* № 9 (II ред.).

Домъ нашъ былъ одинъ изъ старыхъ барскихъ домовъ, въ которыхъ со дня ихъ основанія ничего не изм

ѣ

нялось изъ стараго порядка, а только въ томъ же порядк

ѣ

прибавлялось новое вм

ѣ

ст

ѣ

съ изм

ѣ

нявшимися покол

ѣ

ніями и потребностями. Все отзывалось воспоминаніями о немъ, о его д

ѣ

тств

ѣ

, о его матери, отц

ѣ

, д

ѣ

д

ѣ

. <Кабинетъ его былъ кабинетъ его отца и д

ѣ

да, еще д

ѣ

довская, кожанная мебель съ гвоздиками стояла въ немъ и вис

ѣ

ли портреты его отца, д

ѣ

да и прад

ѣ

да и охотничьи гравюры, привезенныя д

ѣ

домъ изъ Англіи и отцомъ его обд

ѣ

ланныя въ рамки. Шкапы съ книгами въ библіотек

ѣ

рядомъ были наполнены – одинъ философскими энциклопедическими книгами д

ѣ

да въ кожанныхъ переплетахъ съ золотыми обр

ѣ

зами, другой непереплетенными и неразр

ѣ

занными историческими книгами отца и третій его книгами. Въ гостиной постарому стояла симетрично д

ѣ

довская мебель и вис

ѣ

ли два въ золотыхъ рамахъ зеркала, картина снятія съ креста, вс

ѣ

ми принимаемая за Тицьяна, и два портрета бабушекъ>. Отцомъ его старая мебель была <отполирована за ново> и обита штофомъ, и картина снятія со креста и коверъ во всю комнату, теперь ужъ старой, были прибавлены къ украшенію гостиной. Татьяна Семеновна, уже вдовой, украсила гостиную перегородкой съ плющемъ и над

ѣ

ла чехлы на мебель и протянула полосушки черезъ коверъ. Точно такія же прибавленія и украшенія зам

ѣ

тны были и во вс

ѣ

хъ другихъ комнатахъ, особенно на половин

ѣ

и въ комнат

ѣ

Татьяны Семеновны. Тамъ было столько дивановъ, диванчиковъ, ширмовъ, ширмочекъ, шифоньерокъ, шкапчиковъ, столовъ, столиковъ, часиковъ, вещицъ, все разныхъ временъ и цв

ѣ

товъ и фасоновъ, д

ѣ

довскихъ и нын

ѣ

шнихъ, что все это на первое впечатл

ѣ

ніе поражало своей пестротой и разнородностью и загроможденностью, но потомъ все это очень пріятно соединялось въ одинъ общій характеръ домовитости и уютности, который особенно понятенъ былъ, когда среди всего этаго въ своемъ волтеровскомъ кресл

ѣ

сид

ѣ

ла сама Татьяна Семеновна. Посуда, кухня, экипажи, старая прислуга, столъ – все было въ томъ же изобильномъ старинномъ и фамильномъ характер

ѣ

. Всего было много, все было не ново, но прочно, опрятно и по старинному красиво. Отъ всего, начиная отъ тяжелыхъ м

ѣ

дныхъ подсв

ѣ

чниковъ, изображающихъ толстаго амура, дувшаго вверхъ, отъ тяжелаго трюмо съ р

ѣ

зными полками, до кіе[в]скихъ соусниковъ и старыхъ лакеевъ Татьяны Семеновны и особеннаго никольскаго манера д

ѣ

лать кашку, – отъ всего пахло хорошими старыми семейными воспоминаніями. Вс

ѣ

эти воспоминанія тотчасъ же сроднились со мною. Мн

ѣ

казалось, что я сама помнила, какъ умиралъ его отецъ такъ [3 неразобр.] на большомъ кожаномъ диван

ѣ

, какъ самъ Сережа, бывшій ребенкомъ самымъ прекраснымъ, живымъ и милымъ, въ мір

ѣ

[?], разбился головой объ уголъ, сб

ѣ

гая съ л

ѣ

стницы, какъ изъ д

ѣ

тской въ первый разъ перевели внизъ къ гувернеру этаго самаго кроткаго ребенка въ мір

ѣ

, и какъ онъ спрыгнулъ въ окно изъ залы, и его посадили въ этотъ самый чуланъ подъ л

ѣ

стницей, и какъ онъ, лучшій сынъ въ мір

ѣ

, въ растопель въ первый разъ прі

ѣ

халъ большимъ посл

ѣ

университета. Вся эта старина, отъ разсказовъ его матери, няни и его самаго, ожила въ моихъ глазахъ и слилась съ воспоминаніями о немъ въ то время, когда я не знала его.

* № 10 (II ред.).

