Затем снова тот же ужасающий крик, начавшийся на хриплой низкой ноте, перешедший в течение секунды в протяжный вой и замерший еле слышным стонущим звуком. Сначала казалось, что это был голос какого-то дикого зверя. Но эти жалобные причитания за стеной! В них слышалась человеческая тоска и интонации разумного существа… И все-таки это никоим образом не был голос человека!

Охваченный непреодолимой жутью, Ильин поспешно вытащил из кармана брюк револьвер и долго полусидел в постели, не решаясь сделать движения и напряженно прислушиваясь к каждому шороху за окном. Все было тихо, и в конце концов он незаметно для себя уснул.

С сияющим утром пришла беспричинная молодая радость. Когда распахнулась сетка окна и поток лучей сверканием и блеском заполнил комнату, нелепым и комичным показался заряженный револьвер на стуле возле кровати. Быстро одевшись, Ильин прошел на веранду.

Сад был невелик и запущен. Буйная тропическая зелень победоносно захватывала дорожки. У самой веранды гигантское дерево раскидывало на огромной высоте широкую крону. Лиана полдюжиной толстых канатов обвивала бугристый корявый ствол и, взобравшись наверх, спускалась нарядной бахромой. Кучка огненно-красных птичек с писком и гвалтом ссорилась высоко в ветвях. Спереди и справа сад замыкала густая стена кустов.

Когда Ильин через небольшую калитку вышел наружу, характер местности определился с первого взгляда. Остров в этом месте представлял собою узкую, всего шагов в триста шириной, но довольно длинную гряду, полого спускавшуюся в обе стороны к болоту. Далее, насколько хватал взгляд, тянулось болото, кое-где поросшее мангровыми деревьями с сетью воздушных корней, конусом поднимавшихся над топью.

Справа виднелся ряд крыш, закутанных в зелень, слева остров прорезывала поперек бетонная стена. В стене имелись, по-видимому, единственные ворота с крошечным домиком возле них. В данный момент ворота были заперты, и на скамеечке у караульного домика сидели двое солдат.

Ильин счел преждевременным направлять любопытство в эту сторону и пошел вправо от дороги, пролегавшей в нескольких шагах от края болота. В этот ранний час было еще пусто и тихо. Вдруг Ильин услышал насмешливый голос Кроза:

— Доброго утра, коллега! Я вижу, вы встаете рано, но если уж я застал вас вне дома, разрешите показать вам лабораторию, животных и прочее наше хозяйство.

То, что сидело в клетке, чрезвычайно трудно поддавалось описанию. Во всяком случае, это не могло быть ни одной из крупных человекообразных обезьян. Кроз наслаждался изумлением молодого ученого.

Громадные, ниже колен спускающиеся руки, низкий череп и чудовищные клыки, горящие глаза под нависшими надбровными дугами и, по крайней мере, в два метра туловище, покрытое длинной буро-серой шерстью, производили жуткое впечатление. При виде людей гигантское животное с такой яростью бросилось к решетке, что Ильин невольно отшатнулся.

Кроз похлопал его по плечу:

— А хороша обезьянка, коллега? Вы не находите, что Гагенбек[6] загустил редкую возможность сотворить подобное чудовище и выдать его за новую человекообразную обезьяну, только что найденную, скажем, в глубине недоступных джунглей Центральной Африки. Я думаю, что любой зоологический сад пошел бы на какие угодно жертвы для получения этакого экспоната.

— Хорошо, профессор, — сказал Ильин. — Очевидно, перед нами один из ваших гибридов — помесь оранг-утана и гориллы. Об этом говорит цвет его шерсти, явно промежуточный между рыжей мастью оранг-утана и серо-черной шерстью гориллы. Но откуда же этот чудовищный рост? Это что-то ужасающее: ведь этот зверь несравненно крупнее самой гигантской гориллы!

