– A! Лизавета Александровна! здраствуйте, – сказалъ онъ, увидавъ меня, и все лицо его отъ бороды до лба просіяло той милой, дружески-спокойной улыбкой. – Наконецъ-то удалось увидать васъ. Такъ-то лучше.

– Разв

ѣ

вы не любите ея новую прическу? – спросила Маша. – А я нахожу, что къ ней очень идетъ.

– А я ненавижу всякое фр, фр, фр! – сказалъ онъ. – Зач

ѣ

мъ? Эти барышни, что были здесь, теперь возненавид

ѣ

ли ее за это сизое платье <я и поговорить не см

ѣ

лъ ц

ѣ

лый день>, и самой ей неловко было, да и не красиво. То ли д

ѣ

ло – такъ опять запахло фіялкой и Александръ Иванычемъ и вс

ѣ

мъ хорошимъ. —

Я только улыбалась и молчала. Маша вид

ѣ

ла, что я нравлюсь ему, и р

ѣ

шительно не понимала, что это значило. Какъ не любить, чтобы женщина, которую любишь, выказывалась въ самомъ выгодномъ св

ѣ

т

ѣ

? А я уже понимала, чего ему надо. Ему нужно было в

ѣ

рить, что во мн

ѣ

н

ѣ

тъ кокетства, чтобы <сильн

ѣ

е> любить меня, и когда я поняла это, во мн

ѣ

и т

ѣ

ни не осталось кокетства нарядовъ, причесокъ, движеній. Правда, явилось тогда во мн

ѣ

б

ѣ

лыми нитками шитое кокетство – простота, тогда, когда еще не могло быть простоты. И онъ в

ѣ

рилъ, что во мн

ѣ

не было кокетства, а были простота и воспріимчивость, которыхъ ему хот

ѣ

лось во мн

ѣ

. <Какъ часто въ это время я вид

ѣ

ла, какъ онъ приходилъ въ восторгъ отъ своихъ собственныхъ мыслей, которыя я ему высказывала по своему, какъ онъ наивно радовался на самаго себя, видя, воображая, что радуется на меня. Однако> Женщина не можетъ перестать быть кокеткой, когда ее любятъ, не можетъ не желать поддерживать обмана, состоящаго въ томъ уб

ѣ

жденіи, что она лучшая женщина въ мір

ѣ

, и я невольно обманывала его. Но и въ этомъ какъ онъ высоко поднялъ меня отъ того, что я была прежде. Какъ легче мн

ѣ

было и достойн

ѣ

е – я чувствовала – выказывать лучшія стороны своей души, ч

ѣ

мъ т

ѣ

ла. Мои волосы, руки, мои привычки, какія бы он

ѣ

не были, хорошія или дурныя, мн

ѣ

казалось, что онъ вс

ѣ

зналъ и сразу оц

ѣ

нилъ своимъ проницательнымъ взглядомъ, такъ что я ничего кром

ѣ

желанія обмана, ломанья не могла прибавить къ своей красот

ѣ

, душу же мою онъ не зналъ, потому что онъ любилъ ее, потому что въ то самое время она росла и развивалась, и тутъ-то я могла и обманывала его. Притомъ какъ мн

ѣ

легко стало, когда я ясно поняла это. Эти смущенье, ст

ѣ

сненность движеній совс

ѣ

мъ изчезли во мн

ѣ

, какъ и въ немъ. Я чувствовала, что спереди ли, съ боку, сидя или ходя онъ вид

ѣ

лъ меня, съ волосами кверху или книзу, – онъ зналъ всю меня <(и мн

ѣ

чуялось, любилъ меня какой я была) я не могла ни на одинъ волосъ кр

ѣ

пче привязать его. Но за то> Я даже не знаю, была ли бы рада, ежели бы онъ вдругъ сказалъ мн

ѣ

, что у меня глаза стали лучше. Зато какъ отрадно и св

ѣ

тло на душ

ѣ

становилось мн

ѣ

, когда пристально вглядываясь въ меня и какъ будто вытягивая глазами изъ меня ту мысль, которую ему хот

ѣ

лось, онъ вдругъ, выслушавъ меня, говаривалъ тронутымъ голосомъ, которому онъ старался дать шутливый тонъ: – Да, да, въ васъ есть. Вы отличная д

ѣ

вушка, это я долженъ вамъ сказать. Вы интересная д

ѣ

вушка, не interessante, а интересная, [такъ] что мн

ѣ

хот

ѣ

лось бы узнать конецъ отличной вещи, которую я въ васъ читаю.

И в

ѣ

дь за что я получала тогда такія награды, обхватывавшiя всю мою душу счастіемъ? За то, что я говорила, какъ трогательна любовь старика Григорья къ своей внучк

ѣ

, что какъ онъ по своему хорошо любитъ ее, и что я прежде этаго не понимала. Или за то, что мн

ѣ

сов

ѣ

стно бываетъ отчего-то гуляя проходить мимо крестьянокъ, когда они работаютъ, и хот

ѣ

лось бы подойти къ ихъ люлькамъ, но не см

ѣ

ю. Или что Бетховен поднимаетъ меня на св

ѣ

тлую высоту, что летаешь съ нимъ, какъ во сн

ѣ

на крыльяхъ. Или за то, что слезы у меня навернутся, читая «Для береговъ отчизны дальней». И все это, какъ теперь вспомню, не мои чувства, а его, которыя смутно лепетали мои д

ѣ

тскія уста. И удивительно мн

ѣ

подумать, какимъ необыкновеннымъ чутьемъ угадывала я тогда все то, что надо было любить, и что только гораздо посл

ѣ

онъ открылъ мн

ѣ

и заставилъ полюбить.

