Домой мы с Дуйатом вернулись почти одновременно. За приготовлением ужина он рассказал мне об убийстве Джей Ди. Я удивилась, но, честно признаться, не слишком. Роуз учился в моей школе на пару классов старше меня, и уже в то время его репутация была далека от безупречной.

Джей Ди не попадал в поле моего внимания вплоть до последнего Дня Благодарения, когда его привлекли к ответственности за избиение жены. Женщина — красивая молодая мексиканка, почти не говорившая по-английски, — была вся в синяках. Тем не менее она наотрез отказалась писать заявление. Полицейский, проводивший арест, выяснил, что в семье растут две маленькие дочери, а Роуз — единственная их опора. На ломаном английском его жена умоляла меня не отправлять Роуза в тюрьму.

Поскольку это был его первый привод, я спустила дело на тормозах. Роуз получил от меня тридцать дней ареста с отсрочкой на год и штраф в сто долларов, я также потребовала, чтобы он прошел курс психологической помощи для борьбы с агрессией.

— Пустая трата времени, — сказала я Дуайту. — Чтобы лечение возымело действие, человек должен сам этого хотеть. — Я положила куриную кожу и кости в кастрюльку с луком и сельдереем и нарезала остатки вчерашней жареной курицы. — Не удивлюсь, если сегодняшний выстрел не был случайным.

— Да уж, вряд ли это была пуля проходившего мимо охотника, — отозвался Дуайт, засовывая в тостер ломтики хлеба, — но подождем, что скажут эксперты. Когда выяснится, куда отклонилась пуля — вправо или влево, — станет ясно, с какой стороны шоссе она прилетела.

— Женщина, собиравшая мусор, не видела убийцу?

— А он, должно быть, не видел ее. — Дуайт печально покачал головой. — Чертовски меткий выстрел, если он был намеренным. Сумерки, движущийся объект — и точно в затылок…

Я положила нарезанную курицу в разогретый густой соус, а Дуайт тем временем пересказывал мне беседу с сестрой Джей Ди. Оказывается, Роуз был кровельщиком и имел контракт с одним из местных подрядчиков. По вечерам бригада обычно заканчивала работу в одно и то же время, и если убийца знал об этом, он мог поджидать Роуза на шоссе.

— Помнишь случай в прошлом месяце? — сказала я. — Очень похоже. — Один из моих коллег погиб почти сразу после нашей свадьбы. — Только в тот раз убийца ехал рядом с машиной жертвы, и они переговаривались через открытые она.

Дуайт нахмурился.

— У Роуза тоже было отрыто окно. Правое. Не целиком. — Он показал пальцами около десяти сантиметров.

— Он курил?

— Угу. В кармане куртки нашли сигареты. В пепельнице — окурки.

— Понятно. — Я тоже курю, а потому окно у меня всегда приоткрыто, чтобы сподручнее было сбрасывать пепел. Но это окно водительского сиденья… Левое, а не правое.

Звякнул тостер, и аромат поджаренного хлеба смешался с запахом курицы в соусе.

— Думаешь, его застрелил кто-то из родственников жены?

— Ну, на сей раз он здорово ее избил, — откликнулся Дуайт, укладывая кусок горячей курицы на тост и примеряясь к салату. — Прошлым вечером брату пришлось отвезти ее в больницу. Теперь она с детьми живет у него.

— Как она восприняла?

— Зарыдала, едва мы ей сказали. Уж не знаю, переживает она за себя или больше за детей. — Он положил себе в тарелку маринованных огурчиков и передал мне банку. — Надо заметить, брат и золовка не пролили ни слезинки.

— У брата есть алиби? — спросила я.

— Он сказал, что до самой темноты был на работе — занимался своими газонами. Завтра Ричардс это проверит.

Мы убирали со стола, когда зазвонил телефон Дуайта. Увидев номер на экране, он нахмурил брови.

— Шейсвилл… — пробормотал Дуайт.

Я бросила взгляд на часы. Шейсвилл, Виргиния? В десятом часу вечера в будний день? Это могла быть только Джонна — бывшая жена Дуайта и мать его восьмилетнего сына Кэла.

Дуайт ответил ровным, спокойным тоном, но в следующий миг голос его потеплел:

— Привет, малыш! Как ты там?

Он внимательно слушал, и я видела, как с каждой минутой все более мрачнеет его лицо.

