Справившись со слезами горя и отчаяния, он убрал волосы с лица покойного, скрестил застывшие руки на узкой груди старца, бережно закрыл глаза мертвого шамана.
Гортанными звуками, вложив в голос всю свою душу, он начал погребальную песнь в честь Волчьего Сердца, прося Великого Духа принять старого шамана и направить его стопы в мир Великой Тайны — Смерти.
Долго он сидел так, и ненависть к бледнолицым чужеземцам вскипала в нем, зажигая кровь жаждой мести.
Вскочив на ноги, Черный Ястреб бросился к выходу, решив вернуться в лагерь, но, услышав голоса, замер. Бледнолицые вернулись и ждали у входа, а он был безоружен. Он даже увидел свой лук, лежавший там, где его бросили, видел и Вохитика, мирно щиплющего траву, но не видел «голубых мундиров».
Вернувшись в Пещеру, Черный Ястреб прислонился к стене.
Какое-то время мысли его блуждали. Затем он вонзил взгляд в восточную стену, спрашивая себя, хватит ли у него сил вызвать Дух Пещеры теперь, когда он лишился поддержки молитв и заклинаний Волчьего Сердца.
Закрыв глаза, Ястреб пытался сосредоточиться на исходе битвы. Вместо этого он обнаружил, что думает о Женщине-Призраке и, казалось, слышит тихий голос старика — последние слова Волчьего Сердца: «Слушай ее. Придет время, и она поможет тебе».
Но Волчьего Сердца больше нет, и ему никогда уже не узнать этой тайны.
Черный Ястреб выпрямился, освободившись от видения — над ним витал Дух Пещеры.
Словно ведомый невидимой рукою, он повернул голову и увидел, как восточная стена пещеры засветилась и появился дом белого человека.
— Нет, — юноша тряхнул головой. Дух Пещеры закружил его, окутал, потащил за собой…
И он потерял сознание.
* * *
Черный Ястреб с трудом пробудился ото сна, мысли и тело его крепли медленно…
Он вспомнил о битве и бросился из Пещеры. Чуть помедлил у выхода и, ничего не услышав, вышел наружу.
Солнце вставало над Черными Холмами, освещая горные вершины на востоке, украшая небосклон сверкающим алым и золотым сиянием.
Ястреб стоял не двигаясь. Каждый мускул его тела был в напряжении. Но никто не стрелял. Ни души вокруг. Лишь мягкое дуновение ветра на вершине холма да шелест листвы.
Только теперь он заметил, что оружие исчезло. Коня тоже нигде не было.
Черный Ястреб перевел дыхание. Ненависть к бледнолицым захватчикам разрасталась в его сердце.
До сих пор он считал их странным племенем, народом, не ведающим истины, которую давно постигло его родное племя. Но сейчас он ненавидел их, и гнев его был безграничен.
Бледнолицые позвали Красное Облако в Вашингтон, чтобы заключить мир, а хотели войны; они убили Волчье Сердце; они украли у Черного Ястреба коня и оружие.
Он перевел дыхание, а затем стал спускаться с холма, спрашивая себя, остался ли кто в живых после этой ужасной битвы и не найдет ли он племя истребленным, а селение сожженным дотла.
Волчье Сердце уверял, что мать его жива. Подумав об этом, он перешел на бег. В его сердце страх сменялся надеждой.
Ястреб несся сломя голову по узкой оленьей тропе, ловко огибая колючие кусты, что покрывали холм. Вдруг что-то ударило его в правый бок, сбив с ног. Падая на землю, Ястреб услыхал звук выстрела.
Чуть позже за густым кустарником мелькнул и исчез огромный индеец.
Секунду Черный Ястреб с недоумением глядел на пулевую рану в боку над повязкой. Из раны хлестала кровь. Ястреб вдруг почувствовал холод и прижал руку к ране. Но там была только теплая кровь, что просачивалась меж пальцев.
Прижав руку к ране, он всмотрелся вниз и заметил высокого индейца в тугой белой оленьей куртке и черных штанах, который со всех ног бежал к нему по тропе. А за спиной индейца сквозь ветви деревьев виднелся дом бледнолицего человека. Первой мыслью Ястреба было «спрятаться!», — но ноги отказались повиноваться, и он упал навзничь, слабо застонав. Он падал, падал, падал в никуда.
