— Я только озвучил свои желания, — ответил тощий. Настолько тощий, что когда пожимал плечами, казалось, что он исчезает.

Стук обуви по ступеням объявил о появлении Джонатана Джентри, одетого в темно-синий костюм с белой рубашкой и белыми башмаками.

К сожалению, он пребывал под влиянием каких-то собственных настоев, потому что лицо его горело и искрилось потом, а подол рубашки выбился сзади из-под жилета. Доктор сошел, шатаясь, а внизу чуть помедлил и выставил вперед ногу, словно боялся, что пол сделан изо льда и сейчас провалится.

— Боже мой, — вздохнула мадам Чилени рядом с Мэтью. — Опять чем-то себя накачал.

Убедившись в крепости пола, Джентри разжал мертвую хватку руки на перилах и подошел к столу — не прямо, а будто танцуя под неслышимый мотив. Мэтью подумал, что шаги Джентри заслужили бы одобрение Гиллиама Винсента.

— Сядь на задницу, ты… — начал Мэк.

— …задница немытая! — подсказал Джек, и оба брата захохотали, очевидно, считая себя кладезями остроумия.

Дьявольски красивый, хотя почти невменяемый Джентри слабо улыбнулся. Клок волос прилип ко лбу пропотевшей запятой. Ослепительно зеленые прежде глаза сегодня потемнели и налились кровью. Джентри стал искать за столом свое место — безуспешно. Помогать ему никто не стал.

Мэтью решил, что чем бы ни нагрузился доктор, замок профессора Фелла давит на него очень сильно: он, видимо, принял что-то мощное, чтобы заморозить нервы.

— Вы рядом со мной, — сказал Мэтью. Джентри прищурил глаза, наводя их на резкость, и обошел стол по кругу, направляясь к своему месту.

— Спасибо, м… — Джентри осекся и изумленно улыбнулся, — мой друг, — закончил он, опускаясь в кресло.

Из двери в дальнем конце зала показался Сирки — предположительно, убедиться, что все уже прибыли. Потом вышел, не сказав гостям ни слова. Мэтью отметил, что сегодня индийский великан явился в черных одеждах и в черной чалме. Почему-то это вызвало в нем рябь тревоги — как будто волна набежала на камень.

Через несколько минут стали подавать блюда, приносимые целой вереницей слуг. Темой вечера — Мэтью не удивился — было море. Морепродукты подавали в керамической посуде в форме лодок.

От блюд с моллюсками поднимался пар, клубящийся при свечах. Лежали в стеклянной тарелке кусочки сырой рыбы, переложенные луком и маленькими перчиками, которые с первой пробы едва не сожгли Мэтью язык начисто.

Пухлые булочки с крабовым мясом под сливочным соусом с белым вином, лежавшие на синей тарелке, были молниеносно убраны Таккерами — остальные успели разве что попробовать. Дальше последовала рыба, зажаренная, запеченная или сваренная целиком. У меч-рыбы на деревянном подносе все еще были меч и глаза. С розовых щупальцев осьминога накапали лужицы масла. Вино текло рекой, гости быстро насыщались.

Мэтью смотрел, как Матушка Диар внимательно наблюдает за пирующими.

Время от времени кто-нибудь восхищенно мычал, поглощая что-то особенно вкусное, но разговоров никто не затевал.

Джонатан Джентри, у которого лицо и сюртук были вымазаны маслом и жиром, вытащил из кармана бутылочку с зеленой жидкостью и вылил ее себе в вино. Потом выпил, смакуя, и попытался отрезать кусок макрели краем ложки.

— Что ты пьешь? — спросила его Ария с настороженностью и отвращением в голосе. — Что-то собственного изготовления, наверное?

— Собственного, — кивнул он. — Именно так. — Он улыбался в никуда. Веки его отяжелели. — Я — доктор, как ты знаешь. Я — врач. И очень умелый, да-с. — Тяжелые веки повернулись к Мэтью. — Скажите ей.

— Оставь мистера Спейда в покое, — спокойно приказала Ария, подчеркнув голосом имя.

— Что он говорит? — спросила Матушка Диар, прервав поглощение щупальцев.

— Говорит, что он мудак.

Джек Таккер пьяно ухмыльнулся Штучке, которая съела половину лодочки жаркого из морепродуктов и снова покинула мир, отправившись в свое безмолвное путешествие.