Кроз снова расплылся в улыбку:

— Вот это-то, дорогой мой, и является самым интересным. Разумеется, не тот факт, что гибрид оказался больше обеих родительских форм. Это вещь старая и общеизвестная. Возьмите семикилограммных петухов, происшедших от скрещивания бойцовых петухов с породой доркинг, или громадных гусей, полученных от гуся тулузского и гуся эмденского, или верблюдов, иногда чуть ли не со слона ростом — результат скрещивания чистого одногорбого верблюда с чистым двугорбым. Интересно выяснить причину этого явления, а выяснить причину — значит овладеть механизмом явления. Обратите внимание: когда культура накладывает руку на какое-либо растение или животное, нередко легко и быстро достигается увеличение роста и веса, иногда весьма значительное. Однако это увеличение не беспредельно, и через некоторое время мы упираемся… ну, если хотите, в потолок. Упираемся, и дальше ни с места.

От лесной земляники до громадной культурной ягоды в сто граммов весом расстояние огромно. Так? Но можно ли вывести породу земляники с ягодами в полкило? Нельзя. Другой пример. Еще в прошлом столетии была создана знаменитая свинья в две трети тонны весом, а после этого мы бессильны прибавить сюда хоть сотню кило. Потолок, дорогой мой, и как будто ничего не поделаешь.

— Вы сказали: «как будто?» — вставил Ильин.

— Да, только «как будто», потому что в некоторых случаях потолок-то, знаете ли… гнется. В самом деле: максимальный вес петуха крупнейшей чистой породы шесть кило. И вдруг помесь имеет уже семь! Что означает лишний килограмм? Дыру в потолке, дорогой мой, дыру в потолке, и ни что другое! Вы никогда не задумывались над этим вопросом, мсье Ильин?

— Нет… Но раз перед нами в клетке имеется явление такого рода, то я был бы очень рад услышать ваше мнение о его причинах.

Ильин невольно отшатнулся… «Очевидно, перед нами один из ваших гибридов — помесь оранг-утана и гориллы», — сказал он.

— Причинах? — Кроз усмехнулся, и его узенькие серые глаза заблестели. — Причин несколько, дорогой мой, но на первое место я выдвигаю прежде всего одну. Она очень проста, мсье Ильин, но, по-видимому, как раз самое простое постигается с наибольшим трудом. Чтобы не ходить далеко, возьмем для примера сидящее перед нами чудовище. Как произошла от более мелких предков горилла? Очевидно, вследствие того, что на протяжении веков возникли несколько усиливающих рост генов[7]. На другом конце земного шара оранг-утан произошел также от мелких предков и также вследствие появления усиливающих генов, но только… тех ли самых генов, коллега?

— Я считаю последнее маловероятным, — сказал Ильин.

— И вы совершенно правы. Да, гены, усиливающие рост гориллы, и гены, усиливающие рост оранг-утана, — это разные гены. И когда мы произвели скрещивание, одни гены усилили действие других, и вот — результат перед вами. Отсюда для вас ясно, где надо искать особо резких уклонений вверх. Они будут получаться посредством скрещивания наиболее крупных пород, притом пород, происшедших от мелких предков, возможно, независимо друг от друга. И теперь уже я спрошу вас: какой еще вывод, по-вашему, вытекает из этого объяснения, — если, конечно, оно верно, — и каким путем это объяснение можно было бы подтвердить или опровергнуть?

Кроз умолк и, слегка усмехаясь, уставился на собеседника. Ильин на минуту задумался.

— Я полагаю, — ответил он, — что этот путь напрашивается сам собой. Если во втором поколении при расщеплении, согласно закону Менделя[8], часть потомства сохранит громадный рост родителей, то вы правы. Но вместе с тем… — Ильин чуть запнулся. — Вместе с тем, в этом случае мы имели бы возможность создания стойких гигантских рас посредством расщепления полученных крупных гибридов.

Лицо Кроза просияло.

— Я думаю, коллега, — сказал он, — что мы с вами далеко пойдем, если мы понимаем друг друга с полуслова. Вы правы. И я могу сообщить вам, что этот гигант — гибрид второго поколения, и что гигантские расы здесь, в Ниамбе, мы уже создаем!