В разговор вступил министр по делам провинции:

— Я удивляюсь вам, господа! На территории провинции Северная Бродия живёт сто шестьдесят тысяч дарийцев, которые вот уже более шестидесяти лет, как осели на этих землях. Три поколения сменились за это время. А Альберт может рассчитывать лишь на восемьдесят тысяч бродийцев, двадцать пять тысяч эйлеров и десять тысяч гнорров, которые совсем недавно переселились в горы недалеко от Фортага. Десять тысяч медвежутей можно не принимать в расчёт — они платят налоги кому попало, лишь бы их не трогали. В лесах Восточной Эльрии живут племена маусов численностью сорок тысяч. Вот уже более ста лет их воины служат в нашей авиации. Так неужели у Альберта есть хоть малейший шанс удержать эту территорию в случае, если мы в любой момент можем выставить тридцатитысячную армию и два флота, не считая жителей провинции, которые большей частью наши соотечественники.

После министра по делам провинций слово попросил только что прилетевший офицер второго флота капитан Хьюно Фаркел, принимавший участие в боевых действиях на море и в Аркасском порту:

— Это поражение должно послужить нашим тупоумным политикам серьёзным уроком (очень сильный шум в зале, отдельные выкрики: «Долой! Он продался бродийцам»; заткнись, проклятый антилягент!).

Секретарь императора с трудом наводит порядок: «Продолжайте, Хьюно».

— Спасибо. Итак, военный министр отметил недостаток воздушных сил. Но ведь у противника было всего две воздушных дивизии — двести сорок эйлеров. Ещё сто двадцать базировались на три лёгких авианосца. У нас было ровно столько же — сто двадцать маусов в городе и двести сорок на двух тяжёлых авианосцах, обгоревшие остовы которых благодаря нашим воякам сейчас на дне Залива Свиней. Вы, конечно, скажете, что эйлер может перенести на небольшую дистанцию до сорока килограммов бомб, при обычной загрузке — тридцать килограммов. Маус же соответственно — тридцать и двадцать килограммов. Но ведь на первом этапе сражения нам не требовалось уничтожить армию и флот противника! Нам нужно было только не дать в обиду свои войска и флот. А в этом случае маусы благодаря меньшим размерам и великолепным динамическим характеристикам гораздо лучше эйлеров. Тем более, что ни одна бомба так и не упала на палубы вражеских кораблей. Противник, несмотря на более низкий уровень и недостаток средств, имеет на каждом лёгком авианосце по две паровые катапульты. У нас же до сих пор маусы стартуют с палубы, что не даёт им возможность поднять сколько-нибудь значительный груз, или они вынуждены лезть на единственную башню-мачту, что во время боя сложно, небезопасно и занимает слишком много времени.

Противник применяет тридцатикилограммовые пороховые и зажигательные бомбы. Такая бомба пробивает своей массой кедровые доски палубы и вызывает многочисленные очаги пожаров на нескольких палубах сразу. Погасить такой очаг практически невозможно. У мятежников к паровой машине присоединена помпа, которая может как откачивать воду из трюма, так и заливать очаг пожара. В принципе она может одновременно делать и то и другое. Мы же до сих пор пользуемся вёдрами и ручными насосами-лягушками. Маусы получают по две маленькие пятикилограммовые бомбы, которые не пробивают палубу, а зачастую скатываются за борт, не принеся существенного вреда кораблю противника. Остальную загрузку мауса составляют звёздочки сюрикены и стреловидные элементы. Маус до сих пор вооружён лишь луком, который бьёт на двести метров, а эйлеры, несмотря на финансовые трудности мятежников, имеют на вооружении арбалеты с сеточным прицелом, которые бьют вчетверо дальше, почти вдвое точнее при несколько меньшей скорострельности. У нас даже на самых крупных кораблях стоит не более двух счетверённых арбалетов — считается, что с авиацией противника должны бороться маусы с авианосца. А если маусы не успели или не смогли вылететь? Когда так и случилось, никто не мешал эйлерам класть бомбы точно в центр палуб кораблей. А у противника даже триера имеют четыре, а то и шесть таких установок. Кстати, когда их триера, пожертвовав собой, скрыла их эскадру за дымзавесой, превратив тем самым мощные орудия наших линкоров в хлопушки, эти самые установки позволили их лёгкому крейсеру, маневрировавшему по краю дымзавесы, успешно выкосить половину прислуги орудий у всех четырёх линкоров. А установленный на каждой стреле небольшой зажигательный заряд стоил нам одного линкора, взлетевшего в воздух после попадания стрелы в крюйт-камеру. Подобные факты можно перечислять до бесконечности. Но все их можно свести к одному — армию нужно любить, армию нужно снабжать, армию нужно вовремя перевооружать и ещё раз любить. Без этого мы всегда будем терпеть поражение даже от более слабого противника, как это случилось в Западной Полонии осенью, как это случилось сейчас в Аркассе. А наши политики не хотят это понимать. Поэтому я заканчиваю бесполезные речи.