* № 3 (I ред.).

Но хотя я не см

ѣ

ла признаться себ

ѣ

, что люблю, я уже ловила во всемъ признаковъ его любви ко мн

ѣ

. Его къ концу л

ѣ

та больше и больше сдержанное обращеніе со мной, его частыя пос

ѣ

щенія несмотря на д

ѣ

ла, его счастливый видъ у насъ наводили меня на эту догадку. Но чуть-чуть я взглядомъ, словомъ показывала свою радость и надежду, онъ сп

ѣ

шилъ холодно-покровительственнымъ тономъ, иногда больно и грубо разбить эту надежду. Но я еще сильн

ѣ

е над

ѣ

ялась, чувствуя, что онъ боится меня. – Къ концу л

ѣ

та онъ сталъ р

ѣ

же

ѣ

здить, но на мое счастье нашъ прикащикъ забол

ѣ

лъ во время самой уборки хл

ѣ

ба, и онъ долженъ былъ прі

ѣ

зжать на наше поле и не могъ не за

ѣ

зжать къ намъ.

* № 4 (I ред.).

– Какже, неужели вы никогда не говорили: – Я васъ люблю, – спросила я см

ѣ

ясь.

– Не говорилъ и не буду говорить нав

ѣ

рное, и на кол

ѣ

но одно не становился и не буду, – отв

ѣ

чалъ онъ. <А черезъ нед

ѣ

лю онъ мн

ѣ

говорилъ эти слова и говорилъ невольно, изъ всей души, и были знаменья, и слова эти были эпохой въ нашей жизни. И въ словахъ этихъ было все лучшее счастье и моей, и его жизни. Ему, казалось, былъ непріятенъ разговоръ на эту тему, онъ подозвалъ Соню и сталъ ей разсказывать сказку.

– Да вы хорошенькую разскажите, чтобы и нам слушать можно было, – сказала Маша.

– Хорошо, постараюсь.

– Исторію разскажи, – сказала Соня, – чтобъ похоже было.

– Хорошо, самую похожую. Я вамъ исторію разскажу, и онъ взглянулъ на меня. Я ус

ѣ

лась подл

ѣ

него и стала слушать. Соня с

ѣ

ла къ нему на кол

ѣ

ни. Онъ обращался къ ней и не смотр

ѣ

лъ уже на меня. Вотъ что онъ разсказалъ.

– Въ н

ѣ

которомъ царств

ѣ

, въ н

ѣ

которомъ государств

ѣ

жила была одна принцесса.⁹

– Какъ ее звали? – спросила Соня.

– Звали ее..... Никитой.

Соня захохотала.

– Только у барышни Никиты не было ни отца, ни матери.

– Какъ у насъ, – сказала Соня.

– Да ты не перебивай. Была только у нея волшебница, которая очень полюбила ее. Волшебница разъ пришла къ ней ночью и сказала: – Ты хорошая принцесса, я тебя люблю и хочу дать счастье. Чего ты, говоритъ, хочешь? – А Никита не знала, чего она¹⁰ хочетъ, и говоритъ: – Я не знаю. – А ежели не знаешь, такъ вотъ теб

ѣ

два пузырька,¹¹ въ нихъ самое лучшее счастье. – Что же, говоритъ, съ ними д

ѣ

лать? – А вотъ что. Носи ты всегда эти пузырьки при себе, подл

ѣ

сердца, и когда теб

ѣ

захочется счастья, возьми голубенькой пузырекъ, выпей сама, а красненькой дай выпить какому нибудь человеку, который бы былъ не много старше тебя, и будешь счастлива.

– Отчего? – спросила Соня.

– Оттого, что будешь всю [жизнь] любить другъ друга съ этимъ челов

ѣ

комъ.

– И вкусно это, что въ пузырьк

ѣ

¹² было? – спросила Соня.

– Вотъ увидишь. Только вотъ что, – говоритъ волшебница, – ежели ты не сразу выпьешь свой пузырекъ и тому челов

ѣ

ку не весь отдашь, то вм

ѣ

сто счастья будетъ теб

ѣ

несчастье и т

ѣ

мъ, кому ты будешь давать пить, и еще говоритъ, ежели ты перепутаешь и сама будешь пить изъ красненькаго, тоже будетъ теб

ѣ

несчастье. А ежели прольешь, разобьешь или понемногу раздашь изъ пузырьковъ эту воду, то ужъ другихъ теб

ѣ

не будетъ. – Ну хорошо. Только у принцесы былъ одинъ пріятель, тоже Принцъ,¹³ который часто къ ней

ѣ

здилъ въ гости и очень любилъ ее.