Все время мое отъ поздняго утра и до поздней ночи принадлежало не мн

ѣ

и было занято, даже ежели бы я и не вы

ѣ

зжала. Мн

ѣ

это было уже не весело и не скучно, а казалось, что такъ, а не иначе должно быть. Такъ было и въ то время, когда я над

ѣ

ялась быть матерью. Внимательность и уваженіе ко мн

ѣ

мужа какъ будто еще увеличились въ это время, но часто мн

ѣ

больно и неловко было зам

ѣ

чать, что какъ будто не одна я, были причины этой внимательности.

Часто, сама размышляя о новомъ предстоящемъ мн

ѣ

чувств

ѣ

, я становилась недовольна в

ѣ

чной разс

ѣ

янностью и пустыми заботами, поглощавшими меня, и мн

ѣ

казалось, что вотъ стоитъ мн

ѣ

сд

ѣ

латься матерью, и я само собой брошу вс

ѣ

старыя привычки и вкусы и начну новую жизнь. Я ждала и перерожденья, и счастія отъ материнской любви. Мн

ѣ

казалось, что новое чувство безъ всякаго подготовленья съ моей стороны, противъ моей воли, схватитъ меня и увлечетъ за собой въ другой счастливый міръ. Но Богъ знаетъ отчего это случилось? отъ того ли, что я хуже другихъ женщинъ, отъ того ли, что я находилась въ дурныхъ условіяхъ, или это общая участь вс

ѣ

хъ насъ, женщинъ, только первое и сильн

ѣ

йшее чувство, которое мн

ѣ

доставилъ мой ребенокъ, было горькое оскорбительное чувство разочарованія, <см

ѣ

шанное съ гордостью, сожал

ѣ

ніемъ и сознаніемъ необходимости н

ѣ

которой притворно-офиціяльной н

ѣ

жности.> Сгорая отъ нетерп

ѣ

нія узнать это сильн

ѣ

йшее новое чувство, об

ѣ

щавшее мн

ѣ

столько радостей, я въ первый разъ ожидала своего ребенка. Ребенка принесли, я увидала маленькое, красное, кричащее созданьице, упиравшееся мн

ѣ

въ лицо пухлыми ручонками. Сердце упало во мн

ѣ

. Я взяла его на руки и стала ц

ѣ

ловать, но то, что я чувствовала, было такъ мало въ сравненіи съ т

ѣ

мъ, что я хот

ѣ

ла чувствовать, что мн

ѣ

показалось, что я ничего не чувствую. Я хот

ѣ

ла отдать ребенка, но тутъ были няня, кормилица съ н

ѣ

жно улыбающимися лицами, вызывающими мою н

ѣ

жность, тутъ были его глаза, какъ-то вопросительно гляд

ѣ

вшіе то на меня, то на Кокошу, и мн

ѣ

стало ужасно больно и страшно.

– Вотъ они вс

ѣ

ждутъ отъ меня чего-то, – думала я, – ждутъ эти добродушныя женщины, ждетъ и онъ, а во мн

ѣ

н

ѣ

тъ ничего, – какъ мн

ѣ

казалось. Но я еще разъ прижала къ себ

ѣ

ребенка, и слезы выступили мн

ѣ

на глаза. – Неужели я хуже вс

ѣ

хъ другихъ женщинъ? – спрашивала я себя. И страшное сомн

ѣ

ніе въ самой себ

ѣ

проникло мн

ѣ

въ душу. Но этотъ страхъ, эти сомн

ѣ

нья продолжались недолго. Съ помощью в

ѣ

чнаго разс

ѣ

янья, частью притворяясь, частью признаваясь себ

ѣ

и другимъ въ своей холодности къ ребенку и полагая, что это такъ и должно быть, я примирилась съ своимъ положеньемъ и стала вести старую жизнь.

Комментарии Н. М. Мендельсона

СЕМЕЙНОЕ СЧАСТИЕ.

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ.

По словам самого Л. Н. Толстого, в основу художественного замысла, воплощенного в «Семейном счастии», легла история его отношений к Валерии Владимировне Арсеньевой, в первом браке Талызиной, во втором – Волковой. В письме к П. И. Бирюкову от 27 ноября 1903 г. Толстой сообщал: «Потом главное, наиболее серьезное – это была Арсеньева Валерия. Она теперь жива, за Волковым была, живет в Париже. Я был почти женихом («Семейное счастье»), и есть целые пачки моих писем к ней».¹⁷

На основании этих писем П. И. Бирюков, в III изд. I т. биографии Л. Н. Толстого (М., 1923), дал отдельную главу под заглавием «Роман» (стр. 138—160). На основании тех же материалов говорят об отношениях Толстого к Арсеньевой H. Н. Гусев в книге «Толстой в молодости» (М., 1927, стр. 254—268) и В. А. Жданов в работе «Любовь в жизни Льва Толстого» (М., 1928, кн. первая, стр. 38—45). П. И. Бирюков и H. Н. Гусев упоминают и о том, как «роман» Толстого отразился в «Семейном счастии». Этому же вопросу посвящена работа П. Павлова, напечатанная в «The Slavonic review» (Vol. VII, 1929, January), «Tolstoy’s Novel Family Happiness».¹⁸