Затем идут занятия о метаморфозе живых существ, включая человека (я рассказывал об этом в № 7-8 за 1999 год), о человеке (N9 4 за 1999 год), о членистоногих, которые благодаря конечностям завоевали море и сушу, о гадах ползучих, о подземных и воздушных людях, о вечных скитальцах мира живого, да мало ли тем для обсуждения! На первый взгляд, какая же это экология? На самом деле, в каждой из этих областей есть дверца, ведущая прямо в экологические сферы.

За смену каждый успевает побывать на пяти – семи занятиях. Это мало, поэтому рутины быть не должно. А что делать, если на занятие пришли насмешливые старшие «крокодилы»? Неужели потчевать их рассказом о козявках? Извольте: речь пойдет о культах смерти и дурмана, о родовых травмах, об информационном загрязнении и ритуалах инициации Откровенность воспитывает получше любых нотаций.

Моя работа нисколько не направлена на то, чтобы дети превратились в ученых. Биология – мощная наука, она дает силу медицине и производству, где связана с огромными деньгами. Едва ли кто-нибудь из слушателей попадет в эту сферу. Я просто делюсь своим интересом: поговорим, раз уж мы оказались здесь – carpe diem, – ловите день, невесомый момент жизни…

А результата и не видно – уехали мои «детки в клетке», улетели на свой Север… Конечно, главный результат обучающих программ – обогащается информационная среда, что очень важно для развития сознания ребенка. Тем более что учебный год почти во всей России – это холодный период, когда природа спит и школьные знания о ней остаются абстракцией. Вообше-то ребята любят свой северный край, всегда говорят: «А вот у нас такие громадные стрекозы!» И все же… Вот отрывок из одного зимнего письма, присланного из Ямало- Ненецкого АО: «Здравствуй Кирилл… Я тебя не забыл, гак как часто о тебе вспоминаю. У меня все нормально, только холодновато немного. Как назло, каждый Новый год нам приходится встречать при температуре 40 – 50 фадусов ниже нуля. Здесь, в Губкинском, очень скучно – везде ветер и снег. Поэтому я очень жду лето, чтобы поехать в лагерь и встретить там своих друзей и тебя…»

Есть и другие полезности. Во-первых, дети получают «импульс обшения», внимание со стороны взрослых (которого им не хватает в лагере, а кто из неполных семей – не хватает всегда). Во-вторых, они встречаются с новыми необычными людьми и получают представления об универсальных ценностях (каковыми, без сомнения, являются процесс познания и мир живого). Происходит благотворное (как я надеюсь) «запечатление», которое нацеливает их на образование, задает «азимут» жизненного пути. Это важно, особенно в наших северных поселениях с их проблемой социальной деградации (сколько моих дальневосточных однокашников съехали на обочину жизни!). Перед отъездом один паренек неуклюже поведал мне. пока я сдерживал улыбку: «Вы интересный ученый и умный преподаватель». «Это хорошо, – подумалось, – не тем, что похвальба, а тем, что человек увидел какой-никакой ориентир в жизни. Достигнута еще одна цель». В-третьих, приобщенность помогает детям, когда они возвращаются домой. Многие говорят в своих письмах, что стали видеть мир другими глазами. Что интеллектуальная состоятельность позволила им занять новую социальную нишу. Есть выгода и лагерю – повышается рейтинг. Кстати, называется наш лагерь «Кавказ»: когда-то рядом была одноименная пристань.

Временами среди своих экспонатов я чувствую себя владельцем «Лавки чудес», а на берегу – волшебником, умеющим предсказывать по птичьему полету… Впрочем, в огромной бочке «кавказского» меда есть ложка дегтя. Это постоянная нагрузка: восемь, а то и больше лекций в день, перекрикивая море и ветер. Кашель и жара. Однообразие дела и скупость ландшафта. Косые взгляды ширококостной туземной обшественности (не мужское, мол, это занятие). Однако все искупает сияние волн и детских глаз, возможность быть щедрым, отдавая то, чем обладаешь. И подсчет результатов становится не так важен. Как говорили восточные мудрецы: «Сделай добро и брось его в море».

