Те вошли так быстро, как будто знали, что их ждут, и, плотно прикрыв за собой дверь, без приглашения опустились на стулья.

Ханум озабоченно спросила:

— Новый грузчик на работе или ушел с завода?

Главбух посмотрел в окно:

— Там он... Непонятный какой-то тип...

В кабинете распространился легкий запах перегара. Ханум недовольно смотрела на обоих подчиненных, извлекла из стола бутылку гранатового сока, налила полстакана, выпила залпом. Увидев, что завскладом сглотнул слюну, строго произнесла:

— Просила же не пить на службе.

И тут же посыпались ее вопросы:

— Что слышно о Худдыкове? Что Кузыбаев? Что думаете делать дальше?

Вошла секретарша и принесла пиалы и чайники зеленого чая. Мужчины разлили себе и, прихлебывая, отвечали директору:

— Ханум, Худдыков в изоляторе. Кузыбаев как слепой, потерявший свою палку. Ревизия на складе горпищеторга прошла, но там все в порядке, — скороговоркой докладывал бухгалтер. После небольшой паузы он сказал просительным тоном: — Может, пока оставим все? Я совсем сон потерял. А?

Завскладом презрительно прищурился:

— Слабое у тебя сердце. Зачем тогда с самого начала согласился? Как копейку считать, так ты храбрый.

Директор не обращала внимания на обмен репликами:

— Худдыков не продал нас, значит, все в порядке. Кузыбаева так просто не возьмешь. Отбрешется. Скажите мне лучше: будем устраивать антракт или нет? — Она крутила золотое кольцо на указательном пальце: — Что, если использовать другие точки? Их много — ревизию во всех не проведешь, а мы бы избавились от излишков, и все надолго затихло бы.

Завскладом, человек решительный, не размышляя согласился:

— Обязательно! Пусть он сейчас же оформляет документы. Мешкать не следует.

У бухгалтера был растерянный вид, но неожиданно для самого себя он поторопился согласиться:

— Ладно, сделаю... Можно реализовать и декалитров сто спирта.

Ханум заинтересовалась:

— Каким образом?

— Сбавить градусы у части продукции. Не у той, что продается в городе или рядом с ним, а в отдаленных местах. Чистая прибыль с перевыполнением государственного плана.

Ханум на все была согласна. Завскладом достал из внутреннего кармана пачку банкнот.

— Осталось от последней партии. Надо поделить...

Он что-то подсчитывал, бухгалтер подозрительно косился на него, но принял кучу денег, не проверяя. То же сделала Ханум — она была уверена в честности завмага перед ней.

Из другого кармана он извлек вчетверо сложенный лист, развернул его и предложил бухгалтеру расписаться:

— Моя ведомость. Деньги счет любят.

Бухгалтер поморщился, но поставил подпись-закорючку. Директору поставить подпись завскладом не предложил.

Завскладом показал на стопку мелких купюр, оставшихся после дележа:

— Мелочь. Передам в лабораторию.

Он собрался было встать, решив, что беседа у директора окончена, но она задержала его и попросила бухгалтера:

— Набери-ка ноль-два — милицию — и спросите, как разыскать Бекназара Хайдарова, их работника.

Бухгалтер помедлил, потом трясущимся пальцем набрал номер, попросил Хайдарова.

В милиции тоже помедлили, потом ответили, что сотрудника с такой фамилией у них нет.

Ханум задумалась на минуту.

— Все же наблюдайте за ним. Мало ли что... И вообще узнайте, о чем судачит народ.

Завскладом сжал кулаки:

— Пусть кто-нибудь трепанет что попусту — в лепешку превращу!

Главбух про себя усмехнулся: «Это точно, тебе ж достается львиная доля».

Ханум смотрела на них и думала о своем: «Совсем совесть потеряли, завидуют, наверное, мне, а ведь знают, что отвечать-то буду в первую голову я. Сколько скрыли от меня прибыли, не проверить. Хорошо хоть праздники дома устраиваю — несут подарки».

Улыбнувшись приветливо, сказала:

— В субботу у меня день рождения. Приглашаю к себе.

Бухгалтера это приглашение как обухом по голове:

— Спасибо, ханум... Только, помнится, отмечали не так давно.

