В жизни любой, самой лирической и возвышенной, у поэтессы за взлётами следуют и падения, за разливом чувств – приступы одиночества. Не ушла от такой безнадёжности и Валентина Ерофеева. Разве что всегда она оставляет себе хоть малый, но лучик надежды.

Тебя нет.

Но ты в сердце моём,

В шорохе листьев,

В скрипе старого дерева,

В свете луны,

В запоздалом кваканье лягушек.

Ты – везде...

Мне это напомнило песню Новеллы Матвеевой, с её гвоздём от плаща, когда-то висевшего на стене. Впрочем, они близки друг другу своей женской лирической сентиментальностью. Меня радует, как удивительно точно находит Валентина Ерофеева сентиментальную сказочность в самой обыденной жизни:

Подсмотрела в окошко чистоту и уют,

Мягкость комнатных красок,

Обтекаемость форм обстановки.

Здесь, наверное, сказка.

Здесь, наверно, живут

Со старушкой старик – и повымерли волки.

И на самом деле, сегодня такая уютная обыденная жизнь в небольшой квартирке уже для многих становится сказочной. Утопия, уходящая в прошлое.

Русская поэзия – это всегда влюблённая поэзия. В годы перестройки все дружно смеялись над утверждением одной участницы телепередачи: "У нас секса нет".

Но так и было на самом деле: в России всегда царила любовь – грешная, плотская, возвышенная, телес-ная, романтическая, корыстная, какая угодно, но – любовь.

Такая же разнообразная любовь царила и в поэзии. Прежде всего любовь к самой поэзии. Поэтическая попытка отражения всей полноты своих чувств. К примеру, в одном из своих лучших стихотворений "Евразийский роман" Валентина Ерофеева поведала о том, что:

Ты – татарских кровей, милый хан.

Я – чеченка по дальней прабабке.

Твоя родина – степь да курган,

Что хранит тайны рода, отгадки

И твоей, и потомков судьбы...

И вот встретились в центре России две судьбы, два сильных характера:

Что нам делать, мой хан?

Да и сколько нас в России подобных славян

С круто мешанной буйною кровью?

Не решить ли нам это любовью,

Не впустить ли других басурман,

А-а, мой хан?..

Проходят века, и вот уже белобрысые Иваны да Марьи вырастают из потомков буйных восточных кровей. Казаки, сибиряки, вся Россия – великое смешение народов, великое смешение любви.

Вот и в поэзии Валентины Ерофеевой с неизбежностью приходит пора русских смыслов, любовь уже становится не просто интимным делом двоих, но и смыслом жизни нации, державы. Приходит определённость.

Без полутона – верх.

Без полутона – низ,

Без полумрака – рай,

И ад – без получёрта.

Русскостью полна и любовь, ею определяется отношение к миру, к человеку. Со своей русскостью и отправляется Валентина Ерофеева на поиски созвучия.

Загадочная русская душа

Взлететь всегда готова к поднебесью.

Ей на земле до одичанья тесно,

Тоскливо в суете, когда спешат,

Куда и с кем – не ведая про это.

И забывают помянуть поэта...

От любви приходит и грусть. Грусть по прошедшим чувствам, грусть по ушедшим людям, грусть по родине, нежно любимой.

Грусть – как продолжение любви...

***

Тебе про меня пусть расскажут деревья,

пусть мокрые ветви их чёрных стволов,

дождливою ночью склонясь над постелью,

войдут в тишину переменчивых снов…

Мы в горы ушли мимо крымских селений –

там ближе ночами любая звезда,

и кажется мне – я дремучий и древний,

каким не казался себе никогда…

Ты дышишь спокойно в уютной постели,

твой сон не тревожат ничьи голоса, –

и письмами бронзовых листьев устелен

дождями осенними пахнущий сад…

УТРАТА ПЕЙЗАЖА

Понимаешь, пейзаж обещает утрату,

если долго следить за тускнеющим светом...

Это – сумерки, вечер. А ночью поэты,

как известно, не спят. К ним является Муза.

Не всегда. Иногда. Никогда. Не ответит.

Не примчится. А та, что примчится – вся ты.

Лёгким ветром от крыльев твоих не повеет,

и стихия твоя – не крылата, увы!..

Как известно, ночами поэты не спят.

Как известно, они засыпают под утро

со случайной строкой у случайного тела,

растворившейся там же... О, Леда! О, Лета!