Из нескольких железных полос, толщиною в ладонь, Хидатли-Магома хотел “выковать” орудие кузнечным способом и потом обшить крепко-накрепко в несколько слоев буйволовою кожею.

За прочность устроенной таким манером артиллерии Хидатли-Магома ручался своей головой; но несмотря на это, Шамиль не согласился осуществить его идею и, желая отклонить дальнейшие настояния, сказал ему: “Пожалуйста, брат, не хлопочи о твоей пушке: и голова твоя для меня дорога, да и не хочется мне, чтоб русские над нами посмеялись и назвали бы нас с тобою дураками”.

— Так вот, — в заключение прибавил Шамиль. — Это самое, верно, и были те деревянные пушки, о которых говорили у вас».

Как видно, никто из чеченцев к «деревянной пушке» отношения не имел, а рассказы о ней являются чистым вымыслом.

Но так ли плоха была артиллерия Шамиля, что, кроме улыбки и насмешек, ничего не заслуживала?

Профессор Петербургского университета М. Казем-Бек, в 1859 году беседовавший с Шамилем, писал в своей книге «Мюридизм и Шамиль», что «артиллерия у него до ста орудий». Русские военные источники указывают, что за время правления Шамиля в Имамате было отлито 40—50 пушек.

С пушками кавказские народы были знакомы давно — через Золотую Орду, генуэзские и венецианские колонии в Причерноморье, Турцию, Иран и Крым. Но не имея нужды в применении громоздкого и тяжелого оружия, в массовом порядке его не производили. Во время военных действий против русских войск орудия в качестве трофеев довольно часто попадали в руки кавказцев, но в большинстве своем продавались обратно царским войскам. Хотя фиксируются не только случаи употребления пушек горцами во время боевых действий, но и производство орудий кавказскими мастерами еще до Имамата Шамиля.

С. Макалатия в своей книге «Тушети» опубликовал предание, записанное у тушин, о нападении в первой четверти XIX века горских чеченцев (кистин) под предводительством Муртаза на тушинскую крепость Фарсма. В 1931 году С. Макалатия в селении Чешо видел брошенную воинами Муртаза пушку, арабская надпись на которой гласила: «Амали Ахмад» («сделано Ахмадом»).

Имам Шамиль изменил отношение горцев к употреблению и производству артиллерии. М. Н. Чичагова писала а 1889 году: «Шамиль занимался деятельно в Ведено преобразованием военного искусства у горцев и устройством артиллерии, взяв себе за образец русский. Артиллерия Шамиля состояла по большей части из русских пушек, взятых в 1843 году; но имам начал отливать и собственные пушки и ядра. Он устроил пороховые заводы в Ведено, Унцукуле и Гунибе, где выделывались ракеты».

Действительно, создание регулярной армии Имамата — низама, захват 27 трофейных орудий в 1843 году (не считая двух орудий, захваченных в Ичкерии во время разгрома царских войск в 1842 году) толкали имама Шамиля на производство пушек, пороха и ядер, а также ракет.

И мастер нашелся. Вот что писал секретарь Шамиля Мухаммед-Тахир ал-Карахи о событии 1843 года:

«Умелый кузнец Джабраиль Унцукульский пошел из Чирката в хадж без разрешения со стороны имама. Когда он возвращался из хаджа, оказался в Египте (Миср), то увидел сон: ему говорят: “Возвращайся в Дагестан и помоги Шамилю”. После этого Джабраиль Унцукульский выехал из Египта и прибыл в Стамбул (Истамбул). Там он остановился и забыл о своем сне. Затем во сне Джабраиль увидел: его упрекают и говорят ему: “Тебе разве не было сказано: “Иди!” Так почему же ты не идешь? Иди!”. После этого Джабраиль отправился в путь и шел, пока не остановился рядом с имамом.

Он посоветовал мюридам отлить пушку. У мюридов имелись тогда куски сломанной ими большой пушки, которую они захватили в качестве добычи при нападении на Ичкерию (Кучулик). Людям эта идея понравилась, они почувствовали влечение к пушке, но имам начал отговариваться: “Мы не сможем использовать пушку из-за ее нужды в большом количестве пороха и ядер”. Люди, однако, все же принялись за отливку пушки.

