— Катаемся на машинах на тридцать километров. — проговорила недовольно Знаменская, но Орлов знал причину её недовольства. — Совсем как старорежимные баре.

— Не бери в голову, Викта. — сказал Андриан Геннадьевич, когда они закрыли за собой дверь президентского крыла. — мы сегодня не могли позволить себе четыре часа идти пешком.

— Если не шесть. — проговорила Знаменская, проходя в свою гардеробную. — Ты не ответил на мой вопрос, Андрин. Как у тебя с графиком?

— Два-три дня я свободен. Надеюсь, о детях спрашивать не будешь?

— Нет, я получила информацию от них самих. Они по-прежнему боготворят тебя. И я довольна. — она вышла из гардеробной в домашнем платье спокойной расцветки. — Давай выпьем чаю, погутарим и ляжем спать?

— Давай. — Орлов вышел из своей гардеробной в домашнем свободном костюме. — Только чур — готовлю чай я. А ты отдохни.

— Хорошо.

Утром в шесть часов Знаменская была уже на ногах. Через полчаса к ней присоединился и муж. Вдвоем они быстро позавтракали.

— Мой кабинет ты ещё не ликвидировала? — улыбаясь спросил Андриан Геннадьевич.

— Нет. Ты у меня всегда при мне. — улыбнулась в ответ отдохнувшая Виктория.

— Знаю. Тогда давай подождём машину и поедем, поработаем до десяти часов.

— Ждать нечего. — сказала Знаменская. — Володя, Владимир!

— Да, Виктория Станиславовна. — в кухню вошел вчерашний капитан-водитель. Он козырнул офицеру и обратил свой взор на Знаменскую. — Машина у подъезда, всё в порядке.

— Тогда — по коням. — Знаменская встала. Следом за ней поднялся и Андриан Геннадьевич. — Нас ждут.

Через четверть часа машина остановилась у служебного подъезда Президент-Центра. Выслушав доклад начальника караула, Знаменская задала несколько вопросов, выслушала ответы и кивнула сержантам, распахнувшим перед ней двери. Сегодняшнее утро до десяти часов было свободным от протокольных встреч и она вместе с мужем быстро поднялась на президентский этаж.

— Я — к себе. — коротко сказал Андриан Геннадьевич.

— А я — к себе. — в тон ему ответила Виктория Станиславовна.

Проводив взглядом входившего в кабинет главного друга, она открыла дверь своего кабинета и через несколько минут никакая сила не могла бы оторвать её от ознакомления с валом информации.

— Госпожа президент. Девять часов сорок пять минут.

— Знаю. Спасибо, Света. — Знаменская, не отвлекаясь от чтения бегущей строки, нашарила сенсор на засветившейся виртуальной клавиатуре. — приготовили зал Трудовой Славы?

— Да. Всё готово. — откликнулась руководитель Службы протокола Светлана Таривердиевна Билыч, имевшая степень доктора всемирной культурологии и степень доктора истории Евразии. — Ваш костюм…

— Через минуту я выйду. — Знаменская погасила экраны и метнулась в гардеробную.

Как она и обещала, через минуту она появилась в служебной приемной. Светлана Билыч ждала её здесь, с лёгкой укладкой папок и укладкой коробочек со знаками отличия.

— Благодарю, Света. — просто ответила Знаменская на её кивок. — без вас я бы точно зачиталась ещё минут на сорок.

— Мы бы обязательно сдублировали через несколько минут, Виктория Станиславовна. — ответила руководитель Службы протокола. — Идёмте?

— Безусловно. Идёмте.

По пологому пандусу они поднялись на два этажа в зальный уровень. Теперь перед президентом и её сопровождающей открылись двери Зала Трудовой Славы. На этот раз не было громового возгласа распорядителя «Президент России Виктория Знаменская». Переступив порог, президент увидела встающих со своих мест награждаемых, их родственников и друзей, подошла к столику.

— Прошу садиться. — она подождала пока присутствующие сядут, а двое молодых людей в штатском закроют дверь и замрут, встав по бокам коробки шлюза. — Сегодня Россия награждает вас высшими отличиями за профессиональную деятельность. От имени народа России, от имени членов Руководящего Кольца России, от имени членов Совета Президентов России, от себя лично я поздравляю всех вас и ваших родных и близких с высокими наградами. — Знаменская раскрыла первую папку. — сборщик Апрелевского завода «Мередиан» Петр Константинович Славов.

