувает от переполняющих чувств, — кажется, у нас будет ребенок.

— Серьезно? Ну, даже и не знаю, что сказать, — Корсаков задумался, вспоминая свои ощущения, когда будущая жена сказала ему, что беременна. — Я в свое время из-за этого женился, но у тебя другое дело: вы ведь так и так хотели осенью свадьбу сыграть. Ну, а ты сам что чувствуешь?

— Игорек, я на седьмом небе! — Павел раскинул руки, будто собираясь обнять продавщицу бакалейного отдела, возле которого они стояли. Женщина опасливо на него покосилась, и Воскобойников убавил восторги. — Вернее, сейчас немного остыл, но когда Маринка мне сказала, я прямо обалдел. Ты же знаешь, женщин у меня было немного: все какие-то случайные, и никто от меня не «залетал». Я уж думал, пустоцвет, а оказалось — вот, порядок. И именно с той женщиной, с которой я хотел бы прожить жизнь. Ты знаешь, восторг уже прошел, но осталась такая… м-м-м… легкая эйфория, что ли? Надо же — у меня будет семья, ребенок.

— Ну что ж, поздравляю. Давай, хотя бы шампанского возьмем?

— Шампанского можно. Только Маринка просила пока не рассказывать — боится сглазить. Так что я тебе ничего не говорил.

— Ладно.

Корсаков купил шампанское, бутылку сухого вина, коробку конфет и мороженое — любимые с детства стаканчики с кремовой розочкой.

Нагруженные покупками, они вернулись к особняку. Павел открыл багажник «Нивы» и достал объемистую сумку. Корсаков вопросительно взглянул на него.

— Реактивы, микроскоп и все остальное, — пояснил тот. — Там, в Ольгове, мужики нашли возле церкви доску — я думаю, это кусок иконостаса. Хочу попробовать восстановить. А пока твоими утятами займемся. Только предупреждаю: работать буду завтра с утра — это на целый день, и вас всех выгоню, не люблю, когда через плечо заглядывают. А ты девчонкам экскурсию по Москве устроишь.

Они поднялись в холл. Гремел музыкальный центр. Обеденные приборы стояли на столе, пыхтело что-то в кастрюле на плите. Из маленькой комнаты слышались голоса. Корсаков сгрузил покупки в кресло и заглянул в спальню. Марина с Анютой вешали над кроватью балдахин. Корсаков застонал:

— Девочки! Ну, не надо, а?

— Тебе не надо, а им надо! — сказала Анюта. — Они сегодня остаются ночевать у нас, а Марина всю жизнь мечтала поспать на такой кровати.

— Потом все равно сниму, — пригрозил Корсаков.

— Ну, это мы еще посмотрим.

Пока женщины занимались созданием уюта, Игорь и Павел разложили по вазам фрукты, нарезали салат и пожарили купленные люля-кебаб. В кастрюльке варилась картошка, в холодильнике стыло шампанское. Воскобойников оглядел стол и рявкнул, перекрывая музыкальный центр.

— Есть хочу!

Корсаков откупорил шампанское.

— А это с какой радости? — насторожилась Марина, присаживаясь за стол.