Когда пушка оказалась готовой, мюриды для пробы начали стрелять из нее ядрами. Тут она, однако, раскололась и окончательно испортилась. Имам тогда поклялся: “Мы обязательно отольем пушку, даже если мне придется продать моего коня и мое ружье. Лишь бы мунапики не говорили: "Шамиль начал что-то делать, но не сумел завершить этого”. После этого мюриды отлили отличную благословенную пушку, которую было легко передвигать, но при этом вред от нее был большим.

Всевышний Аллах назначил этой пушке солдат, которых он заставил служить имаму. Эти солдаты пускали пушку в дело и выполняли другие работы. Имам заставил собрать порох для пушки, а также — подобрать ядра с мест сражений, таких, как Ашильта, Ахульго, и с других».

Хроника Мухаммеда-Тахира подтверждается и русскими документами. В донесениях военных чиновников указывается, что Джабраиль из Унцукуля приехал «будто из Константинополя». В документах за март—апрель 1843 года указывается, что «в селении Дарго льют уже орудия и что три уже отлиты каким-то мастером азиатцем, обучившимся этому искусству в Эрзеруме». В 1843 году царскими дозорами были перехвачены письма имама Шамиля Ибрагиму-паше Египетскому с просьбой прислать «двух людей, искусных в делании оружия, военных снарядов и в извлечении железа, серебра и прочих материалов из земли», а также султану Абдул-Межиду о том, что в Имамате умеют делать «большие ружья» и нечто вроде конгревых ракет.

Способ, которым горские мастера отливали орудия, подробно описан со слов имама Шамиля А. Руновским:

«Когда я показал Шамилю чертежи, сделанные Хаджио, он рассматривал их с большой любовью, беспрестанно повторяя; “Коп яхши! Валла яхши!” и напоследок объявил окончательно, что чертежи (на чертежах мюрид Шамиля изобразил ящики для добывания соли, футляр для пушек, горн для плавки меди. — Д. X.) совершенно верны.

...Литьем орудий в Ведено распоряжался унцукульский житель Джабраиль Хаджио, который, вместе с тем, управлял и тамошним пороховым заводом. Прежде он был простым оружейником, а пороховому и литейному делу выучился в Аравии, во время путешествия своего в Мекку.

В продолжение всего имамства Шамиля отлито было от 40—50 орудий; но из числа их совершенно годными было признано от 12—14, которые и находились в действиях против нас. Отливка их производилась следующим образом:

Прежде всего приготовлялась опока. Она была цилиндрическая, цельная, без разделений, длиною несколько больше человеческого роста, а в диаметре от 12—16 вершков. Она составлялась из железных жердей, шириною в два пальца, толщиною в полпальца. Эти жерди с одного конца переплетались, образуя собою круглое плоское дно, в виде колеса. Жерди не прилегали плотно одна к другой, а имели между собою промежутки, через которые по окончании всего процесса выбивалась глина. Опока оковывалась в трех, а иногда в четырех местах железными толстыми обручами. Дно опоки плотно укладывали сырою глиною, после чего в середину опоки опускали форму орудия, выделанную из простого деревянного бруса; пустое же пространство между стенками опоки и формою набивали тою же глиною, которую смачивали еще и плотно утрамбовывали.

Приготовленная таким образом опока ставилась на землю, обкладывалась со всех сторон до верху дровами, которые вслед за тем и зажигались. Опока и глина накаливались и обугливали форму, на которую для скорейшего тления поливали нефть. Когда форма окончательно истлевала, образовавшийся из нее уголь вытаскивали особым черпаком, после чего являлась форма для будущего орудия.

Остывшую опоку переносили к приготовленной заранее яме, куда и опускали ее так, чтобы верхнее ее дно помещалось немного ниже уровня земли. После того, в середину формы опускали железный цилиндрический брус, оканчивающийся тупым концом (все орудия отливались камерными). Брус этот предварительно обмазывали ровно и гладко глиною, перемешанной с золою. Диаметр бруса зависел от калибра, какой хотели дать орудию. В верхнем конце бруса было отверстие, сквозь которое продевалась железная жердь, клавшаяся на земле и не допускавшая, таким образом, конус цилиндра до дна формы на такое расстояние, чтоб образовать дно и тарель. Затем оставалось только литье, потому что затравка просверливалась уже в готовом орудии.