— Я говорю, что я — доктор. Врачеватель, — повторил Джентри с максимальным достоинством, на которое способен был измазанный жиром и насосавшийся дури наркоман. — Вот я кто. А это, — он показал бутылочку, где еще оставалось несколько зеленых капель, — препарат, который я себе сегодня прописал. Я называю его… — он замолчал, собирая память, как кусочки сложной мозаики. — Да! Эликсир отсутствия.

— Заткнись к хренам, — буркнул Мэк в бокал, схватил Штучку за волосы и присосался к ее горлу. Джек, чтобы не остаться в стороне, оккупировал другую сторону ее шеи.

— Боже мой, — пробормотал Понс, которого все это время кормил его личный Пупс, и он же вытирал толстяку губы и подбородок.

— Эликсир отсутствия, — повторил Джентри. Глаза его будто уходили внутрь. — Устраняет личность. Уносит ее прочь. Облегчает разум и усыпляет нервы. Человек покидает этот мир досадной дисгармонии и входит в иной, куда более приятный. Да, созданный мною лично. — Он уставился на Арию ничего не выражающими глазами. — Как и моя жизнь.

— Хочешь сказать, такое же отвратительное месиво? — спросила она, приподняв брови.

Джентри кивнул. От его мужественной красоты больше ничего не осталось. Перед Мэтью сидел жалкий человек, пытающийся удержаться за что-то такое, что выскользнуло из его рук много лет назад. За столом Пупс кормил Понса, Матушка Диар внимательно наблюдала за Джентри, Таккеры пировали на горле Штучки, а Минкс сидела напряженно и прямо, потягивая вино. По другую сторону от Мэтью вгрызался в кусок меч-рыбы Смайт, Уилсон осторожно брал кусочки смеси с сырой рыбой и поправлял то и дело очки, потому что от перцев лицо у него блестело потом, а Саброзо сидел, откинувшись на спинку стула, и пил не из бокала, а из непочатой бутылки красного, которую откупорил зубами.

Но Джентри будто стеной отгородился ото всех, и в какой-то момент Мэтью понял, что больше не в силах на него смотреть. Вместо этого он уставился на Таккеров. При виде страдания на лице Штучки, которую терзали два мерзавца, он почувствовал, что из глубины души поднимаются слова, и помешать им вырваться он был не в силах.

— Прекратите, — сказал он.

Они не услышали.

— Эй, вы! — громче сказал Мэтью с жаром праведного гнева и красного перца на щеках. — Я сказал… — и затем еще громче: — Прекратить!

На сей раз они услышали. Оторвали рты от шеи индианки, оставив красные засосы и жирные следы. Блестящие глазки на лисьих мордах обернулись к Мэтью, но морды все еще глупо ухмылялись — будто никто ни разу в жизни не повышал на них голос.

— Натан? — очень тихо и напряженно сказала Ария. — Я думаю…

— Цыц, — бросил он ей, и она умолкла. Он сосредоточил внимание на девушке, которая тут же стала уходить в свой внутренний мир. Надо было выяснить одну вещь, и выяснить ее немедленно.

— Я вас видел сегодня, вы сидели на камне. И я подумал: вот красивая девушка, которая сидит одна.

Совершенно никакой реакции. Голова опущена, растрепанные волосы закрывают глаза.

— Красивая девушка не должна сидеть одна, — продолжал Мэтью. Он чувствовал, как на висках собирается пот. Трудно было избегать угрожающих глаз братьев, и их молчание казалось столь же зловещим.

— Знаете, — продолжал Мэтью, почти в отчаянии, — я вот, попав из нью-йоркской зимы на этот теплый остров, чувствую, будто прошел по двум мирам.

Опять — ничего.

Мэк распахнул пасть:

— Ты чего это тут лепечешь…

— …пацан? — договорил Джек и начал вставать с кресла.

«Не то, — подумал Мэтью. — Что-то не то. Что именно? Думай!» — велел он себе. На имя Прохожего-По-Двум-Мирам она не отреагировала. Почему? Если это та самая девочка, что переехала Атлантику с ним и с Проворным Скалолазом, то почему?

— Кажется, тебе мозги нужно вправить, — сказал Мэк Таккер, тоже начавший сползать с кресла.

— Отрихтовать, — подхватил брат с седым локоном, стискивая зубы и кулаки.

— Джентльмены, сдержитесь!

В голосе Матушки Диар прозвучал напряженная нота.

— А пусть их подерутся! — довольно хмыкнул Смайт. — Поразвлечемся, пока ждем!