Директор шутливо упрекнула его:

— А тебе разве неприятно отметить мой день рождения еще раз?

Просьбу Бекназара проверить градусность водки приняли к сведению. Выборочная проверка установила, что в городе продается 40-градусная, но ревизия, произведенная в магазине Карабскаульского района, обнаружила, что трех градусов до нормативной крепости в напитке не хватает.

Получив акт торговой инспекции, Хаиткулы еще больше убедился, что нити преступления тянутся к заводу. Но не торопился приступать к решающим действиям — хотел собрать как можно больше неопровержимых фактов. Хаиткулы знал, что начальство ждет от него этих действий, но не мог изменить себе, своей методе вести следствие.

В глазах сослуживцев его, казалось бы, нерешительность выглядела слабостью. Он знал, что его темпы не совпадают с темпами работы коллег, занятых тем же делом. Это мучило его, но перебороть он себя не мог. Он был уверен, что идет в правильном направлении.

В размышлениях над этим и застал его начальник следственного отдела Каландаров, его старый оппонент. Он пришел к Хаиткулы для дружеской беседы:

— Хаиткулы, мои ребята работящие, они выжали из Худдыкова все, что можно, и не ждут, когда он поумнеет. Все его слабые стороны раскрыты, но хватит его уговаривать. Ясно, кто за ним. От тебя только зависит, чтобы он рассказал все до конца. Ты очень мягок, будь с ним построже.

Почувствовав, что Хаиткулы хотя и кивает головой в такт его речи, но слушает невнимательно, занятый своими мыслями, начальник следственного отдела умолк.

Хаиткулы посмотрел на него:

— Продолжай! Ты большой спорщик, я знаю, но всегда ли ты побеждал в спорах? Может быть, иногда и проигрывал? А? Или ты не споришь сейчас, а просто предпринимаешь психическую атаку?

Майор Каландаров, как всякий ретивый служака, был заядлым спорщиком, особенно на работе. Но спокойствие Хаиткулы всегда сбивало его с толку. После каждой фразы капитана он открывал рот, чтобы возразить ему, но сейчас ему почему-то не хватало на это духу. Из оппонента он превратился в слушателя.

Хаиткулы продолжал:

— Может быть, мне не хватает строгости, и это мой недостаток. У каждого человека есть свои недостатки... Ты все упрекаешь меня, но давай говорить конкретно. Что бы ты сделал сейчас на моем месте? Тем более ты старше меня и опыта у тебя больше. Не откажусь от доброго совета.

— Ты хочешь конкретности? Совета? Так слушай. На твоем месте я без промедления арестовал бы экспедитора и завскладом! Устроил бы им очную ставку с Худдыковым. Ему деваться некуда, заговорил бы еще раз и их заставил бы признаться. Вот что я сделал бы, если уж ты у меня просишь совета. Глубину реки лодочник не везде проверяет шестом, есть у него глазомер для этого.

Хаиткулы помолчал, потом ответил майору:

— По-моему, доказательств у нас еще нет, а предположениями и подозрениями не стоит руководствоваться. А если Худдыков отопрется от знакомства с заводскими и они тоже? Сразу потеряем все, чего добились за эти дни. Птицы боятся не пустой рогатки, а заряженной. Вот я и хочу, чтобы они летели не на холостой выстрел. Прости, прервусь. Должен позвонить...

Хаиткулы приложил к уху трубку, набрал номер:

— Алло! Марал, это я... Ты иди сразу домой... В садик зайду сам... Да-да... Сегодня вернусь вовремя.

— Жена, что ли? — спросил майор. — Боишься ее?

— Уважаю.

— А я не отчитываюсь перед женой, если и по неделям пропадаю. Привыкла к нашей службе.

— А я отчитываюсь, спрашивает она или не спрашивает. Это моя привычка.

Разговор этот происходил в тот день, когда Реджепбай опознал Бекназара. Два сослуживца продолжали свой психологический спор, а третий из них — «грузчик» — в это время сидел в окружении четырех своих товарищей по работе и вел с ними нехитрые беседы. Низенький, широкоплечий, с лицом, на котором сохранились следы оспы, был остроумным, разговорчивым человеком. (Его звали Юсуп-ага.) Чем-то располагал к себе Бекназара, и он охотно его слушал.