Она вышла из кухни. Мужчины двинулись за ней.

— На развод она подаст сама, а теперь попрошу вас уйти. — Совков указал Виктору на дверь.

Виктор его не замечал. Он почти вплотную приблизился к Татьяне, упорно отводившей от него взгляд.

— Все-таки давай не будем спешить с разводом, — негромко произнес он. — Мне кажется, нам есть что сказать друг другу.

— Нечего ей тебе говорить, — снова вмешался Совков. — Все и так ясно!

Татьяна наконец подняла глаза на Виктора.

— Повторяю, мы все обсудим по телефону. — Она старалась говорить как можно суше, но дрогнувший голос выдал ее волнение. Она снова опустила глаза.

— Я хочу остаться твоим мужем, — глухо промолвил Виктор. — Я не хочу развода.

— Это невозможно. Тебе лучше сейчас уйти.

— Татьяна… Еще не поздно… Ты должна меня простить…

— Нет.

Совков положил руку ему на плечо.

— Ступай, дорогой. Тебе позвонят, когда понадобишься.

Виктор дернул плечом, сбрасывая с себя его пятерню. Он продолжал не отрываясь смотреть на Татьяну.

— Мы двадцать лет прожили друг без друга. Я схожу с ума, когда подумаю об этом.

— Слишком поздно. Прощай… — Она отвернулась, скрывая выступившие слезы.

Виктор взял Татьяну за подбородок и, приподняв лицо, вдруг коснулся губами ее дрожащих губ.

— Эй! Эй! — закричал опешивший Совков. — Что ты себе позволяешь?

Татьяна вырвалась.

— Это уж слишком!

— Я люблю тебя.

— А я ненавижу! Уходи… — Со сдавленным всхлипыванием, прижимая к лицу платок, она бросилась в гостиную.

Совков яростно запыхтел и распахнул дверь на лестницу.

Виктор несколько мгновений смотрел Татьяне вслед, потом вздрогнул, перевел дыхание, машинально провел рукой по волосам.

— Проваливай, — рявкнул Совков.

Виктор смерил его презрительным взглядом и вышел из квартиры. Совков громко захлопнул за ним дверь. Почти одновременно закрылась дверь Катиной комнаты, которая все это время была чуть приоткрыта…

Татьяна вернулась в гостиную словно в каком-то бреду. Она не могла, не в силах была признаться себе, что того Виктора, каким она встретила его двадцать лет назад, больше не существует. И нынешний совсем незнаком ей. Элегантный, обаятельный незнакомец, неожиданно ворвавшийся в ее жизнь и заполнивший все ее мысли. Как она ни старалась, не могла разжечь в своем сердце злобу против него. Наоборот, едва начинала думать о нем, как в груди у нее сладко замирало и по телу пробегала дрожь. Это было странное, непонятное чувство. Татьяна сидела в кресле, глядя перед собой, и ей казалось, что на губах еще стынет поцелуй Виктора.

— Каков нахал, а? — Совков раскрыл чемодан и, порывшись в нем, извлек бутылку коньяка. — Его гонят в шею, а он целоваться лезет! Видал я нахалов, но таких… У тебя открывалка есть?

— Что? — пробуждаясь от задумчивости, Татьяна вздрогнула, непонимающе посмотрела на него.

— Я говорю: открывалка есть?

— Есть.

— Принеси, будь добра. И чего-нибудь закусить. Вспомним, Танечка, Крым, Феодосию, ресторанчик над морем. Пусть это будет вечер приятных воспоминаний.

Татьяна встала и прошла на кухню. Открыла холодильник, достала салат, масло. Позади нее послышались осторожные шаги.

— Мама… — Дочь остановилась у стола и глядела на нее широко раскрытыми глазами. — Разве вы с Виктором Владимировичем… муж и жена?

— Ступай к себе, — нервно отрезала Татьяна. — После поговорим.

— А кто этот лупоглазый, который выставил Виктора Владимировича за дверь?

— Мой знакомый. Он проездом в Москве. Ступай к себе, говорю, и не высовывайся пока.

Катя отошла к кухонной двери. Ее глаза так и светились любопытством. Видно было, что она с трудом удерживается от очередных вопросов.

Татьяна с подносом прошла мимо нее в гостиную.

— Кстати, подслушивать под дверью нехорошо.

— Я не подслушивала. Но не могу же я заткнуть себе уши ватой! — сказала дочь, направляясь в свою комнату.

