Но Саадола, собрав своих приверженцев, не стал дожидаться покорно решения своей судьбы и ушел от имама». (Рассказал в г. Грозном З. Амагов со слов жителя с. Шульта Атсаламова Идриса в 1985 г.)
Еще один вариант предания о гибели Малсага зафиксирован Апти Бисултановым в 1980 году у жителя села Урус-Мартан Асхаба Тагаева (1910 г. р.):[30]
«Среди наибов Шамиля наибольшим мужеством прославился наиб по имени Саадула. Он не боялся никаких трудностей и исполнял все повеления Шамиля. В то время в Ингушетии жил весьма известный мужчина — Назрановский Малсаг. Он не пошел за Шамилем, и имам за это его возненавидел и все искал возможности расправиться с ним. Однажды Шамилю сообщили, что Назрановский Малсаг едет в Чечню. Тогда Шамиль послал своего наиба Саадулу, чтобы он на пути следования Назрановского Малсага устроил засаду.
— Или приведи мне плененного Назрановского Малсага с головой на плечах, или принеси голову, снятую с тела убитого Назрановского Малсага, — наказал он наибу.
Пошел Саадула исполнять приказ Шамиля. Он устроил засаду у дороги, выходящей из гор на равнину. Ехал по этой дороге Назрановский Малсаг. Он доехал до моста, где Саадула устроил ему засаду. Вышел Саадула ему навстречу, поприветствовал его и сказал:
— Меня послал Шамиль и наказал: или привести тебя плененного с головою на плечах, или принести твою голову, снятую с твоего тела.
Тогда ответил ему Назрановский Малсаг:
— Чтобы не смеялись надо мною назрановцы, говоря, что я сдался, чтобы спасти свою жизнь, я предпочитаю, чтобы они плакали, причитая, что мою голову снесли наибы Шамиля.
Разошлись они двое, обнажили сабли, сошлись и начали сражаться. Поединок затянулся, и солнце стало клониться к закату. Никто из них не выказывал усталости. Но Саадуле повезло: изловчившись, он нанес Назрановскому Малсагу опасную рану. И тогда Назрановский Малсаг сказал ему:
— Ты, Саадула, настоящий мужчина; не будь ты таким, тебя не чтили бы столь высоко в Чечне. Ты победил меня. Я прошу тебя об одном: когда помру, не уродуй мое тело, лишив его головы. А чтобы Шамиль убедился, что я убит, сними и отнеси ему мои офицерские погоны.
Саадула исполнил завещание Назрановского Малсага. Подождал наиб, пока герой помрет, затем снял с него погоны и поехал к Шамилю.
Узнав о возвращении Саадулы, Шамиль сам пошел к нему навстречу и спросил:
— Или ты привел мне плененного Назрановского Малсага с головой на плечах, или ты принес его голову, снятую с его тела?
Саадула ответил Шамилю:
— И не привел я тебе плененного Назрановского Малсага с головой на плечах, и не принес его голову, снятую с тела. И если тебе нужно свидетельство о гибели Назрановского Малсага, вот тебе офицерские погоны, снятые с его плеч.
Увидя погоны, Шамиль, говорят, презрительно усмехнулся:
— У торговцев немало имеется таких погон, мне нужна была голова Назрановского Малсага.
И ответил тогда имаму наиб Саадула:
— Я скорее готов отречься от тебя и покинуть твое войско, чем, подчинившись тебе и исполняя твою волю, уничтожать лучших мужчин своего народа и быть проклятым среди своих людей!
Так и ушел Гехинский Саадула, а имам из-за своей чрезмерной жестокости лишился своего лучшего наиба».
Дальнейшая судьба Саадолы сложна и противоречива.
По преданиям жителей села Гехи, Саадола, сын Усмы (Iусми СаIдола), возглавил в 1865 году переселение чеченцев, карабулаков (орстхой) и ингушей в Турцию. Согласно документам, поддавшись провокационной пропаганде царских колонизаторов и османских властей, не желая покоряться царизму, в Турцию уходят с родной земли 23057 человек (5 тысяч семей) чеченцев, карабулаков и ингушей. Возглавили переселение кавказских горцев (всего их ушло 493000 человек) из Чечни и Ингушетии начальник Чеченского округа генерал-майор Муса Кундухов и начальник Урус-Мартановского участка бывший наиб Шамиля Усманов Сайдулла.