… Секретарь императора объявил перерыв, которому не суждено было закончиться — император перенёс совещание. Сразу же после объявления перерыва к капитану Фаркелу подошел слуга и попросил зайти к принцу Ясухаро. Никто не знал, о чём они разговаривали, но свет в комнате принца не гас всю ночь.

Сознание медленно возвращалось к Герману Манатейну. Первое, что он ощутил — боль во всем теле. Боль была какая-то странная, как будто не его, но в то же время очень сильная. Глаза так же сильно болели и не хотели открываться. Герман убрал левую руку с РУДА, и в тот же миг в наушниках зазвучал привычный голос бортового компьютера Дональда:

— Командир, лицо трогать нельзя, там сплошные ожоги.

— Как Марианна?

— Ещё без сознания, но скоро очнётся. Пальцы на ногах отморожены, а так ничего страшного.

— Где эскадра и чем закончилось сражение?

— Не знаю, командир. Я вообще не могу понять, куда мы попали. Вдобавок у меня после воздействия Деструктора половина ячеек памяти оказалась пустой. Хорошо ещё, что вся информация частично дублируется в разных местах. Хотя та часть знаний, которая касается астронавигации, пострадала очень сильно, всё же могу с уверенностью сказать, что это не наша галактика и не Магеллановы Облака. Рядом есть какая-то звезда. У неё несколько планет, возле одной из них мы пройдем через неделю.

— А что за звезда? Так же как и Солнце, это желтый карлик. Спектральный класс Е-6, светимость восемьдесят процентов от солнечной, масса — девяносто процентов от солнечной.

— А планета?

— Планета обращается на расстоянии ноль целых восемь десятых а.е. Радиус планеты чуть меньше четырёх тысяч пятисот километров. Период обращения вокруг звезды — двести семьдесят шесть земных суток или 331 20 часовые сутки этой планеты. Масса планеты 0,371 от земной массы, плотность около 6.0 тонн на кубический метр. Судя по плотности, у неё должно быть тяжёлое ядро и весьма активная вулканическая деятельность на поверхности. Атмосфера есть, несколько разряженней земной, азотно-кислородная, есть метан, аргон, водяной пар, углекислый газ. Данные по атмосфере уточняются.

— Автономность истребителя составляет порядка суток, но пока не истёк, запас энергии Дональд сможет синтезировать нам, что угодно», — неожиданно вмешалась в разговор Марианна.

— А как у нас с энергией?

— Конденсатор разряжен почти на треть, если не пользоваться двигателем, то хватит почти на месяц, — откликнулся Дональд.

— Тогда считай траекторию, по которой мы выйдем на орбиту искусственного спутника планеты.

— На такой манёвр энергии у нас не хватит. Садиться придётся сразу, с полётной траектории, чтобы использовать атмосферу для гашения скорости.

— Тогда собирай информацию по планете как можно быстрее, чтобы мы могли окончательно решить вопрос с посадкой и выбрать наиболее подходящее место для нее.

В замке графа Римо одновременно произошло два больших события. Первое было на редкость приятным — прибыли гнорры и привезли давно заказанные дорракотовые доспехи изумрудного цвета. Лихадцы перешептывались: «Не у каждого короля есть такие доспехи, а у нашего графа — есть!». Второе событие было не очень весёлым — на графа было совершено покушение, половина замка сгорела, а сам граф получил ожоги лица. Сейчас старый придворный врач из эйлеров со своими учениками делал пластические операции. Эти слухи будоражили город. А вместе со слухами о выздоровлении графа на площади и перед замком появились виселицы и плахи…