Глава 7
Мэгги Сент Клер сидела возле кровати в спальне для гостей, не в силах оторвать глаз от лежащего в постели. Это было невероятно. Он как две капли воды был похож на воина, изображенного на полотне, что висело над камином.
Но этого просто не могло быть. Ведь тот воин существовал лишь во сне, много лет назад. Сколько же, подумала она, нахмурившись. Пять, шесть? Даже сейчас тот сон и страх, обуявший ее тогда, не изгладились из памяти. Она вспомнила, как конь воина, цокая копытами, настиг ее, а индеец, нагнувшись, поднял ее на коня. Вдвоем они умчались в ночь. Рука его обвилась вокруг ее талии, горячее дыхание обжигало шею — он вез ее в вигвам.
Пробудившись, она тотчас бросилась в студию и зарисовала человека из сна. Благо, образ того четко запечатлелся в ее сознании. С использованием зарисовки-эскиза Мэгги изобразила нескольких персонажей своих книг.
Сфотографировав законченные полотна, она послала их своему редактору Шейле Гудман. Та призналась, что индеец был красивейшим из мужчин, каких ей только приходилось видеть в жизни. Они единодушно решили, что индеец точь-в-точь походил на героя ее книги «Недозволенная страсть». Прекрасный индеец прочно занял место на обложках ее романов.
Мэгги бросила быстрый взгляд через всю комнату, туда, где лежали книги. Она чувствовала гордость создателя. Двенадцать историко-романтических новелл за шесть лет, а кроме того, четыре лучших бестселлера. И везде воин-индеец украшал обложку.
Мэгги снова взглянула на юношу. Как случилось, что он — точная копия того воина из ее сна? Что делал он в ее владениях, почти обнаженный, одетый лишь в набедренную повязку и мягкие мокасины? Слава Богу, что Бобби Бегущий Конь не убил его!
Мэгги вновь рассеянно бросила взгляд на индейца, отметив длинные черные волосы, прямые брови, орлиный нос и волевой подбородок. Кожа у него была цвета старой меди, гладкая и нежная с двумя бледными рубцами на груди и страшной раной на правом боку.
Она решила, что юноша прекрасно сложен. Фигурой он мог бы соперничать с Фабио [5], великолепным итальянским прорицателем, изображения которого так часто появлялись на обложках книг Джоанны Линдсей. Те же широкие плечи и сильные руки, красивое и, вдобавок, волевое лицо.
Мэгги встряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Ведь это не роман, а действительность.
Будь он трижды красив и привлекателен, она не желала иметь дела ни с кем из мужчин. Однажды она уже была ранена любовью и не желала разбить свое сердце снова. К чему опять страдать!
Она бесшумно откатила инвалидное кресло и тихо покинула спальню.
Приблизившись к столу, что стоял в просторном кабинете, облицованном дубовыми панелями, она устроилась у компьютера, пытаясь сосредоточиться на любовной сцене романа. Она работала как раз над нею в ту минуту, когда Бобби ворвался в дом, оповестив, что подстрелил индейца. Мэгги тут же позвонила доктору в Старгис, но ей ответили, что доктора вызвали, он вернется только ночью. Мэгги сообщила слуге доктора о несчастье на ранчо и дала отбой. К счастью, ее домоправительница Вероника Маленькая Луна оказалась на ранчо, когда Бобби принес в дом незнакомца. Вероника обработала рану, заверив Мэгги, что юноша вне опасности, хотя и потерял много крови. Вероника предупредила ее, что ночью, возможно, его будет лихорадить, и выразила готовность остаться и ухаживать за раненым. Все же Мэгги отослала ее домой. Веронику ждали там муж-работяга и двое сыновей-подростков, а здесь Мэгги всегда могла рассчитывать на Бобби, жившего в домике для гостей. Его, при необходимости, можно было вызвать по телефону.
Мэгги усмехнулась. Бобби мечтал стать воином и не смог отличить человека от оленя!
Она устремила взгляд в голубой экран компьютера, но тщетно. Мэгги просто не в силах была перестать думать о мужчине в соседней комнате и не переставала спрашивать себя о том, кто он и откуда.
Вероника позвонила в полицию Старгиса и рассказала о случившемся. Час спустя шериф Линдсей Холистер выехал для расследования. Он допросил Бобби и пришел к заключению, что имел место несчастный случай на охоте. Шериф согласился с Вероникой, что во избежание осложнений лучше всего не трогать раненого.