«Хлебнув сполна всех “прелестей” обещанного “рая”, пройдя унижения, позор на чужбине, теряя умирающих от голода и болезней родных и близких, потеряв Родину, горцы осыпают проклятиями тех, кто повел их в чужеземные пустыни. Переносить проклятия приходится и Саадоле, сыну Усмы. Саадола возглавляет теперь горцев, желающих во что бы то ни стало вернуться домой, на родину. Но тут железной хваткой стискивают горцев султанские власти. Чеченцы и ингуши во главе с Саадолой поднимают восстание, с оружием в руках пробиваясь к Кавказу. Саадола пропал без вести, неизвестно пока, погиб он или с ним произошло что-либо другое».[31]
Мемуары генерала Муса-паши Кундухова
«В конце февраля 1865 года Лорис получил приказание Великого князя приступать к подготовке чеченцев к переселению. Вместе с этим всем начальникам областей было предписано следить за движением вверенных им народов.
Также и я получил от Лориса официальное письмо о начатии переселения. Не теряя времени, пригласил я к себе в дом чеченского многоуважаемого наиба Саадуллу и почетного карабулакского старшину Алажуко Цугова с почетными людьми. Объяснив им прошлое и настоящее их положение, я спросил их, что ожидает их в будущем на Кавказе.
Они в один голос ответили, что кроме нищеты и обращения в христианство ничего лучшего не предвидят. Убедив их в истине этой, я предложил им оставить со слезами Кавказ и переселиться со мной в Турцию, где правда не найдем таких удобных земель, какими завладели у нас по праву сильного русские, но где при труде не будем иметь ни в чем недостатка и будем всегда готовы, как только представится случай, с помощью турок прогнать врага нашего с Кавказа.
Когда некоторые из них, предпочитая скорее расстаться с жизнью, нежели с родиной, начали говорить в пользу восстания (попробовать еще раз свое счастье), то я им сделал следующий вывод:
— Мы знаем, — сказал я, — что на земном шаре нет нации, стоящей ниже евреев. Все народы название их употребляют вместо многозначительного ругательства. Всякий назвавший в порыве сильного гнева противника своего не только в глаза, но и за несколько сот и тысяч верст жидом, чувствует, что гнев его смягчается. Но между тем было бы несправедливо отрицать, что в этой нации есть много честных, умных, образованных и благомыслящих людей. Следовательно дело в том, что эти несчастные жиды не имеют своего отечества, не на что им опираться, нечем гордиться и не к чему стремиться, вот по этой-то несчастной причине лишились они даже человеческого достоинства и униженно живут и хлопочут только для живота своего под гнетом народов, на земле коих они живут...
Не желая своему потомству подобной участи, я обязан искать ему отечество и выбор мой, как мусульманина, пал на Турцию, где безукоризненно слившись сердцем и душой с османами, он будет с ними делить скорбь и радость своего отечества, имея по умственным способностям своим открытую дорогу к высшим государственным должностям.
А здесь стыдно и грешно нам слиться с врагом, лишившим нас отечества и всех прав.
— Согласитесь, — продолжал я, — что мы горюем и опасаемся не за себя, а за будущее (за потомство). Оно ни в коем случае не поставит нам в вину, что с лишком столетняя кавказская война лишила нас национальности, но непременно будет укорять нас, если мы под предлогом родины (которая уже нам не принадлежит) оставим его здесь без отечества в глубоком унижении.
Одним словом, безотрадно окинув взглядом будущность нашей родины, я нахожу ее для нас невыносимо гадкой и душной и потому разум требует от нас из двух зол выбирать меньшее.
Они все без малейшего возражения согласились переселиться, спросив только, переселение совершится морем или сушею?
Я объявил им, что переселение совершится сухим путем по военно-грузинской дороге и со всеми удобствами.
Они остались очень довольны и поклялись готовиться к переселению, не делая беспорядков в крае.
Саадулле я приказал внушить переселенцам не трогаться с места, пока не переселятся все мои родственники с моим семейством.
Командующий войсками, опасаясь восстания, имел почти во всех аулах лазутчиков, которые, как всегда в таких случаях бывает, снабжали его и его начальников округов тревожными слухами, до крайности Лориса изнурявшими.
...Первая партия с семейством и родственниками моими была отправлена из Владикавказа 25 мая. Затем, каждый раз пропуская один день, выступали другие партии, и таким образом отправив до трех тысяч дворов, я остальных поручил наибу Саадулле, а сам с тяжелым чувством и сокрушенным сердцем простился с милой родиной.
Обратился к Всевышнему с усердной молитвой дать мне возможность в числе турецких войск с правильно устроенными мухаджирскими войсками вернуться на Кавказ и избавить его от ненавистного ему правительства».