Для иллюстрирования этой статьи редакция использовала рисунки Виктора Гребенникова из его книги «Мой мир». (Об этой замечательной книге и ее авторе мы рассказывали в №10 за 2000год.) В Гребенников увлекательно рассказывает о жизни насекомых, но также дает и советы, как составлять коллекции, как готовить препараты и слепки, как деаать фотографии насекомых в природе

А. Трофимов

До сих пор архангелогородцев и жителей Архангельской области называют «трескоеды», поскольку «трешочки не поеси – не пообедаешь» (Кропачев B.C., 1927 г.р., с. Бор). Распространен рыболовецкий промысел был как на побережье Белого моря, так и среди жителей континентальной части, богатой реками и озерами.

В этнографическом описании Каргопольского уезда Ф.К. Докучаев-Басков пишет: «И озеро Лаче и река Онега занимают не последнее место в губернии! <…> это же озеро и река – кормили, да и – хотя скудно – кормят и теперь окрестные волости и Каргополь рыбою». В наше время промысловый лов рыбы в Каргопольском районе практически сошел на нет, верования и обряды рыболовецких артелей перешли в обиход рыболовов-любителей.

Все стадии рыбалки сопровождаются определенными ритуалами, призванными сделать лов удачным.

Рыбак воспринимается как человек «знающий», общающийся с нечистой силой. Довольно часто рыбак, охотник и пастух на этом основании ставятся в один ряд: «Приметы разные есть. Какие приметы? Как рыбу ловить, как пасти, как што. Рыбу тоже… Надо что-то знать. Старики были, они знали» (Воронин А.Т., 1909 г.р., с. Ухта). У того и у другого есть специальный заговор – «отпуск» (или «статья»): «[Рыбаки] они знают, у них такая статья есть. И они по этой статье и ловят. Вот который не знает статьи, дак им никогда и не попадает ничего. А как у них статья есть, они прочитают статью, и им и попадает» (Слотина А.И., 1922 г.р.. с. Тихманьга); «И на рыбака есть отпуск. Будешь рыбу носить. На охотника. Будешь хорошо охогиться. Тожо слова есть такие. Он ведь не даст никому все равно, пока не умрет. Пока охотится» (Казанин Г.Ф., 1937 г.р., с; Печниково).

Иногда бывает, что один и гот же заговор используется, когда идут и на охоту, и на рыбалку: «Я вам на рыбалку ли, на охоту одну скажу. Я вышел, значит, пошел рыбачить или пошел на охоту, выхожу назад не оглядываясь. Вышел вот в свой приусадебный участок, вон к той огороде, там ружье на плече, пошел, значит, говорю три раз: «Стану благословесь, пойду перекрестесь из ворот в ворота, на святое поле, во святом поле стоит три дуба, под греми дубами строит три святых мученика: первый Федосей, второй Елисей, третья Елена Пресвятая. Елена Пресвятая, возьми ключи потеряные, открой тюкачи месные. По реке плывет три лебеди, три гуся, три утки; рабу Ивану открой жертву». Вот так три раз надо, и потом пожалуста, пошол. Помогает, это я верю, што помагает. Тюкачи месные – это куски мяса или вроде этого» (Качков И.М., 1918 г.р., с. Тихманьга).

Собственно рыбацкий заговор записан в с. Нокола: «Рыбацкая молитва для удачноголова рыбы. Понду я на быстру реку, на ей есть рыбки потянуши, и опустили бы мы невод, как шелков ложок, и в этот неводок. в каждый поводок наскокало бы рыбы как чины» (переписано из тетрадки Куценко А.Ф., 1941 г.р. и Куценко М.И., 1935 г.р., с. Нокола).