Подошедший мужчина принял из рук президента папку с дипломом героя труда и подождал, пока она приколет ему на лацкан строгого костюма знак награды. Обменявшись с ним рукопожатием, Знаменская кивнула и он вернулся на свое место.

Теперь не было принято благодарить кого либо в ответных речах. Они звучали крайне редко и в этот раз процедура была предельно сокращена дополнительно — награждённые спешили вернуться в коллективы.

— Ещё раз благодарю вас. Всего вам доброго. — Знаменская кивнула присутствующим, подождала, пока откроются высокие двери зала и вышла, сопровождаемая руководителем Службы протокола. На пандусе она кивнула ей:

— Благодарю вас, Светлана Таривердиевна. — сказала она. — Мне необходимо побыть одной перед отъездом на Кольцо Мемориалов…

— Понимаю, Президент. — женщина кивнула и направилась в коридор службы протокола.

Знаменская спустилась ниже, вышла в переход, соединяющий корпуса Президент-центра между собой. Подошла на несколько минут майор Ланская, в нескольких словах выразила свое согласие с назначением на должность. Президент кивнула и советник ушла в боковой переход. Внимательно посматривая по сторонам, Знаменская отмечала уже сделанное и фиксировала недостатки и недоработки. Все сотрудники Президент-центра уже знали, что президент обладает даром видеть насквозь и даже не пытались отрицать очевидное. Но все отметки Виктория Станиславовна делала механически, её мысли были заняты совсем другим. Она думала о людях, в честь которых воздвигались мемориалы, многие из которых ей предстояло посетить уже в ранге президента страны. И эти мысли не были лёгкими и простыми.

Шагая к своему кабинету, чтобы забрать дорожные комплекты и укладки — параллельно с Кольцом Мемориалов президент планировала посетить многие населённые пункты и районы Поволжья — Знаменская продолжала размышлять.

«Россия только что выбралась из очень сложной ситуации. За время борьбы с Вирусом мы потеряли многих людей, которые своей жизнью и работой стали бы украшением любой страны. Но мы потеряли их здесь. Как теряли много десятилетий подряд на протяжении всей истории России. Закон Триады бил по нам своей плёткой расплаты за стихийность развития и каждый удар этой плетки выкашивал десятки и сотни тысяч людей. Когда-то в девятнадцатом столетии гибель полка считалась обычным явлением за несколько часов, позднее за несколько часов могла погибнуть целая войсковая армия. Теперь же у нас такое оружие, что за несколько часов могут погибнуть лучшие армейские подразделения на целых направлениях. — думала она, преодолевая очередной пологий спуск перехода. — И редко кто тогда вспоминал о потерях среди мирного населения. Когда-то ошибки, которые можно было предотвратить за несколько минут, считались нормой, хотя и платить за их существование приходилось порой по-царски.

Когда-то неучей и безруких было две трети и это считалось весьма неплохим достижением любой демократии, какую только можно было сыскать. А теперь едва их количество выйдет за отметку в десять процентов — включаются механизмы самой жесточайшей чистки. Но всё равно в нашей истории чёрного больше чем белого и боли, крови, горя у нас в нашей истории намного больше, чем света, счастья, любви. — Здесь мысли Знаменской переключились. 

До какого же свинского состояния мы дошли, если занятия сексом десятки лет именовали занятиями любовью. А удержать ненасильственным путём пары вместе на протяжении минимум тридцати лет мы не умели и не могли почти повсеместно. И ведь не задумывались о том, что за это будет необходимо весьма солидно заплатить. Не задумывались. Не задумывались, потому что подсознательно, но весьма превратно понимали, что наши предки уже во многом заплатили за наши сегодняшние и завтрашние художества. — Знаменская вышла из своего рабочего кабинета и свернула к лестничному блоку, выводившему к автотранспортному терминалу Президент-Центра. — Сколько же нам придётся чистить себя от этой непотребщины, сколько лет… Не дай бог, если в обычном режиме нам на это потребуется столько же веков, сколько мы художествовали… А ведь вполне рабочий вариант, если взять вторую треть возможностей и прогнозов. Сломать бы эту тенденцию…»