— Ну и тип, — пробормотал Совков, откупоривая коньяк. — Мало того, что поступил тогда по-свински, он и сейчас не оставляет тебя в покое! Чем он, интересно, занимается? По виду — типичный мафиозо.

— Он юрист, работает в банке. И давай оставим его в покое. Я с ним сама разберусь.

— Чувствую, от него тебе так просто не отделаться. Ничего, вдвоем мы его обработаем…

Совков достал из серванта две рюмки и наполнил одну коньяком. Едва он поднес бутылку ко второй рюмке, Татьяна запротестовала:

— Нет, я не буду.

— Таня, за нашу встречу! Отказываться в таких случаях не полагается.

— Ты же знаешь, что я не пью.

— В Крыму ты себе позволяла, а однажды вообще напилась до чертиков, помнишь? Ну, полрюмочки! — Он наполнил Татьянину рюмку до половины, потом поднял свою. — За встречу! — коротко сказал он и залпом выпил.

Татьяна едва пригубила коньяк.

— Сейчас главное — добиться от него развода, — заговорил он, энергично поедая салат. — А там и мы с тобой свадебку сыграем.

— Ты говоришь об этом так уверенно, словно между нами все уже решено.

Совков снова наполнил свою рюмку.

— А чего тут решать. Ты же хотела выйти за меня.

Губы Татьяны дрогнули в усмешке.

— У тебя как будто совсем память отшибло. Удивляюсь я тебе, Геннадий.

— Это ты об Аленке, что ли? — Он досадливо поморщился и опрокинул вторую рюмку. — Брось, ерунда. Я ее и не любил никогда.

— Тогда почему же ты женился на ней? Вопреки обещаниям, которые мне давал?

— Таня, я же тебе сто раз объяснил это в письмах. Я вынужден был жениться на ней. Понимаешь, вынужден!

— И после этого ты надеешься, что между нами все осталось по-прежнему?

Совков пожал плечами.

— Но, Танечка, мы же не дети, чтобы дуться друг на друга. Была между нами любовь? Была. Признайся. А любовь бесследно не проходит. Как там в песне поется? А любовь бессле-е-едно не проходит, не-е-ет…» — фальшивя запел он и снова наполнил рюмку. — Давай-ка выпьем за нашу любовь.

Он попытался налить и Татьяне, но она, покачав головой, отодвинула свою рюмку.

— Я больше не буду пить.

— Так то ж за любовь! — Он выпил, выдохнул.

Татьяна сидела, откинувшись в кресле, и хмуро смотрела на своего гостя.

— Конечно, ты вправе обижаться на меня, — пробормотал Совков. — Вышло с моей стороны не совсем красиво… Но, в конце концов! Ты свободна, я свободен. Катьку я удочерю. Кстати, она у тебя уже взрослая девица. Наверное, и жених есть?

— Возможно.

— Так это ж отлично! — Совков рассмеялся и хлопнул по столу. — Сперва сбагрим Катьку с плеч долой, а потом и сами оформимся. Эх, подруга, нам ли быть в печали! Давай выпьем. — Он снова наполнил рюмку.

— Не хватит ли? — встревожилась Татьяна. — Так ты до гостиницы не доберешься.

— У тебя переночую.

— Не выдумывай. Здесь моя дочь.

— Ну и что? Мы тут, а она — там.

— Хватит говорить глупости, Геннадий! — вскипела Татьяна. — И ты еще на что-то надеешься после своей подлой измены? Ты никогда не любил меня! Все твои клятвы и обещания были сплошным лицемерием!

— Таня, как ты можешь так говорить! Успокойся. Давай выпьем по рюмочке. Коньяк, по-моему, неплохой.

Она смотрела ему в глаза.

— Ты уже тогда, во время нашей близости, знал, что распишешься с Аленой! Уже тогда!

Совков, морщась, словно держал во рту дольку лимона, поднял рюмку.

— Тогда — не знал, честное слово, не знал. Черт ее знает, как с этой Аленой у меня получилось… А, тьфу на нее… — буркнул он и опрокинул в себя очередную порцию коньяка.

— Твои признания были ложью. — Татьяна прижала платок к увлажнившимся глазам. — Я вообще не понимаю, как после всего, что случилось между нами, ты осмелился заявиться ко мне.

Совков хмыкнул.

— А как заявился тот тип, который поиграл с тобой, словно с последней шлюхой, и бросил? Причем — с ребенком? А ведь заявился, а? И вы ворковали на кухне, как влюбленные голубки!