— А где мама?.. Она сказала, когда вернется?.. Бабушка с тобой?.. Хорошо, но… Завтра? Извини, малыш, но… Нет, я просто хочу сказать, что надо было предупредить меня раньше. Тогда мы что-нибудь придумали бы… — Последовала еще одна долгая пауза, а потом голос Дуайта стал уверенным и ободряющим. — Это можно устроить. Что у вас там с дорогами? Снег шел прошлым вечером? Как, ты сказал, зовут твою учительницу?.. В десять? Я буду. Обещаю. А теперь иди в постель, слышишь?

Он со вздохом отложил телефон.

— Что-то случилось? — спросила я.

— Да нет. Джонна куда-то ушла, а ее мать сидела с Кэлом, но уснула на диване. Он хочет, чтобы я завтра утром приехал к нему в школу. Пообещал своей учительнице, что я буду. Джонна сказала ему, что я не примчусь по первому зову, но… — Он уныло покачал головой.

— Но Кэл хорошо знает своего отца, — закончила я. — Поставлю будильник на полпятого.

— Лучше на четыре, — отозвался Дуайт.

Хотя они и легли спать в десять часов, но, когда зазвонил будильник, Дуайту показалось, что он всю ночь не сомкнул глаз. Накануне вечером он сказал Деборе, что ей не нужно подниматься в такую рань, но, зайдя в спальню после душа, обнаружил пустую постель. А с кухни доносился бодрящий аромат кофе.

Он завязывал шнурки на ботинках, когда вошла Дебора с дымящейся чашкой в руках.

— Вовсе не обязательно было это делать.

— Я знаю. — Дебора зевнула.

В старенькой голубой рубашке, немного сонная, она казалась такой желанной, что, если бы не предстоявший долгий путь, Дуайт тут же вернулся бы в постель вместе с ней. Вместо этого он взял приготовленный термос с кофе, надел черную кожаную куртку и сказал, что постарается быть дома к вечеру.

Дуайт пересек границу штата Виргиния. Все было покрыто толстым слоем снега, выпавшего ночью в среду. Устав от монотонного бормотания ведущего новостей, он вставил в плеер диск «Алабамы» и под мелодичную музыку стал сравнивать двух женщин, двух своих жен.

В тринадцать лет Дебора была своенравным ребенком, в ее характере уже тогда проявились решительность и целеустремленность, столь свойственные Деборе-женщине. Шесть лет разницы в возрасте, разделявшие их, казались настолько неодолимым препятствием, что Дуайт решил пойти в армию, дабы избежать соблазна. И все же каждый раз, когда он приезжал в отпуск и встречался с братьями Деборы, она неизменно оказывалась рядом — все более желанная и притягательная.

Он принял назначение на прохождение спецподготовки и был отправлен в Германию, где и сказал себе, что дела любовные — табу, запретный плод… А потом появилась Джонна Шей. Она приехала в Висбаден навестить своего друга, и Дуайт был сражен ее мягким южным говором, прелестным лицом и аристократическими манерами.

Джонна полагала, что из Дуайта можно сделать офицера и джентльмена. Он проучился в колледже достаточно — его образование было почти эквивалентно офицерскому — и, получив блестящие рекомендации от своих командиров, был принят в школу подготовки офицеров. Много позже он понял, что Джонна считала свое замужество мезальянсом и унижением для себя. Оттрубив свое в качестве жены сержанта Брайанта, она была счастлива превратиться в супругу Брайанта-лейтенанта и регулярно обедать в офицерском клубе вместе с женами майоров и полковников.

Задолго до того, как получить назначение в округ Колумбия, Дуайт понял, что их брак — ошибка. А краткая поездка домой на день рождения матери показала, насколько эта ошибка серьезна. Дебора, достигшая возраста, когда уже можно появляться в баре, энергичная, жизнерадостная, стала еще более желанной. Один-единственный взгляд на нее — и Дуайт убедился в том, что его чувства были не просто юношеским увлечением, что он действительно любит ее. И будет любить всегда. Но у Деборы тогда был роман с другим, а сам он был женат. Он уже свил свое гнездо — и должен пребывать в нем, пусть и не находя в этом никакой радости. Большую часть времени Дуайт проводил на работе — он служил в разведке, а Джонна занималась домом. Между ними никогда не было ссор. Со стороны они казались идеальной парой.