Современный Петрарка Говорите ль вы о Шелли иль о ценах на дрова, У меня, как в карусели, томно никнет голова И под смокингом налево жжет такой глухой тоской, Словно вы мне сжали сердце теплой матовой рукой… Я застенчив, как мимоза, осторожен, как газель, И намека, в скромной позе, жду уж целых пять недель. Ошибиться так нетрудно – черт вас, женщин, разберет. И глаза невольно тухнут, стынут пальцы, вянет рот. Но влачится час за часом, мутный голод всё острей, — Так сто лет еще без мяса настоишься у дверей. Я нашел такое средство – больше ждать я не хочу: Нынче в семь, звеня браслетом, эти строки вам вручу… Ваши пальцы будут эхом, если вздрогнут, и листок Забелеет в рысьем мехе у упругих ваших ног, — Я богат, как двадцать Крезов, я блажен, как царь Давид, Я прощу всем рецензентам сорок тысяч их обид! Если ж с миною кассирши вы решитесь молча встать И вернете эти вирши с равнодушным баллом «5», Я шутил! Шутил – и только, отвергаю сладкий плен… Ведь фантазия поэта – как испанский гобелен! Пафос мой мгновенно скиснет, а стихи… пошлю в журнал, Где наборщик их оттиснет под статьею «Наш развал», Почтальон через неделю принесет мне гонорар, И напьюсь я, как под праздник напивается швейцар!.. <1922> «Безглазые глаза надменных дураков…» Безглазые глаза надменных дураков, Куриный кодекс модных предрассудков. Рычание озлобленных ублюдков И наглый лязг очередных оков… А рядом, словно окна в синий мир, Сверкают факелы безумного Искусства: Сияет правда, пламенеет чувство, И мысль справляет утонченный пир. Любой пигмей, слепой, бескрылый крот, Вползает к Аполлону, как в пивную, — Нагнет, икая, голову тупую И сладостный нектар как пиво пьет. Изучен Дант до неоконченной строфы, Кишат концерты толпами прохожих, Бездарно и безрадостно похожих, Как несгораемые тусклые шкафы… Вы, гении, живущие в веках, Чьи имена наборщик знает каждый, Заложники бессмертной вечной жажды, Скопившие всю боль в своих сердцах! Вы все – единой донкихотской расы, И ваши дерзкие, святые голоса Всё так же тщетно рвутся в небеса, И вновь, как встарь, вам рукоплещут папуасы… <1921> Русское
«Руси есть веселие пити». Не умеют пить в России! Спиртом что-то разбудив, Тянут сиплые витии Патетический мотив О мещанском духе шведа, О началах естества, О бездарности соседа И о целях божества. Пальцы тискают селедку… Водка капает с усов, И сосед соседям кротко Отпускает «подлецов». Те дают ему по морде (Так как лиц у пьяных нет), И летят в одном аккорде Люди, рюмки и обед. Благородные лакеи (Помесь фрака с мужиком) Молча гнут хребты и шеи, Издеваясь шепотком… Под столом гудят рыданья, Кто-то пьет чужой ликер. Примиренные лобзанья, Брудершафты, спор и вздор… Анекдоты, словоблудье, Злая грязь циничных слов… Кто-то плачет о безлюдье, Кто-то врет: «Люблю жидов!» Откровенность гнойным бредом Густо хлещет из души… Людоеды ль за обедом Или просто апаши? Где хмельная мощь момента? В головах угарный шиш, Сутенера от доцента В этот миг не отличишь! Не умеют пить в России!.. Под прибой пустых минут, Как взлохмаченные Вии, Одиночки молча пьют. Усмехаясь, вызывают Все легенды прошлых лет И, глумясь, их растлевают, Словно тешась словом: «Нет!» В перехваченную глотку, Содрогаясь и давясь, Льют безрадостную водку И надежды топчут в грязь. Сатанеют равнодушно, Разговаривают с псом, А в душе пестро и скучно Черти ходят колесом. Цель одна: скорей напиться… Чтоб смотреть угрюмо в пол И, качаясь, колотиться Головой о мокрый стол… Не умеют пить в России! Ну а как же надо пить? Ах, взлохмаченные Вии… Так же точно – как любить! <1911> Страшная история 1. «Окруженный кучей бланков…» Окруженный кучей бланков, Пожилой конторщик Банков Мрачно курит и косится На соседний страшный стол. На занятиях вечерних Он вчера к девице Керних, Как всегда, пошел за справкой О варшавских накладных И, склонясь к ее затылку, Неожиданно и пылко Под лихие завитушки Вдруг ее поцеловал. Комбинируя событья, Дева Керних с вялой прытью Кое-как облобызала Галстук, баки и усы. Не нашелся бедный Банков, Отошел к охапкам бланков И, куря, сводил балансы До ухода, как немой. |
