Пупс хихикнул — весьма противно.

— Подойдите перемолвиться словцом, мистер Спейд, — сказала Матушка Диар. — Дайте-ка мне оценить вас.

У нее были широкие плечи, распиравшие медно-желтое платье с красными оборками и синими кружевами на шее и манжетах. Мэтью подумал про себя, что платье это подходит ей не более, чем шелковые туфельки — ломовой лошади.

Он приблизился к ней, и женщина отодвинулась от стола, повернулась вместе со стулом, чтобы как следует рассмотреть Мэтью лягушачьими карими глазами на широком лице с квадратным подбородком. Было ей лет шестьдесят. Лоб перерезали поперечные складки, от уголков глаз расходились морщины.

Похоже, ей приходилось тяжело работать — может быть, под жарким солнцем. Красные кружевные перчатки, возможно, скрывали изуродованные работой суставы. Облако хлопковых волос поддерживали золотые булавки.

Она улыбнулась Мэтью — по-матерински. Он едва не отшатнулся от безобразных черных пеньков во рту, но сдержался, понимая, что такая грубость была бы непростительной.

— Красивый мальчик, — решила Матушка Диар. Голос был тихий, но в нем ощущалась тяжесть крепкой дубины. — Подозреваю, что для вас не слишком непривычно иметь дело с женскими чарами.

Настал момент истины. Слушали все. У Мэтью заколотилось сердце, он подумал: наверняка эта лупоглазая видит сквозь его маску. Сохраняя внешнюю невозмутимость, юноша сумел составить достойный ответ:

— Женские чары, — сказал он, — это моя работа, а значит, чем непривычнее, тем лучше.

Понс рассмеялся, выражая удовольствие. Его поддержала Ария Чилени. Улыбка Матушки Диар осталась неподвижна, но женщина слегка кивнула головой.

— Хорошо сказано, — ответила она и показала Мэтью на его стул. — Садитесь с нами.

Он занял свое место.

Ария села справа. Из искусно замаскированной двери в дальнем конце зала возник черный слуга в ливрее цвета морской синевы и высоком парике, неся корзину с нарезанным хлебом разных видов. Обслужив всех желающих, он затем обошел стол, наполняя бокалы из бутылок красного и белого вина. Мэтью выбрал красное, решив, что здесь его предпочитают.

Делая первый глоток, он ощутил приступ страха… не от чувства, что это может оказаться глотком яда, но оттого, что ему вдруг стало чертовски уютно в этом маскараде. Его поразила мысль, какой далекий путь прошел он от мелкого судебного клерка до… до кого? Кажется, он еще сам не понимает, в качестве кого существует. И это тоже вызывало некоторый дискомфорт там, куда пошло красное вино.

Спустившись по лестнице, вошла в банкетный зал Минкс Каттер в светло-коричневых брюках, темно-синем жилете и белой блузке. Вошла не спеша, села прямо напротив Мэтью согласно своей карточке. Кивнула Матушке Диар и Понсу, но внимание сосредоточила на выборе вина, а не на присутствующих за столом. Мэтью сам удивился, что ощутил зависть к плоду виноградной лозы.

Через минуту после прихода Минкс раздался рев, стук каблуков по лестнице, и явились братья Таккеры, держа между собой Штучку, каждый за свою руку. Они были одеты в одинаковые красные — просто вырвиглаз — костюмы с черными жилетами и серыми рубашками. Штучка была в темно-зеленом платье с черным лифом, руки закрыты черными перчатками до локтей. Братья протащили ее к столу и усадили на стул между собой, все это время хохоча, как гиены, и фыркая, как быки.

Мэтью с некоторым удовлетворением отметил, что на правой руке у Джека повязка. Братья заняли места и раскинулись на стульях, а Штучка держала голову опущенной, и лицо у нее было пустым.

Мэк и Джек полезли за хлебом и расплескали вина не меньше, чем налили. Когда Минкс потянулась к хлебной корзине, которую слуга оставил на столе, Джек внезапно сунул левую руку в карман, вытащил нож в своей запекшейся крови, встал, наклонился вперед и всадил его в содержимое корзины.

— Вот, — сказал он непринужденным тоном, обращаясь к Минкс. — Хотел вернуть то, что ты мне столь…

— …любезно одолжила, — договорил Мэк и одним глотком осушил бокал красного.

Лицо Минкс осталось безмятежным. Она подтянула к себе корзину, вынула нож и выбрала ломоть хлеба, измазанный кровью Джека. Съела хлеб, глядя на Мэтью, после чего спокойно убрала лезвие под жилет.

Глаза Таккеров остановились на Натане Спейде.

— А, пацан! — окликнул его Джек. — Понравилось кататься?

— Класс, — ответил Мэтью. — Спасибо, что развлекли.

— Да мы тебя не развлекали, — сказал Мэк, макая хлеб в тарелку коричневого соуса. — Мы тебя хотели…

— Убить! — договорил Джек и жирно хохотнул. — Да нет, шутка. Мы же знали, что ты не свалишься!

— Откуда знали, осмелюсь спросить?

Мадам Чилени вновь обрела огонь в глазах и лед в голосе.

— Если он такой умный, как про него рассказывали, — ответил Мэк, — шлюхами командует и все такое, то его не уберешь так легко! Нет, мэм! Конечно, помогло ему, что…

— … метательница ножей рядом случилась, — подхватил Джек, бросая быстрый и неприязненный взгляд на Минкс. — Да только вот, может статься, не всегда она будет рядом!

— Может случиться. — Мэтью глотнул еще вина. — А что вы против меня имеете, джентльмены? Злитесь, что я вас заставил пару недель подождать?

— Они не любят никого, кто обладает тремя благами, коими они обделены, — пояснила Мамаша Диар. — Хорошие манеры, хорошее лицо и хорошие мозги. Не обращайте на них внимания — вы только подбрасываете дров в огонь, который лучше не подпитывать.

— Слушай, Спейди, слушай, — сказал Мэк. По подбородку у него стекал соус. — Смотри, она же сможет за тебя драться, нет?

Джек усмехнулся самым язвительным образом, а потом его глаза вспыхнули, как трут под огнивом. Он схватил Штучку за волосы и поцеловал прямо в рот.

Огастес Понс сказал: «Боже мой», Пупс заерзал на стуле, а Мэк схватил Штучку за подбородок и вдавился в ее губы своими. После этой отвратительной демонстрации своей власти крутые парни вернулись к вину, а Штучка опустила голову и уставилась на стол, будто там лежал иной мир, который ей хотелось рассмотреть — или в который сбежать.

— А я вот не люблю никого ждать! — прозвучал камнедробильный голос Эдгара Смайта. Его лицо свело гримасой едва сдерживаемого гнева. — Торчу тут почти месяц! После этого проклятого переезда из Плимута! Океан бурный настолько, что кровать плавает по каюте! И вот я добрался сюда — и мне говорят, что я должен ждать вот его, иначе нельзя. Этого чертова мальчишку?

— Прошу выбирать выражения, — посоветовала Матушка Диар. — Мы здесь все равны.

— По деньгам, которые я приношу, никто мне тут не равен, — огрызнулся Смайт, заносчиво задирая бороду. — Вы знаете, что это так, и он тоже знает!

«Он» — это профессор, сообразил Мэтью.

— Успокойтесь. — Мамаша Диар говорила тихо, но дубина была уже занесена. — Выпейте еще вина, подышите свежим воздухом, и подумайте, как повезло вам — как и всем нам — сидеть за этим столом. Вас раздражает месяц ожидания, мистер Смайт? Здесь, на этом теплом острове? Да неужто! Ай-ай-ай! — Она коснулась рукой горла. — Я бы устыдилась такой неблагодарности.

— Неблагодарности, как же, — буркнул Смайт и потянулся налить себе очередной бокал — очевидно далеко не первый за этот вечер. — Я свое место тут знаю, и оно куда выше, чем у вот этого!

— А мне хотелось бы знать, — прозвучал тихий и далекий голос почти невидимого Адама Уилсона, — когда будет убит Мэтью Корбетт.

Мэтью как раз подносил бокал к губам, и чуть не вздрогнул, пролив драгоценную влагу.

— Катастрофа Чепела лишила нас отличных юных рекрутов, — продолжал Уилсон. — Она произошла с его участием, и Корбетт был причиной утраты лучших моих людей. Я желаю знать, когда будет осуществлена месть.

Мэтью лихорадочно думал. Ага, вспомнил! Один из мужчин постарше, схваченных в имении Чепела в деле Королевы Бедлама, был экспертом по финансам и служил там инструктором.

Голос Матушки Диар был так же ровен и прям, как ее свирепый взгляд.

— Это решит профессор, мистер Уилсон. А не вы.